Иван КОНОВАЛОВ
г. Санкт-Петербург

Родился в Ярославле, в 1988 году, выучился на программиста в ЯрГУ, работает по специальности, переехал в Петербург. Печатался в журналах — «Юность», «Москва», «Эмигрантская лира», «Prosodia», «Аврора». Выпустил книгу стихов «Предвиденный огонь».

«Сходит время, сходит век...»

*   *   *
Времена не выбирают
их куют, творят, ломают
под большое тело сотен
миллионов человек.
Этот труд жесток и потен:
с чертежей, страниц, полотен
сходит дух, румян и плотен
сходит время, сходит век.

*   *   *
Удваивает чашки и сервиз
буфет с зеркальным задником, глубины
пространства мнимого выглядывают из
коробки шкафа, будто из кабины
нуль-транспортёра, но виденье лжёт — 
протянешь руку, а стекло не пустит,
смахнёшь фужер, и он в хрустальной грусти
отправится в космический полёт.
И запредельный брат его за ним,
помедлив чуть, последует: их связи
завидует, кто беден и гоним,
безбрачен, нелюдим, кто аноним
в сети — в гиперпространственном рассказе,
за кем никто не бросится, когда
толкнёт полупрозрачную фигуру
чужая сила, в мир непрочный сдуру,
где трубам подчиняется вода,
где холод остаётся за стеклом,
свет зажигают клавиши щелчком,
где жизнь скучает в комнатных горшках,
и смерть приходит фельдшером в очках.

*   *   *
Блоков бетон, панельная пятиэтажка,
клен близ нее на три ствола из корня
вырос и держит сумрак ветвистый тяжко
сучьев зеленых. Он-то его и кормит.
Кто этот дом построил, в какие годы?
Кто посадил этот клен, краснолапый прутик?
Может быть комсомолка таскала воду,
чтобы мужчины месили раствор, и груди
хлопковой тканью стянутые ходили
от дыхания быстрого, и от того, что в поле
строили дом. Ковшами большими рыли
тракторы котлован. Было ль так дотоле? —
стройка меняла болота и палисады,
блоки железобетона держали стрелы
башенных кранов, необъяснимо рада
девушка песнями души рабочих грела,
строили дом и думали: то-то въедет
в эту квартиру семья, то-то праздник будет
и никакой поющей не нужно меди,
труд состоит из подвигов, жизнь — из буден.

*   *   *
Ну что там сегодня мне вынесли сети
закинутые в океан ноосферы?
Компьютерный мозг для меня заприметил
царя Лаэртида? царя Олоферна?
Кто в водорослях, кто, пропитанный смрадом
прожёванный морем, кто сядет обедать
со мною за стол, и кому будем рада
душа моя, будто ракушке — наяда?
кто в бредень попался? кто спрячет от бреда?
Рассказчик. Старик, вся одежда в ракушках
подобие жаберных щелей на шее...
про двор Катерины, где шепчут на ушко
вельможи — седые от пудры—  подружкам
с высокой причёской, с умышленной мушкой…
Ну что же! Не хуже других угощений.
Рассказывай, старче. Я ужинать буду.
Про базу источников и вольтерьянство,
про то, как в чернильницу Екатерины
вмещалась изрядная часть государства;
двора и дворцов нарисуй мне картины,
пристрастие к картам, работе и блуду,
ты подан сегодня подливою к блюду,
а то я кусок проглотить не могу
не для развлеченья, а в виде лекарства
зерном кардамона к мясному рагу.
Так шьют неустанные вязи по ткани,
так можно зерно из ладоней ссыпать,
так пьяницы ищут спасенья в стакане,
так дети одни не хотят засыпать.
 
*   *   *
В зеркале взгляд мой ловя,
правя машиной как лодкой,
ехал таксист. Оловян
взгляд его был, и не водкой — 
 
только работой залит.
Мы выходили на стрежень,
он говорил: нужен стержень
или не стерпишь обид.
 
Раз, говорил он, когда
выпала мне штраф-стоянка...
(… мрачна асфальта вода  —
рек преисподних изнанка...)
 
...я напишу, капитан,
жалобу в прокуратуру:
спутал бы слово хоть сдуру
так и остался бы там!..
 
Зря ли он тайны постиг?
Первому стражу ответствуй:
жизнь моя длилась лишь миг
мало причин в ней и следствий,
 
только не крал, не убил,
храма зерно не скудело,
нет уголовного дела
и за рулём я не пил.
 
Тут нас тряхнуло. Глушил
визг раздираемой жести,
вонь задымившихся шин,
чудище в вымокшей шерсти
 
лодку терзало. Веслом
кормчий пытался отбиться
В радиотреске девица
пела про времени слом.

*   *   *
На красную армию, у которой дела по фронтам плохи,
которой приходится отступать и сдавать города,
на такую красную армию походят мои стихи,
которые не отчаиваются никогда.
Нет, это не хвастовство, хотя кто из нас не бахвал,
кто из певцов не ищет признания и похвал?
но что за дурак станет врать, когда речь о предельно важном?
И я говорю, что да, нам приходится отступать,
как фанерные крылья яков, стихи умеют летать,
но так ненадёжны, что лётчики сплошь отважны.
У противника лучше техника, выучка, опыт, сплав
богатства разрушенных им великолепных держав,
но мы достоверно знаем, чья правда, и чья победа.
Ну а пока мы биты и учимся воевать,
чертёжники наших НИИ забыли что есть кровать,
но строй бьёт количество, правда сильнее бреда.

*   *   *
Холодное лето, под окнами строят дорогу
ведущую к медленной, тяжеловодной реке.
Корчуют деревья, привозят песок понемногу
и глина становится руслом, теряясь в песке.

*   *   *
Я шёл туристом по тибетским тропам,
дышалось трудно, я устал идти
и на ступень близ ступы сел, дав стопам
уснуть, забыв и о пройденном пути.
 
Я видел череду людей с поклоном
идущих вверх к чужому божеству
и в божество, как женственное лоно
ладоней погружающих листву.
 
Флажков цветных весёлые гирлянды
и вычурно одетый истукан
гостей встречали, пёстры и парадны,
и заунывно блеял барабан.
 
Я не желал просить благословенья
змеиных пальцев, золочёный лик
безмолвно ждал каждения и пенья
и в исцеленье верящих калик;
 
но холодно мне стало, я поднялся:
глазами жёлтыми как у козы
пошёл смотреть на дерево с фаянсом,
на золото непролитой слезы.

©    Иван Коновалов