Роман КРУГЛОВ
г. Санкт-Петербург

Роман Геннадьевич Круглов — поэт, критик, редактор. Секретарь Союза писателей России, председатель Санкт-Петербургского регионального отделения Совета молодых литераторов Союза писателей России. Кандидат искусствоведения (специальность  — теория и история искусства). Заведующий искусствоведческой частью альманаха «Молодой Санкт-Петербург». Автор пяти книг стихотворений  — «История болезни»,  «36  кадров»,  «Двигатель внутреннего сгорания», «Гербарий» и «Форма жизни». В сборниках и периодической печати Санкт-Петербурга, других городов России и зарубежья публикуется с 2000 года.

«И больно небу...»

*  *  *
Надежды нет. И нет ни сил, ни дрожи,
Когда с тебя живьем содрали кожу;
Не предназначен ни для чьих ушей
Твой шепот. Но ты шепчешь жарче солнца,
И больно небу, и земля трясется,
И стыдно мирозданью. Но не ей.

*  *  *
Вот мы уже не на меже, —
На финишной кривой дорожке:
Межа-то пройдена уже,
Не будет никого дороже.

Друг друга мы не оскорбим
Враньем или последним шансом.
О жизни заживо скорбим —
Она потеряна авансом.

В воспоминаниях тайком
Живем. А в мире плотском, плоском —
Тьма, холод, степь да степь кругом. 
Отапливаю папироской

Мир, и не вижу, как присел,
Застыл пернатый в небе чудном
И смотрит с ласковым прищуром,
Поймав мой огонек в прицел.

*  *  *
Вечером напьешься — станет ясно, 
Как прожить еще один шажок…
Вышел в безвоздушное пространство
За родимый болевой порог,

Думал: одиночество и сила.
Нынче жалко льнешь к чужим дверям
И уже не помнишь, как все было
Там, где верил, ждал и доверял.

По привычке дышишь, но, похоже,
Жизни нет, есть только страх и ложь.
И никто, конечно, не поможет.
Да и сам ты этого не ждешь.

*  *  *
Как будто бы фонарь горел,
Не помню точно.
Мы танцевали во дворе
Той зимней ночью.

И тени в свете фонаря 
Густы, как вакса. 
И ты, и холод января,
И дактиль вальса…

На свет — и снова в темноту,
Полет, мельканье…
Снежинкой тает на лету
Воспоминанье.

*   *   *
Постарайся понять: хэппиэнда не будет.
И не нужно на замысел глупый пенять,
Ибо замысла нет. Нет виновных, есть люди. 
Бесполезность страданий осмелься принять

Безусловно, бестрепетно, словно цикуту.
Будь в себе, как в глуши, чтоб кругом ни души. 
Пожалей всех в последнюю эту минуту.
Это все, что ты можешь. Потом — не дыши.

*  *  *
Был особенно ярок
Среди белого дня
Твой последний подарок —
Твой уход от меня.

Было — раз! — и не стало.
Не воротишь назад,
Словно чашка упала —
И осколки лежат.

Если это расплата,
Что других я бросал,
Почему так крылато?
Почему небеса

Смотрят кротко и этим
Повторяют тебя?..

Сопряженье со смертью,
Полнота бытия.

*  *  *
День на бегу весь из планов, набросков,
Средний в снегу на мгновенье ожил:
Помнишь? Был зимний Васильевский остров
Свят, как и все у влюбленных подростков.
Помнишь замерзших витрин витражи?
Помнишь от смеха искрящийся Средний
В пышной метели, как в белой сирени?

Что ты стоишь, телефон теребя?
Вспомнил? Убей же скорее себя.  

*  *  *
Жизнь замерла и стали не нужны
Мечты и звезды, чаянья и сны,
Затем они пропали, как сигнал...
Не ты ушла — я сам тебя прогнал.

Поскольку знал, что станешь мне чужой,
Трезвея, становясь самой собой.
Ты справилась. Мне тоже по плечу
Без цели делать то, что не хочу.

Хотя и праздник, и горят огни,
Такие тихие настали дни,
Так на душе беспомощно свежо…
И беспощадный сыплется снежок.

*  *  *
Осторожен, сдержан, жесток к себе,
Отдаю все больше делам и людям,
Потому что знаю: в моей судьбе
Чего я хочу, все равно не будет.

Ни минуты с прошлым наедине.
Кто приносит пользу, тот не калека.
И все больше — жалость к другим во мне,
Но все меньше, меньше — от человека.

*   *   *
Сама в канат не скрутится пенька, 
Мотор не заведется с полпинка.
Пошевелись, не то — кормить сомов,
Ведь ты не то, что плавает само.

И в шторм и в штиль трезубцем гордых мачт
На горизонте выспренно маячь.
А чтобы к людям, к берегу — ни-ни.
Будь сильным до конца, потом — тони.

©      Роман Круглов