Николай ГОНЧАРОВ
г. Ярославль
СКАЗ ПРО ТО, КАК ИВАН, ПЕТРОВ СЫН,                    ЗА СЧАСТЬЕМ ХОДИЛ                                                          

Часть первая
В деревушке невеликой
У лесочка с земляникой,
Среди пашен и лугов
Жил крестьянин Пётр Петров.
То с топориком, то с плугом,
А порой с гончарным кругом,
Управляться был готов
С юных лет без лишних слов.
Честно отслужил солдатом,
Ставил сеть за перекатом,
Летом по грибы ходил,
Пиво крепкое варил.
В доме с садом и овином
Жил с женой и младшим сыном,
Старших в прошлые года
Затянули города.

Младший сын был добрым малым:
Не буяном, не нахалом,
И умён был, и пригож —
В общем, на отца похож.
На Ивана на Купалу
Ждали дочку поначалу,
Но сынишка был рождён
И Иваном наречён.
Он и каменщик, и плотник.
Он и в кузнице работник,
И с косой он на заре
Весь в росистом серебре.
В час веселья, для порядку,
Он растягивал трёхрядку.
В нём задора на двоих,
В общем, золотой жених.

В деревеньке по соседству
Попрощалась с милым детством
Варя, девица-краса,
Ниже пояса коса.
Русская краса Варвара
У реки в домишке старом,
Восхищая зеркала,
С матерью своей жила.
На вечёрке прошлым летом
Всё вдруг озарилось светом:
Словно принц из сладких снов,
Ваня подошёл Петров.
Варя густо покраснела,
На завалинку присела,
Закружилась голова,
Вылетели все слова.
Не взглянул на Варю Ваня,
Не заметил те страданья.
Видно, время не пришло
В церковь под венец в село.

С той поры прошло полгода.
В зиму перешла природа,
И задумал наш Иван
Воплотить заветный план.
А задумал он — в столицу.
Жизни новую страницу
Исписать судьбы пером,
Внятным русским языком.
Речке, лесу поклонился,
С матерью, с отцом простился,
Свой нехитрый скарб собрал
И в столицу пошагал.

В граде стольном всем на диво
И богато, и красиво!
В пору ту страною всей
Правил славный царь Евсей.
Царь был, в общем, незлобивый,
Только вот самолюбивый:
Если что не по нему,
Так пожалуйте в тюрьму.
Обустроил он столицу,
В жёны взял красу-девицу,
Без подсказок правил сам —
Цену знал своим словам.

Ваня в стольный град добрался,
По трактирам помотался,
Бросил эту канитель
И устроился в артель.
Руки есть, а это много —
Мастерам везде дорога.
На ночлег и ужин  всё ж
Языком не наплетёшь.
И взялись друзья-ребята
Ремонтировать палаты.
Каждый мастер, каждый хват,
За плечами — сто палат.

Царский терем златоглавый
Срублен в старину на славу:
Уйма расписных палат,
Кровли золотом горят.
Ваня чуду подивился,
Посетил храм, помолился.
Засучил он рукава,
Солнце поднялось едва. 
Вольный труд всегда в охотку,
Коль никто впустую глотку
Над тобою не дерёт —
Так всегда считал народ.
Только здесь не тут-то было:
Всё мелькало чьё-то рыло,
Строя значимую роль —
Дворянин Рудольф Бемоль.

Тот Рудольф, весьма активный,
Был вельможа негативный,
Горлохват и казнокрад,
Да ещё и не женат.
К царской дочери Глафире
В столь тщеславном этом мире
Он давно искал подход:
«Может, тут хоть повезёт!»
Во дворец своих устроил
И повсюду козни строил,
В ближний круг нахально встал
И карманы набивал.

А царевна та Глафира
С щёчками цветов зефира
Вся была в своих мечтах
О прекрасных женихах.
Принцев много, толку мало —
Всех Глафира отвергала,
Ожидая идеал,
Сколько б папа ни ворчал.
Сватались поочерёдно,
Обещая принародно
Обустроить рай земной
В бедной стороне лесной:
То субтильный африканец,
То ковбой — американец,
То монгол — акын степей,
То, вообще, какой-то гей.

Но однажды повстречала
Воплощенье идеала
Из своих девичьих снов 
Средь строительных лесов.
Бедный Ваня, весь чумазый,
Вымолвить не смог ни фразы
На вопрос её простой:
«Ты откуда здесь такой?»
Юность — время для страданий,
Для полуночных свиданий.
В общем, поняли они —
Вирусом любви больны.

Вездесущему вельможе
В стороне стоять негоже,
Если в планы двух сердец
Встрял заносчивый юнец.
Почесал Рудольф затылок
И помчался, в страсти пылок,
Разодет, как на парад,
К государю на доклад.

Пакости вершить привычный,
В предвкушеньи жизни личной
Он соперника с пути
Хитростью решил снести:
 «Государь ты наш, надёжа,
Не видать, на печке лёжа,
Что творит тебе обман
Деревенский басурман.
Он к Глафире тихой сапой
Подкатил с когтистой лапой,
Чтоб полцарства загрести
И влиянье обрести.
Мне терпеть такое тошно,
Видеть это невозможно!
Я правленье поощрял —
Ты мне Глашу обещал!
Упеки его в темницу
Или вышли за границу!
Пусть постранствует он там,
Пусть добудет счастье нам!»

Царь Ивана вызывает,
Про обман узнать желает:
«Как ты за моей спиной
Учинить посмел разбой?!
Как ты с дочерью моею,
Что я с детских лет лелею,
Тайный завязал «лямур»,
Годный для доступных дур?!»

«Государь, я врать не стану.
(Посочувствуем Ивану.) 
Коль считаешь — виноват,
Мне одна дорога — в ад!
Сердце спрашивать — пустое.
Средство от любви простое:
Иль на плаху, иль в острог,
Да на максимальный срок!»

Царь Евсей был добр душою,
Вспомнил: в юности с княжною
Тоже под Луной бродил,
Глупость в ушко говорил.
«Мне упечь тебя несложно.
Лучше всё же осторожно
Поступать назло врагам,
Мудро по своим годам.
Поезжай-ка за границу,
Привези, но не Жар-птицу,
Не ковёр и не девицу,
Не со златом колесницу…
Раз ты парень деловой —
Счастье привези с собой!»

«Государь, да как же это?
Что за поворот сюжета?
Счастье — это не диван,
Не часы, не чемодан!»

«В том-то, Ваня, всё и дело!
Мне уж слушать надоело!
Коль не хочешь в ад иль в рай,
Собирайся — поезжай!
Не добудешь счастье к сроку —
Значит, ни с какого боку
Ты ко мне в зятья не меть…
Прежде нужно попотеть!
У Глафиры принцев столько,
Что она их ножкой бойко
С пожеланьями под зад
Отправляет всех назад!»

Делать нечего — Ивану
На душе сквозную рану
Ни заштопать, ни заткнуть.
Ждёт его нелёгкий путь.
Попрощаться бы с Глафирой,
Только снова в жизни сирой
Замаячил перевал,
Высотой, увы, не мал.
Злой Бемоль топор свой точит,
На пути беду пророчит:
«Будет труден твой поход,
Окаянный нищеброд».
        
Часть вторая
Много ль нужно — лапти, посох,
Вдоль дороги травы в росах,
В деревнях — собачий лай,
Молоко да каравай.
Шёл Иван уж две недели,
Лапти от росы сопрели,
Хлеб он свой давно сжевал,
Посох где-то потерял.
Той порой Бемоль зловредный
Всё вокруг Глафиры бедной
Нарезал свои круги.
От него хоть в лес беги!
Глаша плакала сначала,
Но потом рыдать устала
И привиделось во сне:
«Знать, судьба такая мне!»

У Рудольфа — зенки злые.
Связи он поднял былые —
К змею весточку послал,
Чтоб Горыныч выручал:
«Друг, Горын Горыныч, дело
Тут такое подоспело.
Если можешь, выручай,
Ваньку в чаще повстречай,
Подпали его немножко,
Чтобы думал, как в окошко
К царским дочерям сигать.
Шелупонь — ни дать, ни взять.
А когда начнёт дымиться,
Расскажи, что ты за птица.
Вот тогда он всё поймёт,
Что и дня не проживёт».

Змей задумался в печали:
«Вот уж черти накачали!
Что ж, придётся помогать,
Чтоб проблем не накликать.
Этот Рудик — ушлый малый,
Интриганишка бывалый.
Он давно уж парень свой
В мире нечисти лесной».
Змей вздохнул, взмахнул крылами,
Выдохнул из пастей пламя,
Как положено, взревел
И к границе полетел.
Полетел он над полями,
Над дремучими лесами,
Пересёк сосновый лес,
За которым край чудес.

Семь земель уж от столицы!
Переплыл реку-границу
Наш Иван и напрямки
Устремился от реки.
Видит, змей ноздрями пышет,
Как мехами, грудью дышит,
Гневно щурятся глаза.
Право слово, чудеса!
«Ты Петров Иван с Залесья?
Я тебе убавлю спеси,
Буйну голову твою
Под нулёвку опалю.
Я в дороге замотался
И давно проголодался.
Не достать сейчас котлет —
Ты сойдёшь мне за обед!»

Видит Ваня, дело плохо,
Всё серьёзно, без подвоха.
Нет резона сей порой
Стать для змея отбивной.
«Слушай, Змей-Горыныч, милый,
Кто с тобой сравнится силой!
Видно, время помирать
Мне пришло, ни дать, ни взять.
Для добра порыв твой редок,
Но позволь уж напоследок
Жизни дух поднять чуть-чуть —
Чарочку винца хлебнуть.
Жён сварливых нет — чего нам, 
Ты слетай за самогоном,
Подшофе, хмельным под стать
Легче будет помирать».
Змей-Горыныч ухмыльнулся,
К лесу задом повернулся,
Чуть в грязи забуксовал
И средь облаков пропал.

Оказался змей — бывалый,
В общем, компанейский малый,
Всё принёс: стаканы, плов
И солёных огурцов.
Змею три стакана надо:
Три башки — почти бригада.
Он их разом замахнул,
Речь о жизни затянул.
Все шесть глаз враз потеплели,
Даже чуть повеселели.
Повторив, уже без сил,
Про судьбу заговорил:
«Ваня, я ведь одинокий,
К старости подходят сроки.
Эх, сливянка хороша!
Распахнись, моя душа!
Про тебя я, Ваня, знаю,
Зла тебе я не желаю.
Вот что, я беду твою,
Так и быть уж, разделю».
Тут они расцеловались,
Прослезились, побратались,
Вновь добавили потом
И уснули под кустом.

Поглядите влево, вправо:
В небе змей летит трёхглавый,
Ваня на хребте сидит
И поводьями рулит.
Долетели до Парижа,
Нотр-Дам всё ближе, ближе.
Змей пикировать мастак —
Приземлились кое-как.
Много солнца, много света —
Может, здесь и счастье где-то
Хороводит во всю мощь
В тишине версальских рощ.
«Слышал, Ваня, я вполуха:
Злая тётка Невезуха
Под Парижем тут живёт,
Может быть, и подмогнёт.
 Оглядись, а я сначала
С ней свяжусь по спецканалу,
Чай, нечасто в сонме дней
Змей-Горыныч в гости к ней».

Невезуха оказалась
Дамой с принципами малость.
Пококетничав слегка,
Поглядела свысока,
Угостила пармезаном,
Мармеладом, круассаном;
В кресло сев, не мельтеша,
Им сказала не спеша:
«Господа, вы опоздали,
Вам помочь смогу едва ли.
Революция у нас —
Торжество народных масс.
Рядом здесь — от нас две мили —
Гильотину смастерили.
Вам бы, раз у нас напасть,
В переделку не попасть!
Может, за Ла-Маншем счастье
Ищет вашего участья?
Может, снова вам в полёт,
Может, там вас счастье ждёт?»

К ожиданьям нет возврата.
Если день без результата,
На итоги небогат,
Это — тоже результат!
Что поделать — счастье близко.
Взлёт — посадка, не без риска:
Пограничники не спят,
В небо устремили взгляд.
Над Ла-Маншем пролетели
Змей с Иваном. Миг до цели.
Вот и Темза. У реки
Сели ветру вопреки.
Змей-Горыныч снова кстати:
Всех окрестных топей гати
Изучил он назубок,
Ползал вдоль и поперёк.

«Я, Ванюша, землю эту
Знаю. Много я по свету
За столетья полетал,
Много сказок повидал.
Помнится, что жил в болоте,
Недалече в Камелоте
Дедка Лихо, старый пень,
Кепка вечно набекрень.
Может, он про счастье знает,
Данными располагает.
Я трухлявого пенька
Напрягу сейчас слегка».

Лихо оказался дедом,
Склонным к дружеским беседам,
Чаем с клюквой напоил
И овсянкой угостил.
Змей-Горыныч поперхнулся,
Извинился, улыбнулся,
Округлил глаза — все шесть —
И в три глотки начал есть.

Дед сварганил самокрутку,
Задымил ей не на шутку,
Кашлянул, что было сил
И, вздохнув, заговорил:
«Эх, ребята, счастья нету.
Я давно брожу по свету,
Только счастья не видал,
Как о нём я ни мечтал.
Вечно войны и интриги
От Манчестера до Риги.
За богатство и за власть.
Чтоб в болоте им пропасть!
Меж собой цари враждуют,
Всё воюют и воюют.
Дурь в башке, в руке кинжал.
Кто их только нарожал?
Может, всё же в Новом Свете
Счастье ходит по планете?
Слышал я по новостям —
Просто эльдорадо там».

Тут Иван вскочил, моргая:
«Это где земля такая?
Это что за Новый Свет?
Доберусь я или нет?»
Змей вздохнул, пыхнул ноздрями,
Выдохнул из пастей пламя,
Крылья по бокам сложил
И тотчас заговорил:
«Знаешь, Ваня, есть проблема,
Возникает тут дилемма:
Либо нам прервать наш путь,
Либо в море утонуть.
В Новый Свет маршрут немалый.
Мне не долететь, пожалуй,
Через море-океан
До неведомых мне стран.
Чем я мог, помог я горю.
Ты уж сам туда по морю
Отправляйся в дальний путь
Да про дружбу не забудь.
Дам я телефон для связи.
Погоди, стряхну от грязи.
Он из будущих веков…
Ну, Ванюша, будь здоров!»
        
Часть третья
Снова наступила осень
В царстве корабельных сосен,
В царстве елей и берёз
И девичьих сладких грёз.
Наша Варя повзрослела
И ещё похорошела.
Свадебный наряд готов —
Впору засылать сватов.
Но Варвара, как ни странно,
До сих пор всё ждёт Ивана.
Хоть прошёл почти уж год,
А она всё ждёт и ждёт.
Мать с отцом грустят по сыну
И подходят часто к тыну,
Вглядываясь в даль полей,
В пелену октябрьских дней.
Лес грустит, грустит дорога.
Пёс разлёгся у порога,
Ждёт, когда придёт Иван
Из далёких дивных стран.

В тереме грустит Глафира.
Со всего честного мира
Пёстрые, как петухи,
Съехались к ней женихи.
Да ещё вельможа вечно
Стонет о делах сердечных,
Точит камень, как вода —
Вот такая вот беда.
Глаша вся истосковалась,
Даже похудела малость,
Враз осунулась лицом
И поссорилась с отцом:
«Что же ты наделал, папа!
Словно он какой с этапа,
Или пьяница какой?
Ну и что, что он простой!
Что он — вор? Ни в коем разе!
Сам из грязи, да и в князи
Позабыл ты, как попал,
Как в амбаре ночевал?
Посмотри, одни ворюги
Собрались по всей округе,
Пред тобою лебезят,
Стелются, а ты и рад!
Ты зачем послал Ивана
За леса до Магадана
Или дальше за него
Непонятно, для чего?»

Царь Евсей и сам уж понял,
Что Глафиру проворонил:
Как сорняк, дочь подросла —
Нет душевного тепла.
И Рудольф настырный этот
Вечно интригует где-то —
В круг порядочных людей
Затесался лиходей.
Ненасытный — всё ворует.
Нюх, откуда ветер дует,
Видно, в генах у него:
Хвост по ветру, чуть чего.
Что-то делать с этим нужно,
А не то такие дружно
Разворуют всю страну,
Разорят всё, как в войну.
Зря поддался уговорам
Беззастенчивого вора,
Но Ивана не вернёшь,
Бусы вновь не соберёшь.

Ваня с Англией простился,
На корабль подрядился,
Что собрался в Новый Свет.
Через море Солнцу вслед.
Не знаток морского дела,
Принялся он оголтело,
Раз парнишка с головой, 
Изучать устав морской.
Изучил, где брамсель с фоком,
Камбуз, порт с плавучим доком.
Обошёл сто раз причал,
Отправленье ожидал. 
День настал. Попутный ветер
Разгулялся на рассвете,
Со сноровкой в полчаса
Развернули паруса.

Шхуна к цели поспешает,
За бортом волна играет.
Через месяц у Кариб —
Косяки летучих рыб.
Ваня делу обучился,
Загорел, остепенился,
Солнце в зареве лучей
Наколол он на плече.
Справедливость есть на свете —
Стал Иван в авторитете:
Средь команды — в доску свой,
Настоящий волк морской.
Но однажды буйный ветер
Вдруг прогнал спокойный вечер.
Разгулялся ветер всласть —
Буря в море началась.

Шхуну клонит, мачты гнутся,
Паруса трещат и рвутся,
В трюме плещется вода —
В общем, сущая беда.
Море больше заштормило,
Вдруг волной Ивана смыло.
Над грядой подводных скал
Он в пучину вод упал.
Вмиг надежда утонула,
Мысль стрелою промелькнула:
«Вот и смерть моя пришла 
Платой за мои дела».
Пронеслась вся жизнь былая:
Мама, сторона родная…
И под ветра вой и гул
Он воды морской хлебнул.

Видно, времени немало
С той минуты миновало,
Но Иван очнулся вдруг,
Взглядом всё обвёл вокруг:
Красота, что не опишешь,
Разве в сказках лишь услышишь —
Понял Ваня, что на дне
Наяву он — не во сне.
Звёзды, чудные кораллы,
Самоцветы — минералы,
Рыбы плавают кругом
Разноцветным косяком.
Видит, трон стоит жемчужный,
Барабульки вьются дружно,
А на троне том — дельфин,
Царь неведомых глубин.
Обратился он к Ивану:
«Я расспрашивать не стану,
Ты откуда к нам такой —
Вижу, парень неплохой.
Я — царица. Мы — дельфины
По прозванью афалины.
Лазурина имя мне.
Не слыхал в своей стране?»

«Лазурина! Нет, не слышал.
В свет не так давно я вышел.
Где житьё моё прошло,
С новостями тяжело», —
Рассказал Иван подробно,
Что листку с ветлы подобно,
Сорванному ветерком,
Он покинул отчий дом.
Рассказал он про Глафиру,
Как его послал по миру
Царь Евсей за злой донос,
Чтобы счастье он привёз.
Выслушала Лазурина,
Позвала тотчас дельфина,
Стаю рыбок позвала
И в ответ произнесла:
«Раз ты жертва обстоятельств,
Подлых козней и предательств,
Огражу тебя от бед,
Возвращу на белый свет.
Пусть дельфин тебе поможет.
Он когда-то с суши тоже
К нам на дно с земли попал
И у нас дельфином стал.
Он когда-то капитаном
По морям, по дальним странам
Вдоль и поперёк ходил,
Но в ненастье угодил.
Был в ладу он с океаном,
Но не сладил с ураганом.
Мы спасли его от ран
И прозвали Океан».

Лазурине поклонился,
С рыбками Иван простился,
На спину дельфину сел,
Благо, что остался цел.
Скользко на спине дельфина,
Неприветлива пучина,
Ёрзал Ваня так и сяк,
Но доплыли кое-как.
Скоро показался берег,
Тот — одной из двух Америк:
Неприступен и высок,
Всюду пальмы и песок.

Встал Иван в кафтане драном,
Попрощался с Океаном:
«До свиданья, добрый брат!
Был я встрече нашей рад!
Братьев я давно не видел.
Словно их когда обидел —
Нет ни весточки от них…
Может, нет уж и в живых?
Ты мне, Океан, стал братом,
Стал дороже шапки с златом.
Я вернусь, ты только верь,
Братья мы с тобой теперь!»
Тут дельфин промолвил тихо:
«То, что было, то не лихо,
Лихо будет впереди.
Ты к нему готовься, жди.
Коль невмоготу дорога,
Коль нужна моя подмога,
Если грянет трудный час —
Свистни, приплыву тотчас».
      
Часть четвёртая
Всё-то дивно в Новом Свете:
Замер мир в бессрочном лете —
В царстве красоты лесной —  
Баобабов и секвой,
Клёнов и плющей ажурных,
Рододендронов пурпурных,
В царстве кактусов больших
И пичужек расписных. 
Шёл Иван, текли недели. 
Шёл, куда глаза глядели,
По неведомой стране,
Удивляясь новизне.
Если счастье есть на свете,
На причудливой планете,
То живёт среди цветов —
Не среди снегов и льдов.
Проходя просторы эти,
Наконец, вдали заметил
Город с башнями домов,
Словно из других миров.

Всюду улицы прямые,
Каменные мостовые.
Вдоль дорог полно огней
И кареты без коней.
В городе толпа народа  
Незнакомого нам рода.
Все танцуют, всё цветёт —
Вот где счастье-то живёт!

Ваня к площади пробрался,  
Рот его не закрывался:
Город пел и танцевал —
Шёл в то время карнавал.
Разодетые плясуньи —
Все смуглянки, хохотуньи
Танцевали во всю прыть,
Из одежд — лишь срам прикрыть.
Акробаты и факиры
Со всего честного мира
Собрались под свод небес
Показать букет чудес.
И мустанги, и бизоны
Из пустынной Аризоны,
И воздушные шары,
И фонтаны мишуры.
«Эх, сейчас бы мне трёхрядку —
Я б пошёл плясать вприсядку,
За кушак заткнуть готов
Я всех местных плясунов!»

Только Ваня развернулся —
Бац!  И он уже очнулся
В комнате с крюком в стене,
С болью в содранной спине.
Понял — на ногах оковы.
Загремели тут засовы.
«Неужели мне опять
В жизни счастья не видать?»
«Выходи!» — сказали грозно.
«Да, как видно, всё серьёзно.
Видно, снова я попал», —
Тихо Ваня прошептал.

«Это что ещё за чудо?
Ты зачем к нам и откуда?» —
Словно прорычав, сказал 
По одежде генерал.
«Я без умысла какого…» —
Не успел промолвить слова —
Искры брызнули из глаз —
На мгновенье свет погас.
«Время выбрать: или — или!
За тобой давно следили.
Почему ты так одет?
Что за странный сей предмет?»

«Это — телефон для связи,
Без вреда, ни в коем разе,
Да к тому же сломан он —
Был под воду погружён».

Генерал сверкнул глазами
И задвигал желваками:
«Что за слово — телефон?
Всё понятно, ты — шпион!
Годик посидишь — узнаешь,
С кем в игрушки ты играешь,
С кем тягаться захотел!
Поблагодари, что цел!»

Месяц пролетел в темнице.
Сквозь окошко только птицы
Неизведанной земли
Были чуть видны вдали.
Загрустил Иван по дому,
По родному, дорогому,
По берёзовым лесам
И по близким голосам.
Вспомнил, как с отцом рыбачил,
Как он баню строить начал
Да ушёл, что тут сказать, 
По земле судьбу искать.
И теперь в темнице тесной
Вместо местности чудесной
Должен вечно прозябать,
Эти стены изучать.

Вдруг в окно влетела муха.
Глядь, Иван, стоит старуха
С длинным носом и с клюкой,
Глаз с хитринкой непростой.
«Что, Ванюша, грустно стало?
Так тебе и надо! Мало!
Счастье ищешь, говоришь?
Всё торопишься, спешишь.
Но и здесь его, брат, нету.
Сколько ни носись по свету,
К счастью не отыщешь нить —
Счастье нужно заслужить.
Просто жить и зло не множить,
Близких дурью не тревожить,
Рано ль, поздно — всё равно,
Раз зовёшь — придёт оно».

«Кто ты?» — Ваня изумился,
Словно кипятком умылся,
От смущенья покраснел,
Весь обмяк и на пол сел.
«Я — старуха Безнадёга!
Я таких, соколик, много
До безумья довела.
Вот такие, брат, дела!» —
Вдруг старуху закружила
Нам неведомая сила,
Вихрем подняла седым
И развеяла, как дым.
Ваню это изумленье
Вмиг ввело в оцепененье.
В точку долго он глядел,
Даже побелел, как мел.

Снова день, другой проходит.
С неба Ваня глаз не сводит,
Сквозь решётку всё глядит —
Взор насуплен и сердит.
Тяжких дней прошло немало.
Вновь приводят к генералу:
«Мы хотим тебя казнить!
Что ты хочешь попросить?
Заслужил ты наказанье,
Но последнее желанье
Мы исполним! Есть закон —
Свят и непреложен он!» 

«Вот те раз, добился цели! —
Ноги вмиг потяжелели, —
Стоила ли цель пути,
Чтобы смерть свою найти? 
Если решено всё, мне бы
Попрощаться с чистым небом», —
Ваня тяжело вздохнул,
Взглядом горестным скользнул.

Небо синее в ту пору
Было. По всему простору
Пролетали облака,
К солнцу повернув бока.
Посмотрел Иван с тоскою
В небо сине-голубое.
Получив, что попросил,
Засвистел, что было сил.

Смотрит, птичка-невеличка
Подлетела — клюв, как спичка,
Крыльями, как шмель, жужжит
И по-русски говорит:
«Ваня, я от Океана.
Я — царевна Тропикана!
Помогу тебе спастись!
Потерпи чуть-чуть, держись!
Только казни миг наступит,
Только смерть — старуха в ступе
Подлетит, ты не кричи —
Заклинанье прошепчи!» 
 
Чудо-птичка полетала,
Ване что-то пошептала,
Пожужжала, как шмели,
И растаяла вдали.

День спустя, наутро рано
Повели казнить Ивана.
Видно, здесь не первый год
Не пустует эшафот.
Генералы жаждут крови,
А палач уж наготове,
Мастер-дока с давних пор
Поднимает свой топор.
Ваня шепчет заклинанье,
Обращаясь к Тропикане:
«Тропикана, помоги,
От беды обереги!
Дай мне крылья, Тропикана,
Чтобы я до океана
Долетел вдвоём с тобой
И вернулся в дом родной!»

Эшафот вдруг закружился,
Отдалился, в точку слился,
Как букашка на руке,
И растаял вдалеке.
Ваня смерчем закрутился
В сокола оборотился,
Режет воздух пред собой
В небо пущенной стрелой.
Рядом с Ваней соколиха
Воздух разрезает лихо.
Так, крыло к крылу летят
И о жизни говорят.

«Про тебя я, Ваня, знаю —
Ты не раз ходил по краю.
Кто ты есть, где твой причал,
Океан мне рассказал.
Сам он родом из Ла-Манчи,
Его имя было Санчо,
Он был храбрый капитан,
Повидал немало стран.
Мы любили с ним друг друга,
Но он был другого круга:
Я — царевна, он — моряк,
Стену не сломать никак.
Я уж десять лет тоскую,
Вглядываясь в даль морскую
Со скалистых берегов,
Не видать ли парусов.
Он погиб и стал дельфином.
На пути житейском, длинном
Я — одна и он — один, 
Я — царевна, он — дельфин.
Не могу я жить с ним в море —
Мне в лазоревом просторе
Предначертано парить,
В небе голубом кружить».

За рассказом долетели,
На пустынный берег сели,
Выбившись из птичьих сил.
Океан тотчас подплыл:
«Не нашёл ты счастье, знаю!
Опытней стал, полагаю.
Что же, нужно поспешать,
К дому добрый путь держать!»

«Вот уж чудо, так уж чудо!
Помощь вашу не забуду.
Жизнь теперь за вас отдам,
Океан, поверь словам! —
Ваня в ноги поклонился,
С Тропиканою простился —
Вопреки ненастным дням
Я любить желаю вам!»
       
Часть пятая
Видит Ваня: быстро, ходко   
К мысу подплывает лодка —
Парус в скрутке на корме
И провизия на дне.
Лодку тянут три дельфина,
Подставляя Солнцу спины,
Словно тройка лошадей
Среди зелени полей.
Проводили тут Ивана
Океан и Тропикана,
Пожелали в порт дойти
Без штормов и бурь в пути.
Парус на ветру играет
И дельфинам помогает.
Путь на родину далёк.
Через море, на восток.

А в заснеженной сторонке
Пусть и в холоде, но звонко 
Святки празднует народ
И чудес от жизни ждёт.
От мороза все румяны,
От медов духмяных пьяны.
Веселись, честной народ —
Так быстрей весна придёт!
Царь Евсей с народом вместе —
Не сидит на царском месте:
То с горы, то на катке 
В зипунишке налегке.
Лишь Глафира беспокоит:
Заперлась в свои покои,
Не выходит, хоть убей.
Что-то нужно делать с ней!

А Бемоль всё козни строит,
Капитал умножил втрое,
Из-за денег важным стал —
Ясно, что наворовал.
Не выходит раз с Глафирой
Завладеть частицей мира —
Значит, заговору час.
Это не впервой у нас.
Деньги всё устроить смогут,
За границею помогут:
Ведь чем больше заварух,
Тем у них сильнее дух.
Но и верных всё ж немало.
За Рудольфом для начала
Узаконили догляд —
День и ночь за ним следят.
Накопилось компромата
Целый воз и три ушата.
Царь Евсей безумно рад —
Пригодится компромат.

Вызывает он Бемоля,
Но пока по доброй воле.
Убедиться хочет он,
Что Рудольф Бемоль — шпион.
Начинает издалёка:
«Ты уже почти два срока
За державу отслужил.
Хватит ли и дальше сил?
Говорят, построил терем.
Извини, но мы измерим,
Сколько там всего аршин,
Да к тому ж он не один.
Я тебя к себе приблизил,
Ты же сам себя унизил,
Начал явно воровать,
А ведь ты царёва знать.
И к тому же есть доклады:
Иностранные награды
Ты имеешь в тайнике.
В доме под стрехой в мешке.
Да к тому же ты открыто
Баламутить начал свиту!
Как всё это понимать?
Я хочу нюансы знать!»
Царь Евсей насупил брови —
Не желал он лишней крови,
Обострений не хотел,
Но всему же есть предел.

Тут Бемоль пал на колени,
Задрожал листком осенним:
«Государь, я виноват,
Отслужу тебе стократ.
Окаянный бес попутал.
Да, хотел устроить смуту,
Да, хотел тебя снести,
Чтоб в историю войти.
Ничего нет слаще власти,
Даже разные напасти
Меркнут, коль маячит трон,
Ореолом озарён».
Царь потупил взор тяжёлый,
Вверх взглянул — нет ореола,
Глянул колко, свысока
И сказал: «Иди… пока!»

Лиходей домой поплёлся.
Самогон в шкафу нашёлся,
Выпил ковш, затем второй,
Что-то стало с головой.
То ли явь, а то ли снится:
На берёзе — чудо-птица,
Крылья золотом горят,
На груди — жемчужный ряд,
Хохолок из изумрудов.
В общем, чудо так уж чудо.
«Ты, Рудольф мой золотой, —
Говорит — пойдём за мной!
Покажу я край чудесный.
Мне с тобой общаться лестно.
Ты же царь уже почти —
Лишь корону поднести!»

Встал Рудольф, чуть зашатался
И за птицею погнался.
Чуть поближе подбежит,
Глядь, она вдали сидит.
Скоро добежал до речки.
Птица лестные словечки
Продолжала ворковать —
Как пред ними устоять!
Вот и полынья у рощи,
Бабы там бельё полощут.
Птица, подлетев туда,
Села вдруг у кромки льда.
Бедолага вновь за птицей —
Захотел за хвост схватиться,
Прыгнул к краю полыньи —
Только пузыри пошли.
Сам Бемоль и снял угрозу.
Как ведётся: баба с возу…
Только вот таких воров —
Словно в Вологде коров.

Успокоившись немного,
Царь спросил Глафиру строго:
«Замуж ты пойдёшь, иль нет?
Я желаю знать ответ!»

«Мне вопрос сей слышать странно.
Уморили вы Ивана —
Ты да этот твой злодей, 
Отослав за семь морей!
Мне теперь уж безразлично,
Что случится в жизни личной.
Замуж мне идти теперь
Хоть за тридевять земель.
Я теперь пойду, однако,
Хоть за принца из Монако,
Хоть в Женеву, хоть в Дубай —
Хочешь, свадьбу собирай!»
 
Скоро принца отыскали,
Свадьбу пышную сыграли.
Не с Дубая, но почти —
Лишь три месяца пути!
    
Часть шестая
Долго плыл Иван обратно.
Шторм жестокий многократно
Лодку на волнах трепал
Между островов и скал.
Наконец, дошли до цели, 
Обогнув морские мели.
Без дельфинов бы беда —
Не дошёл бы никогда.
Утро в полумраке сонном
Над Туманным Альбионом.
Ваня в воду встал скорей,
Обнял преданных друзей.
Попрощался с каждым нежно
И пошёл в простор безбрежный,
Испытав в душе восторг,
Ближе к дому на восток.

Но не знает, как добраться:
Не покличешь Змея-братца —
Отобрали телефон,
Да к тому ж был сломан он.
И пошёл Иван дорогой
К деду Лихо за подмогой.
Дед невредный, всё поймёт —
Ведь мытарствам этим год.
Ваню встретил дед радушно —
Лихо тоже не бездушно —
Крепким чаем угостил,
По спецсвязи позвонил.
«Подожди, милок, немного,
Далека твоя дорога,
Да уж близится к концу —
К дому впору молодцу».

Всё трясётся в Камелоте —
Змей-Горыныч на подлёте,
Крылья сложил и в пике
Аккуратно сел к реке:
«Я скучал, Иван, не скрою —
Как-то веселей с тобою!
Может, выпьем за приезд?
Дед найдёт — в один присест!»

Выпили, поговорили,
Анекдоты потравили
Про героев прошлых дней,
Про царей да королей.
Собрались лететь наутро —
Это было очень мудро:
Хмель не нужен им в пути —
Как бы сопку не снести.

Вот и родина под ними
С перелесками родными,
С серебром спокойных рек,
Где Иван провёл свой век.
Долетели до столицы
Из далёкой заграницы.
Царский терем, как маяк —
Разглядит любой моряк.
Наш Иван собрался с духом,
Что-то пошептал над ухом
Друга о трёх головах
И к царю, оставив страх:
«Государь, на этом свете
Ты меня не чаял встретить? —
Я вернулся. Вот я весь —
И со мной плохая весть.
Не нашёл нигде я счастья,
Хоть ты режь меня на части,
Хоть в темницу отсылай,
Хоть ещё чем покарай.
Райских мест на свете много,
Но трудна туда дорога,
Испытал я много бед.
Всё там есть, а счастья нет!»

Царь Евсей без зла ответил:
«Я и сам теперь на свете,
Ваня, счастья не ищу.
Так что я тебя прощу,—
Царь взглянул печальным взглядом —
Счастье — если дочка рядом,
Если внуки норовят
Учинить, чего хотят.
Да, Ванюша, не дождалась
Глаша самую-то малость,
Думала, что ты пропал
И уехала в Непал».

«Может, к лучшему всё это, —
Снова поворот сюжета —
Государь мой дорогой,
Отпусти меня домой!»
Царь Евсей привстал немного:
«В добрый час! Пускай дорога
Не петляет по пути!
А меня за всё прости!
Смалодушничал — за это
Потерял удачу где-то.
Ну, да горе — не беда,
Так бывает иногда».

Вновь родимая сторонка
Песней отдаётся звонкой —
С песней легче на пути
К дому отчему идти.
Наш Иван идёт по лугу
И поёт на всю округу,
Что вернулся он домой,
Без лаптей, зато живой.
Вот и дом за палисадом
С баней и тенистым садом.
Баню, батя завершил —
Славно, что хватило сил.
Мама от хлопот, от печки
Выбежала на крылечко,
Крепко Ваню обняла,
Словно роза, расцвела.
И отец схватил в объятья,
Позабыв свои занятья,
Обнимать так крепко стал,
Что чуть рёбра не сломал.

Всей деревней пировали,
Запропавшего встречали,
Прогуляли до утра.
Тут Варвара подошла:
«Ах, Иван Петрович, Вы ли?
Нас совсем Вы позабыли!
Я уж думала не раз —
Больше не увижу Вас!»
Тут Иван всё понял сразу,
Разом помутился разум,
Понял, как он был неправ,
Раньше о других мечтав:
«Как я глуп был, сиднем сидя,
Красоты такой не видя!
Дёрнул чёрт меня уйти,
Чуть не умереть в пути.
Всё искал по миру счастье,
Душу разрывал на части,
За год измотался весь,
А оно-то рядом, здесь.
Горьких слёз пролив немало,
Меня счастье ожидало.
Больше счастья не ищу,
Но своё не упущу!»

Добрый урожай собрали,
Свадьбу осенью сыграли.
Понаехало гостей
С близлежащих волостей.
Я присутствовал там тоже —
Автору совсем негоже
Быть вдали от новостей.
Нужен круг честных гостей,
Чтоб о жизни рассказали,
Чтобы новый импульс дали,
Что да как в стране родной;
Чтоб уехал я домой
С новым сказочным сюжетом,
Чтоб мне было этим летом,
Взявшись за перо опять,
Что в тетрадке сочинять.

В общем, было всё как надо,
Веселились до упада.
Я ту свадьбу посетил,
Горькую настойку пил.
Как домой попал — не знаю,
Смутно всё припоминаю.
Выпил дома весь рассол,
Валидол и корвалол.

Послесловие
Далеко уж наше детство,
Но на белом свете средство
Есть от всех земных проблем —
Не сравнить его ни с чем. 
С детских лет нас учат сказки
Жить без чьей-либо указки.
Это — наш ориентир
Во Вселенной, где наш мир.
Открываешь сказок книжку —
Превращаешься в мальчишку,
Пусть на полчаса, на час
Детство вновь уводит нас
В ту страну, где всё возможно, —
Где понять совсем несложно,
Что на свете есть и зло,
Но сильней всего добро!

      
Январь 2019 года

©    Николай Гончаров