Светлан СУПРУНОВА
г. Калининград

ПОЭТИЧЕСКИЕ ПАРОДИИ

ЗАГАДКА ИЛЬИЧА

Ночью к стенке я поставлен,
Словно белый офицер.
Приговор читает Сталин,
Взявший душу на прицел.
Говорит, что я бесценен,
Хоть и вражеский поэт,
У него товарищ Ленин
Отбирает пистолет
И кричит: «Поэт он крупный,
Недоступный палачам,
Мы его с Надеждой Крупской
Изучаем по ночам!»
                      (Владимир Скиф)

«Капитал» в шкафу пылится.
На столе горит свеча.
Крупской по ночам не спится,
Нету сна у Ильича.
Томик мой любовно гладя,
Вождь зовёт её в кровать:
«Ну, ложись, товарищ Надя,
Будем Скифа изучать».
«Я в литературе дока, —
Говорит она в ответ, —
Знаю Пушкина и Блока,
Фета помню, Скифа — нет».
Надя сердится, похоже,
На издательский товар
И на всякий случай всё же
Надевает пеньюар —
До колен, полупрозрачный,
Тонкий, словно из дождя,
Взгляд бросает многозначный
На раздетого вождя.
Шевелит губами Ленин, —
Вроде как стихи зубрит,
Говорит, что я бесценен,
«Вот так глыба!» — говорит.
Да, у баб свои запросы.
Крупская лежит, ворча.
Ну, какие тут вопросы
О потомстве Ильича!

НУ, СКЛИФОСОВСКИЙ!    

Вопрос отнюдь не философский
И не досужий в том числе:
Любил ли женщин Склифосовский
На хирургическом столе?                
                        (Владимир Бояринов)

Ответ совсем не философский
По грешной катится земле:
Любил всех женщин Склифосовский
На хирургическом столе.

Писаки там, писаки возле,
И мысль терзает, нету сил:
Он до наркоза или после
Больную женщину любил?

Сейчас одна, потом другая…
Всё представляю, сам не свой,
Как беззащитная, нагая
Она лежит под простынёй.

Перед великими тускнею,
Каков мужик — как дуб, могуч!
«Минутка есть ещё, успею!» —
И двери запирал на ключ.

До кабинета мне два шага,
Опять с тоской (чего скрывать?)
Смотрю на стол, а там бумага.
Кто б подсказал, о чём писать?

МУКИ  ТВОРЧЕСТВА

Всё мир я спасаю, всё духом скорблю.
Как сбросить мне эту обузу?
Я каждую ночь своим сердцем кормлю
Свою сумасшедшую музу.
                                 (Николай Зиновьев)

Тревожные мысли по кругу неслись,
На глобусе выцвели краски.
Спасительных строчек, поди, заждались
В Гвинее, Мали, на Аляске.

Я грыз карандаш, я зачёркивал вздор,
Но муза явилась — о чудо! 
И, видя голодный, блуждающий взор,
Я выложил сердце на блюдо,

Печёнку, кишечника пару мотков,
Отрезана правая почка.
И вот не осталось уже потрохов,
А только одна оболочка.

И гладила муза свой круглый живот,
Мне с хищницей не было сладу,
И чтобы её подзадорить на взлёт,
Я музу пошлёпал по заду.

Она натянула короткий подол,
Взмахнула крылами, зарделась — 
И рухнула тут же на письменный стол:
«Прости меня, Коля, объелась!».

©    Светлана Супрунова