Галина ГРАНОВСКАЯ
                                                                  г. Симферополь    
                                      ПОДРУГИ

 

    Чаще всего дружеские отношения основываются на каких-то общих интересах. Но что общего между Верой Петровной и Еленой Петровной? Только то, что отчества совпадают и обе преподают один и тот же предмет. А в остальном они полная друг другу противоположность. Елена Петровна быстрая, Вера Петровна медлительная. Елена живет одна, у Веры большая семья. Елена маленького роста и хрупкого телосложения. Вера женщина высокая и  крупная. Елена всегда безукоризненно одета, любит изысканные костюмы и украшения, носит дорогие туфли на немыслимом каблуке и косметикой пользуется дорогой. Огромные черные глаза кажутся еще больше от подводки и трех слоев туши на длинных  ресницах. Пухлые губы сияют перламутровой помадой. На плечи падает черная грива прямых густых волос.  А Вера всегда опускает глаза, проходя мимо больших зеркал. «Смотреть на себя не могу», ― с тихим отвращением говорит она. Пугают ее собственные сто кило, облаченные в балахон а-ля Пугачева из дешевой синтетики. Не желает она видеть ни широконосые туфли на плоской подошве, ни рыжие химические кудряшки над бледным, словно выцветшим, лицом. И уж если ей случается чуть-чуть подкрасить губы, то делает она это, пользуясь крошечным зеркалом своей древней пудреницы.
    Для меня долгое время оставалось загадкой, что же их связывает? Возможно, это и не так, но я пришла к выводу, что в основе их тесной многолетней дружбы лежит… зависть. Не злобная, тяжелая, а легкая, может быть, слегка приправленная любопытством. 
    ― Хорошо тебе, ты не знаешь, что такое одиночество, ― вздыхает Елена Петровна. ― Дом, семья, полно народу.
    ― Ага, ― кивает Вера Петровна. ― Что верно, то верно, народу много и скрыться от него некуда. День расписан по минутам, и все эти минуты принадлежат этому самому народу. Подъем в половине седьмого ― это в лучшем случае. Голова еще спит, а руки уже работают, младшего поднимают-одевают, потом бегом на кухню, готовить завтрак. Кормишь, сама кое-как одеваешься, тащишь младшего в сад. Попутно, дочь доводишь до  школы. Потом на работу. За пять минут до звонка влетаешь в учительскую, чтобы взять журнал. И хорошо, что за пять минут ― завуч не успевает мозги прополоскать. После работы, на всех парах,  в детский сад, одеваешь ребенка, волочишь на себе домой, а дома уже второе дитятко ждет, надо уроки помочь сделать. Справились с задачей по математике ― время готовить ужин. А еще уборка, стирка, глажка…  Да я просто ломовая лошадь, которая день за днем тащит семейную повозку. 
    ―Ты не знаешь, что такое одиночество. Это пострашнее любой домашней работы. И что такое жизнь в общежитии не знаешь.  Это…― Елена Петровна поднимает к потолку свои прекрасные глаза. ― Это непередаваемо. 
    ― Я жила в общежитии, ― возражает Вера. ― В студенческие годы.
    ― Вот именно, в студенческие годы. В студенческие годы жить в общежитии ― это в кайф, общение, друзья, вечеринки, дискотеки ― никакого одиночества. Воспринимаешь все остро, все интересно, не то, что сейчас, когда тебе давно за тридцать. В мои тридцать пять уже надо иметь дом или квартиру, мужа и ребенка. Ну, или хотя бы что-нибудь одно из этого набора. У меня же ― ничего, проснешься ночью ― темно и страшно. Вокруг пустота. Только часы отстукивают секунды и минуты… и с каждым днем все быстрее, быстрее…― В глазах Елены Петровны  появляются слезы, но она быстро берет себя в руки. Слезы это роскошь, которой она не может себе позволить, во всяком случае, на людях. Потечет тушь, поплывет макияж, на который потрачено не меньше часа утреннего драгоценного времени. ― Да что я говорю, тебе меня не понять, у  тебя, вон, полный комплект.
    ― Комплект! ― с негодованием восклицает Вера Петровна. ― Знала бы, каких сил стоит обслужить этот комплект. Вечная раба… А ты, ― Вера с завистью оглядывает нарядную подругу, ― ты  сама себе хозяйка. Выглядишь, как принцесса, живешь, как королева, хочешь ― спишь, хочешь ― ешь... 
    Вера Петровна действительно не понимает, как можно жаловаться на то, что все свободное от работы время твое,  и все деньги, которые зарабатываешь,  можешь тратить только на себя, любимую. 
    Но в то же время, где-то внутри она чувствует, что именно ее жизнь идет так, как надо, так как принято, и по-женски  жалеет свободную и независимую Елену Петровну. И жалея,  пытается знакомить ее с  каждым свободным от брачных уз мужчиной, из тех, что попадают в поле ее зрения.  Пару раз она приглашала на совместный ужин Елену и приятелей мужа, которые по каким-то причинам освободились от семейных уз. Потом пыталась свести ее с одиноким соседом по дому, замшелым холостяком, потом с директором Дома быта, в котором когда-то работала… Но почему-то обычно дальше первого, редко ― второго, свидания дело не шло. Может быть, права школьная уборщица Марья Игнатьевна, говоря, что на Елене порча, венец безбрачия? Но эту мысль Вера Петровна держит при себе, чтобы еще больше не расстраивать подругу.
    В это воскресенье в гостях у Веры с Валерой давний приятель мужа, Володька Васечкин, завернувший к ним в гости по пути в сакский санаторий. И Вера Петровна, конечно, не может устоять перед соблазном сделать очередную попытку, познакомить его с Еленой. Тем более, что выходные,  так и так, нужно печь праздничные пирожки. Зная, что пунктуальностью подруга не отличается, в двенадцать Вера на всякий случай делает контрольный звонок.
    ― Обед в два, ― напоминает. ― Не опаздывай. 
    ― Ну, не знаю, это так похоже на смотрины, ― колеблется Елена, хотя уже  два часа провела перед зеркалом, меняя наряды и размышляя, что же ей надеть. 
    ― Какие еще смотрины! ― притворно сердится Вера Петровна. ― Я тебя на обед приглашаю. Ты же горячего почти не ешь, одни бутерброды с чаем. А я сегодня борщ приготовила, курицу в духовке запекла, ― соблазняет.
    ― Ладно, ― сдается Елена. ― Только никаких пошлых намеков, ― предостерегает, ― вот, мол, одинокая женщина и все такое прочее… Знаю я твоего Валеру. 
    ― На эту тему он будет молчать как рыба, ― заверила Вера. ― К тому же, им и без того есть о чем поговорить ― десять лет не виделись.
    Все идет по отработанному сценарию. Обильный обед, потом дети убегают играть, а взрослые ― Вера с мужем, Елена и маленький, но глядящий орлом, сорокалетний капитан Васечкин еще некоторое время сидят за столом, на котором теперь только бутылка вина, принесенная капитаном,  торт, принесенный Еленой и пироги, испеченные Верой. Разговор кажется Елене Петровне неестественно веселым, шутки подозрительными  ― уж не над ней ли подсмеиваются? Даже вино ее не расслабляет. Губы поджаты, смотрит в сторону. Сразу после чая, она поднимается, прямая и гордая: мне пора. Валера наступает под столом другу на ногу, и капитан идет ее провожать. Благо, недалеко. Возвращается быстро. Моющая посуду Вера смотрит вопросительно, Васечкин в ответ пожимает плечами. Она очень славная, вздыхает Вера Петровна, уже понимая, что и на этот раз ничего не вышло. 
    ― Вижу, ― отвечает капитан. ― Только сама подумай, зачем она мне такая славная, да еще и на севере? Что я с ней делать? Поставить на рояль и любоваться? Она же не то, что ты. Она, ― машет в воздухе рукой, подыскивая подходящее слово. ― Она… Декоративная женщина, одним словом. Не для нашей солдатской жизни.
    Мужчины уходят в комнату смотреть футбол,  а Вера в кухне набирает номер Елены.
    ― Вера! ― возмущается та. ― Ты опять устраивала смотрины! Сколько раз я просила тебя этого не делать! И потом, как ты могла подумать, что мне может понравиться такой… такой недомерок?
    ― Да он замечательный мужик, ― оправдывается Вера. ― И такой одинокий. 
    ― Не в моем вкусе, ― отрезает Елена Петровна. ― И потом, он же служит в гарнизоне, пятнадцать километров от города! На севере, у черта на куличках!
     ―  И Игнатов был не в твоем вкусе, хотя живет в центре города и ездит на «опеле», ―  не может сдержаться рассерженная Вера Петровна, которой жаль и своих усилий, и подругу жаль, и непутевого Васечкина, одиноко кукующего, тихо спивающегося в своем удаленном от цивилизации гарнизоне.
    На следующий день Вера Петровна и Елена Петровна, как всегда, когда у них случалось общее «окно», то есть, ни у той, ни у другой не было урока,  пили чай в подсобке. О вчерашнем обеде не вспоминали. Собственно, и вспоминать было не о чем. Ну, не случилось чуда. А не случилось, так о чем говорить? Елена, рассеянно слушая, как Вера рассказывает о проказах младшего, и о том, какая трудная сейчас программа в первом классе, попутно изучала новый журнал мод, когда  в подсобку заглянул завуч.
    ― Иванцова позвонила, опять на больничном. 
    ― Пусть ее практикантка заменит, ― не отрываясь от журнала, тут же нашла выход из положения Елена Петровна.
    ― Со следующего понедельника она вообще уходит в декрет, ― вздыхает завуч. ― Тут уж практикантка не справится. Придется вам взять по полставки.
    Елена Петровна, хотя и жалуется постоянно на нехватку денег, брать ни полставки, ни даже четверть ставки категорически не желает. 
    ― Конец года, экзамены, тут со своими бы выпускниками справиться. И потом, как  я могу правильно оценить чужих учеников? ― пожимает плечами. ― Еще поставлю кому-нибудь не ту оценку. Разбирайся потом с родителями. Нет-нет. ― И возвращается к модели шифонового платья на пятой странице.
    ― И я не могу, ― торопливо говорит Вера. ― Вы же знаете, у меня дети. 
    ― У вас и бабушка есть. Надо, ― настаивает завуч. ― Как-нибудь справитесь. 
    ― Я как-нибудь не работаю, ― сердится Вера Петровна. 
    ― Ну, войдите в мое положение, ― меняет тон завуч, взывая к их профессиональной совести. ― Где я найду учителя английского языка в конце года?
    Но ни Елена Петровна, ни Вера Петровна, следом, входить в его положение не желают. 
    ― В мое положение ведь никто не входит, ― сердито оправдывается Вера, вернувшись в учительскую.
    Елена никогда и ни перед кем не оправдывается. Да никому и дела до них нет, все спешат подготовиться к следующему уроку. Все молчат, только практикантка из университета  робко интересуется, много ли часов.
    ― Ставка! ― отвечает Вера Петровна.
    ― А в каких классах? ― смелеет практикантка. 
    Но на этот раз она ответа не получает.
    ― Нет, ну, в самом деле, почему опять я? ― жалобно оглядывает всех, словно ища поддержки, Вера Петровна. ― Мне и моих часов выше головы. Еще полставки! Чтобы мои собственные дети чувствовали себя сиротами при живой матери? ― возмущенно. ― У них должен быть дом, должен быть обед и пироги по выходным. А я после уроков, как выжатый лимон!
    Все молчат. Все знают, что, если Елена Петровна говорит «нет», это означает «нет». А Вера Петровна, поартачившись, взвалит на себя очередной груз. В конце концов, должен же это кто-то сделать. Не оставлять же детей без английского накануне выпускных! Школьники-то не виноваты, что их учительница уходит в декрет. В свою очередь, Иванцова тоже имеет право иметь собственных детей. Надо поддержать коллегу. Нет, Вера Петровна должна взять эти часы. И она взяла бы. Так бы и случилось, если бы Верин младшенький внезапно не заболел ангиной. 

    Практикантка-третьекурсница едва верит своему счастью. Она получает право свободного посещения занятий и кучу денег в придачу ― все часы Иванцовой достаются ей. На факультет летит заявление ― «В связи с острой нехваткой преподавателей иностранного языка…».
    ― Бедная  девочка, ― сочувственно произносит Елена Петровна, поправляя перед зеркалом прическу и любуясь безупречным макияжем, на который каждое утро отводит не меньше часа. ― Зачем ей это надо? Еще студентка, ей бы гулять и гулять...
    ― Бедные ученики, ― качает головой Вера Петровна, меряя температуру у сына. ― Чему она может их научить, если сама еще ничего не знает? 

 

© Галина Грановская

Авторизуйтесь, чтобы оставить свой комментарий:

Комментариев:
Яндекс.Метрика