Надежда ПАПОРКОВА
г. Рыбинск 

⁠«Небо устало от слёз...⁠»

*   *   *
                                 «Ты еще читаешь Блока…»
                                                  Георгий Иванов
 
Сквозь шум времен, как прежде, лечит раны
Печальный свет его небесных строк.
Лишь вслушайся: Россия, Вечность, Блок —
Какой союз немеркнущий и странный.

Всё длится путь, дойдя до середины,
И ты его не в силах завершить.
Так хрупко все. Так больно в мире жить,
Так жизнь и смерть немыслимо едины.

Так больно жить средь горечи и смеха,
С ненужной этой музыкой в душе,
И умереть, не ведая уже,
Кто плачет, кто зовёт, и чьё ты эхо.

Но в этом небе, нежном и глубоком,
Как прежде, свет весенний тих и чист.
И рвется к жизни каждый тонкий лист,
И рвётся жизнь из тонкой книги Блока…

*   *   *
В сентябрь шестнадцатой весны
Уносит шум тетрадных листьев.
Ты в этих снах не ищешь истин,
Ты просто помнишь эти сны.

Всё устарело. Всё сбылось,
Всё недоперевоплотилось…
Так низко облако спустилось,
Как будто в сердце пролилось.

Всего лишь детская тоска…
Зачем же было ей так верить?
Вся боль, всё счастье, все потери
Не схожи с нею и слегка…

Но прокричать попробуй ты
Тому нелепому ребёнку
Хоть слово, хоть упрёк вдогонку —
И скроет век его черты.        

                                                    
*   *   *
                                    Машеньке

Был детский голос горестней и выше,
И Гамлет снился сверстником тебе…
Восточный ветер в солнечной арбе
Унес те сны — мы больше их не слышим.

Но помнит небо, пусть земля забыла,
Их зыбкие, размытые следы
На берегу, где солнца и воды
Едины вечность, красота и сила.

Сквозь звонкий смех и тихие вопросы
О счастье, одиночестве, тоске,
В небесной лодке, в хрупком лепестке
Скрывался день. Распущенные косы

Принцессы юной по ветру летели,
И милые звучали имена.
Ровесницею Гамлета она
Была столетья, годы и недели.

Быть не могло, что лишь пятнадцать вёсен
Она гостила здесь — и поняла,
Как мир спасти пригоршнею тепла,
Как плен мечты и сладок, и несносен.

А нынче — лишь письмо твоё, в котором,
Словам смиренья душу научив,
Ты о печали пишешь, как лучи
По снегу пишут, по ветвям и шторам.

И я молюсь, чтоб в каждое мгновенье
В тревожном мире ты могла найти
И верный путь, и пристань на пути,
И в счастье — свет, и в горе — исцеленье.

*   *   *
Ты слышишь дождь, он долог, невесом
И над землей так бережно несом
Осенним небом… Ты почти не пишешь
Четверостиший.

И строки, долгие, как этот дождь,
Впитали горечь, обманули ложь,
Открыли всё, что ты за смехом прячешь,
О чем не плачешь,

Не говоришь, не видишь даже снов…
Как этот лист обманчиво кленов,
Хоть он осинов. Но не видно дрожи
На листьей коже.

Как светом он наполнен — посмотри.
Он доживёт до утренней зари
И до вечерней доживёт, быть может,
И не встревожит

Ничьей любви и жалости ничьей,
В кругу других ненужных мелочей
Потрепетав, он остановит трепет,
И дождь прилепит

Его к стеклу ли, крыше ли, зонту —
Так замирает время на лету,
И шепчет вечность, ветром вдаль влекома:
«Пока ты дома»…                                                                                                                                                                                                                                                                         

*   *   *
                                     памяти Н. Н. Пайкова

Ручным облакам на янтарные крохи
Медовое солнце рассыпала осень.
Земле одиноко... и ветер уносит
Бесценные сны, золотые сполохи.
Как будто уже ничему не случиться…
Но древнему городу снится и снится
Танцующий рыцарь прекрасной эпохи.

Над шумною площадью, над облаками,
Над горнею далью, исполненной света,
С улыбкой философа, взором поэта
И с тонкими, словно лианы, руками.
Смеющийся, светлый, живой, невредимый,
Прекрасной эпохи избранник любимый,
Беглец из эпохи кривых зазеркалий…

А может, и вовсе не снится, не снится…
Мгновенье — и он с облаков улыбнется,
И скажет: «Родные мои, всё вернется.
Зачем же вы плачете? Я и не думал,
Как просто кружиться, как радостно литься
Лучам, голосам, и молитвам, и листьям
Над площадью, пахнущей медом и дымом…

Пусть гаснут во мгле золотые сполохи,
И ветер последнюю пристань шатает…
Не плачьте, любимые… здесь не укрыться
От боли потерь… Всё в тумане растает…
И только любовь нам поможет смириться:
Он больше не рыцарь прекрасной эпохи —
Отныне он вечности солнечный рыцарь.

*   *   *
               « …в Ярославле и области облачно…»
                                               Прогноз погоды
 
В Ярославле и области облачно. Сны
Раскрывают над городом хрупкие сети,
Обнимают пространство и плачут, как дети.
Затуманился век — и черты неясны.

Лишь отчаянный хор сослагательных фраз
Наполняет бессвязные зимние мысли…
Скоро Доброй Надежды откроется мыс ли,
Вечный путь ли без пристани создан для нас...

Что бы ни было, Боже, но видеть бы вновь
Этой облачной области облик прекрасный,
Даже где-то за гранью земного пространства,
Потому что и там не проходит любовь.

*   *   * 
Брошенные в вечность города — 
Тёмное и древнее пространство… 
Тихих рек печальная вода, 
Пасмурного неба постоянство.

Средняя, речная полоса. 
Край дождей и ожиданий долгих.
Сказочные темные леса. 
Крики чаек над волнами Волги.

Не летучесть южной красоты, 
Не востока солнечная пряность… 
Горних далей ровные черты, 
Дольних линий сдержанность и прямость.

В небо уходящие поля. 
Бесконечность сонных бездорожий. 
Бедная, любимая земля, 
Как с тобою души наши схожи.

В них такой же тайный страх тепла — 
Но к теплу отчаянное рвенье. 
Мы живём, как будто жизнь прошла
И вернулась на одно мгновенье…

*   *   *
Сто испытаний, сто приютов
ты выдержишь и посетишь…
Все их местами перепутав,
свернётся память, словно мышь,

Клубочком в тёмной-тёмной комна-
те. Долго будут сниться ей
Калуга, Тверь или Коломна,
где нет тебя среди теней.

Пока ты здесь, среди предметов
одушевлённых или нет,
молчишь, отчаянье изведав,
и молишься, изведав свет,

И всё как будто под рукою,
и сонно плещется река...
Фонарь, качаясь над рекою,
уводит улицу в века,

Где ничего не остаётся,
всё обратилось в горний дым…
Лишь дождь бескрайний льётся, льётся
над бедным Рыбинском твоим.

*   *   *
           — Дети, где вы? — Не ведаем сами,
           Не в глаза и чужими глазами
           Смотрим, как догорает закат.
                                 Леонид Советников
              
С Рождеством Христовым. Тихий снег лучист.
Чистый лист — небесная земля.
Дети, где вы, кто вы? Солнца аметист
Отблески роняет на поля.

Как же мы мелькаем — тише и скорей,
Чем снежинки с неба в Рождество.
Авраам и Каин, Павел и Андрей,
Отблески от Слова Твоего.

Вечность и Античность, Ярославль, Ростов,
Китеж и Орда, Москва-Нева…
Цифр метафоричность или точность слов? —
В этом споре музыка права.

В этом дивном споре музыка жива,
Длится так еще от Рождества.
И горит в небесном море синева,
И мерцают тихие слова.

И любима Богом бедная земля
Рая безвозвратней и нежней.
И в сиянье строгом, плача и моля,
Снежный ангел кружится над ней.

*   *   *
Так мало чутких и родных,
Так много касс и проходных,
Вражды и холода так много…
Вдали осенняя дорога
До Бога на перекладных…

Учила скользкая стезя:
Лезть с глупой нежностью нельзя
Сквозь глухоту безликих будней
Ни к вам, бестрепетные судьи,
Ни к вам, вчерашние друзья.

О нет, никто не виноват,
Что в лампе многовато ватт —
Она сгорела с жутким треском…
Глава закончилась бурлеском,
Был автор книги странноват.

К чему тоска о мираже?
Пусть жить в отвергнутой душе
И не великая награда —
Вы живы, и душа так рада,
И с неба сыплется драже.

Лишь об одном сейчас и впредь
Спрошу я небеса и твердь:
Зачем нам всем не жаль друг друга —
За детский страх, за боль недуга,
И даже, Господи, за смерть?..

*   *   *
И Пушкин весь в долгах, и Лермонтов к дуэли
Готовится, смеясь — но сны его страшны.
Лишь в музыке вся жизнь — верней, чем в самом деле,
А так мы видим жизнь с обманной стороны.

Вот музыка звучит… А мы свои ладони
Всё простираем ввысь, чтоб больше зачерпнуть —
Напрасно и смешно. Она ведь нас не тронет,
Коль жадны будем мы хоть до чего-нибудь.

Так будем же щедры, как снег, летящий с неба,
Как трепетные дни, которых нам не жаль,
И эти небеса, исполненные снега,
И этот юный год, что празднует февраль.

Так будем же чисты, бесстрашны и открыты,
Как первые цветы, как детское «прости».
Ведь музыкою мы не будем позабыты,
Лишь если знаем мы, как музыку спасти.

Благословим и жизнь, и солнечную вечность,
Куда умчится жизнь ликующим стрижом…
Но на земле никто не сможет уберечь нас,
Когда своей земли мы не убережём.

И так уж сотни лет лепечем: «Не успели,
Не знали, не смогли …», ⁠— не поднимая глаз.
А Пушкин, весь в долгах, и Лермонтов, с дуэли
Вернувшийся едва, всё молятся за нас.

*   *   *
Там на полке пылится Ян Райнис,
Там на сердце томится Шекспир...
И на этой печальной окраине
Тоже держится мир.

Это кажется, что он бескраен,
Что ему не до малых частей,
Что, распят между адом и раем,
Он не ждёт новостей...

Но любой уголок неприметен
Лишь настолько, насколько далёк
От экранных сверкающих сплетен
И грохочущих склок.

А прекрасен настолько, насколько
Сладок запах весенней земли,
И сиянье цветного осколка
Лучезарно в пыли.

*   *   *  
                               С. Ш.
Любовь порой подобна янтарю, 
Укравшему у солнца краски лета. 
Но как же я тебя благодарю 
За то, что ты не хочешь верить в это.

Любовь порой подобна ноябрю, 
Тепло и свет растратившему в плаче… 
Но как же я тебя благодарю 
За то, что любишь ты совсем иначе.

Ты даришь безмятежную зарю 
Земле, от слез и холода продрогшей, 
А я одни слова тебе дарю, 
И дара нет напраснее и проще…

Но так же я в глаза твои смотрю, 
Как смотрит птица в чистый взор вселенной, 
И всей душою любящей горю 
От пламени любви твоей бесценной.

*   *   * 
Когда я смотрю на кленовые нежные листья, 
Обнявшие землю, как дети, так беззащитно, 
Я думаю о тебе.
И от этих мыслей 
Мне хочется жизнь свою тихо в твои ладони 
Сложить, замерев,
И светиться, слушая сердце, 
В котором — мой дом, долгожданный, обетованный, 
Где выросла я
За три месяца — самых вечных, 
Откуда я больше уже никуда не уеду. 
Метафор здесь нет.
Это речь о воде в пустыне. 
Слова — лишь дыханье, и что бы я ни сказала, 
Мне хочется, чтобы ты слышал:
За то, что слышу
Чудесную музыку неба над милой землёю,                                                   За то, что смотрю на кленовые нежные листья — 
Спасибо тебе.

*   *   * 
Время для снега и музыки неба, 
Небо устало от слёз. 
Сколько пушистого, чистого снега 
Вечер декабрьский принес!

Время для счастья и тихого света. 
Спрятав крыльцо под крыло, 
В доме трепещет и теплится лето, 
А за окном так бело,

Так за окном все исполнено снами,
Словно здесь не были мы, 
Словно впервые исполнилось с нами 
Детское время зимы.

*   *   * 
Поверь, не просто говорить об этом, 
Ты выше слов, роднее сердца — ты… 
И в комнате, залитой лунным светом,
Совсем не чувствуется темноты.

Огней далеких пристальные взгляды: 
В них мир ночной, как музыка, разлит. 
И никакой преграды и награды 
Не ждёт любовь, лишь дышит, лишь болит.

Лишь трепетать, и плакать, и светиться…. 
Как все слова объяты тишиной… 
А на заре вернётся голос птицы 
Из тёплых снов, из вечности речной.

*   *   * 
Уберечь тебя, уберечь, 
Убаюкать сердце родное. 
Чутко слушать нежную речь 
Тихих листьев поздней весною.

За окном, за темным окном 
Спят огни, свой мед расточая. 
Говорить о самом родном                                                                                   За бокалом теплого чая.

Позабыть о смерти с её 
Обещаньем освобожденья, 
Только слушать сердце твоё, 
Мне знакомое до рожденья.

Уберечь тебя, уберечь, 
Даже в прошлом не расставаться.                                                                     Целовать любимую речь, 
Не успевшую с губ сорваться.

©    Надежда Папоркова