Борис ОРЛОВ
г. Санкт-Петербург

Борис Александрович Орлов родился 7 марта 1955 года в деревне Живетьево Брейтовского района Ярославской области. Окончил Ленинградское высшее военно-морское инженерное училище имени    Ф . Э. Дзержинского (1977), Московский литературный институт имени М. Горького (1985). Служил на Северном флоте на атомной подводной лодке (1977-83). Работал в газетах: «На страже Заполярья» (1983-86), «Советский моряк» (1986-90). Был начальником отдела Центрального военно-морского музея (1990-93). Капитан 1-го ранга в отставке. Автор более десяти книг стихов. Академик Петровской академии наук и искусств. Награжден медалями. Секретарь Союза писателей России, председатель правления Санкт-Петербургского отделения Союза писателей России. 

«И поют во ржи колокола...»
               Стихи разных лет

*   *   *
Люблю дороги и леса, как братьев и сестёр.
Я искру посажу в ночи — и вырастет костёр.

Поля, дороги приползут погреться у огня,
И поведут свой хоровод леса вокруг меня.

Ночные птицы прилетят. И прибежит зверьё.
Набьются комары в шалаш — отшельничье жильё.

Заговорит и запоёт разбуженный простор.
О, как огромен этот мир, когда горит костёр!

*   *   *
Я лунный свет ловлю в ладони.
Безмолвна тундра. Ночь длинна.
На склоне сопки, как на троне,
Сидит полярная сосна.

Здесь всё мало. И только тени
Огромны, как пурги крыло.
И чудно, словно в день творенья.
И первозданно. И светло.

*   *   *
Грома, играя, чистят глотки.
На полушарии — весна.
Но в тесном корпусе подлодки
Мы — как ростки внутри зерна.

Дыханье солнца помним смутно — 
Над головою сталь крепка.
Но в люк однажды хлынет утро — 
И мы услышим… облака.

И всплытье — новое рожденье — 
Волной ветров окатит нас.
Предстанет зыбким, как виденье,
Мир, не вместившийся в приказ.

*   *   *
Литые волны хмурого залива
Штурмуют скалы, как морской десант.
Мои друзья не говорят красиво —                                        Привычнее для них слова команд.

Их согревают флотские шинели
В стерильный холод и озонный дождь.
На плечи росомахами метели
Бросаются из карликовых рощ.

Они словам не верят — верят фактам.
Им непривычны выходные дни.
И что такое атомный реактор
Своею кровью чувствуют они.

АВАРИЯ
Выпью спирт, разбавив дистиллятом,
И войду в реакторный отсек.
Я покрою матом мирный атом,
Что нам укорачивает век.

Эту жизнь, дневную и ночную,
Я люблю — и знаю в жизни толк.
А реактор заглушу вручную… 
Мирный атом — как домашний волк.

*   *   *
Я — офицер, нарушивший присягу… 
Назад ни шагу и вперёд ни шагу
Не сделал. Разворована страна.
А за развал на мне лежит вина.

Я — офицер, нарушивший присягу… 
Безропотно служу чужому флагу,
Тому, который раньше презирал.
Чужому флагу служит генерал 
И рядовой. Но всех лежит вина.
Проиграна холодная война

Я — офицер, нарушивший присягу… 
Я в плен попал, не проявив отвагу.
В плену и генерал, и рядовой.
Никто не поплатился головой,
Но мучается наш народ в плену.
Я проиграл холодную войну.

Я — офицер, нарушивший присягу… 

*   *   *
Дворцы чернеют, и пустеют арки,
Скрипят замки, и взводятся курки.
К нам приезжают ночью «иномарки»,
Как приезжали к дедам «воронки».

Вокруг дворцов — бетонные заборы,
А на помойках — бомжевой аншлаг.
Когда у власти паханы и воры — 
Твоя страна похожа на ГУЛАГ.

*   *   *
Родимый край… Но ничего родного
Не отмечаю я в его чертах.
Сиреною голодная корова
Ревёт в хлеву. Трава гниёт в кустах.

Родимый край… Туда или обратно
Проходишь — запустенье и бардак.
Но подвезти здесь могут за… бесплатно.
А в морду дать совсем за … просто так.

ДОМ
В окнах — небо. Потолок высок.
Дом большой. И сад вокруг тенистый.
На дорожках — золотой песок.
В комнатах — тепло, светло и чисто.

Вроде, всё на месте: стол, кровать,
Телевизор… Но душа не рада.
Нет иконы. Не горит лампада.
В этом доме негде умирать.

*   *   *
В полях – просторно, в доме — тесно.
Мир бренный освещён луной.
На детских  лицах свет — небесный,
На лицах стариков — земной.

Ночь превратила хутор в крепость,
Подёрнув сумраком поля.
Детей в дремоте манит небо,
А стариков зовёт земля.

И явь, и сон… Живём, как дремлем.
Мир отражается в глазах.
Придя с небес, ложимся в землю,
Чтобы воскреснуть в небесах.

*   *   *
Кипрей опалил пепелище.
Усыпан кувшинками пруд.
Смысл жизни растенья не ищут,
А просто растут и растут.

Природа не терпит сомненья,
Её назначение — жить!
Она не терзает растенья
Вопросами: быть иль не быть?

Заботы, заботы, заботы… 
В них наша вина и беда.
Забыли, что частью природы
Мы были… Мы будем всегда.

*   *   *
Важнее — дом… И ты права.
Хотя живут на свете
И подзаборная трава,
И беспризорный ветер.

В светёлке — свет, в подполье — тень.
Всего есть понемногу… 
Но сохраню на чёрный день
И посох, и дорогу.

*   *   *
Забор. Сорока на калитке.
Ольшаник. Вербные кусты.
И наступают пирамидки 
На деревянные кресты.

Я разведу кусты рукою — 
В безвестный холмик ткнётся глаз.
И нет ни вечного покоя,
Ни вечной памяти у нас.

*   *   *
Здесь больше доверяют петухам,
А не часам. Таков закон природы.
Ах, родина… она глуха к стихам.
И водку пьёт, и пашет огороды.

Полезнее гусак, чем соловей.
Блуждают люди в зависти и злобе.
Крестьянин? Он уже не тех кровей:
И точит нож, и смотрит исподлобья.

Прост и привычен ход кровавых драм,
Покрылись души слоем горькой пыли.
...Звон колокольный. Хорошо, что в храм
Дорогу не совсем ещё забыли.

*   *   *
Скука. У окна читаю Плиния.
Вечер, словно в язва, в звёздном крапе.
То ли горсть снежинок, то ли инея
Дряхлая сосна зажала в лапе.

К прокурору, словно к прокуратору,
Праведных ведут. Месть дышит в темя.
Плиний-младший в письмах к императору
Сквозь столетья видел наше время.

Нам не служат правдою и верою
Консулы. За ними — пепелища.
Пусть уж лучше ничего не делают,                                                      Чем в азарте обирают нищих.

*   *   *
Разговор — и вкривь, и вкось! — рвётся, будто нить.
С сумасшедшими людьми любо говорить.
Собеседник — то Нерон, то Наполеон,
Да и ты им в пять минут в графы возведён.
В плен берёт безумья речь, набирая власть.
Мало смысла, но в словах — искренность и страсть.
Нет ни меры, ни границ — тусклый свет и тьма.
Даже кажется, что ты сам сошёл с ума.

БЕЛАЯ НОЧЬ
Мосты разводят, в парк согнав трамваи,
Приподнимают рельсы к небесам.
И чай в тела, как в чашки, наливают.
Но время не узнаешь по часам.

Сквозь крыши бьют под облака колонны
Лучами света . Сон не тронет век.
Как соловьи, поют магнитофоны.
Ночь над Невой белей, чем первый снег.

Свет над водой раскачивает зданья,
В листве парят и мрамор, и гранит.
Но город не теряет очертанья
И с вечностью на равных говорит.

*   *   *
Заросли травой руины храма.
Но, пройдя безверия юдоль,
В состраданье, словно в волчью яму,
Я попал — в глазах слепая боль.

Стыдно, что порою беззаботно
Жил и не крестил перстами лоб.
Жаль мне стариков, детей, животных… 
Всех, кто беззащитен, слаб и добр.

Прозреваю от печальной боли:
Вместо сердца — тёплая зола.
Купол золотой блестит над полем,
И поют во ржи колокола.

Встанут храмы — оживёт Россия,
Дети запоют, как соловьи.
Наша жизнь — не в злобе и не в силе,
А в смиренной вере и любви.

*   *   *
Потёртая курортная особа
За лейтенанта замуж собралась.
Ему клянётся в верности до гроба,
Натешившись с полковниками всласть.

А он, ушастый и зеленоглазый,
Уже не мальчик, но ещё не муж,
Поверил в полуискренние фразы
И вместе с ней служить уедет в глушь.

И не случайно это?.. Не случайно.
Быт гарнизонный — не для слабых дев.
Случится что — и не полковник крайний,
А лейтенант: он в песне как припев.

Его склоняют, против шерсти чешут… 
Копейка — службе красная цена.
Но в полночь дома встретит и утешит
Троюродная мудрая жена.

*   *   *
Я на себе тащу годов поклажу:
Очнулся — утро, оглянулся — вечер.
А кем я был? А кем я был — не важно.
От этого не станет сердцу легче.

Слепая суета — чины, награды… 
Людские жизни бьются, словно блюдца.
А юноши, наживой сбиты в стадо,
О старость опрометчиво споткнутся.

Расквасят нос и разобьют колени,
С земли уйдут сквозь сплетни и наветы.
И новые — другие! — поколенья,
Как саранча, промчатся над планетой.

*   *   *
Замолчал коростель, захлебнувшись тоской.
Отцвели васильки в борозде.
Ты мелькнула, как ветер, над сонной рекой,
Отразившись зрачками в воде.

В омутах предрассветных тонула звезда,
Где я плыл на баркасе один.
И смотрела твоими глазами вода
На меня из бездонных глубин.

*   *   *
Грешен, грешен… Господи, прости! — 
Искушён плохими новостями.
В государстве правят не вожди,
А людишки с тёмными страстями.

И не образа, а зеркала
Любят, отражаясь в них, как в лужах… 
Ублажают смертные тела,
Забывая о бессмертных душах.

И не зарастёт страна мытарств
Для вождей, возросших на коварстве.
Сотни параллельных государства                                        Существуют в нашем государстве.

Грешен, грешен…  Но благую весть
Я услышу — не умолкнет лира.
Чтобы видеть мир таким, как есть,
Не пытаюсь сотворить кумира.

*   *   *
Печь топлю. А под окошком ветер
Яблоню сгибает, словно трость.
Я случайный гость на этом свете,
Но забыл, что я всего лишь — гость.

Не один такой. Наш мир непрочен.
Хрупко и здоровье и семья.
В сердце — холодок бессонной ночи.
Трость… Пижама… Жёсткая скамья… 

Взгляд растерян, разговор отчаян.
И смешон тот врач, что учит жить.
Он распределяет, как хозяин,
То, что смертным не принадлежит.

Копим деньги. Тайно строим планы.
Ищем славу там, где ждёт позор.
Всё нелепо и немного странно… 
Лишь на небе — воля и простор.

А когда меня задует вечер,
Словно догоревшую свечу, — 
Обретая призрачную вечность,
Сизым дымом в небо улечу.

*   *   *
Холодно и сыро. Солнце тускло
Светит. Имярек — безродный век.
Я родился русским, жил по-русски
И умру как русский человек.

Отпоют священники и ветры
Прах. И ляжет крест на аналой.
Я хочу, чтоб два квадратных метра
Оставались русскою землёй.

©    Борис Орлов