Ефим ГАММЕР
г. Иерусалим

Ефим Аронович Гаммер — член правления Международного союза писателей Иерусалима, главный редактор литературного радиожурнала «Вечерний калейдоскоп» — радио «Голос Израиля»  — «РЭКА», член редколлегии израильских и российских  журналов «Литературный Иерусалим», «ИСРАГЕО», «Приокские зори». В середине девяностых годов, согласно социологическому опросу журнала «Алеф», был признан самым популярным израильским писателем в русскоязычной Америке. Кроме того, является старейшим действующим боксером нашей планеты. Вернувшись на ринг в 1998 году в возрасте 53 лет, выступал в боксерских турнирах до 70, тридцать раз подряд стал чемпионом Иерусалима.  Родился 16 апреля 1945 года в Оренбурге (Россия), закончил отделение журналистики ЛГУ в Риге, автор 27 книг стихов, прозы, очерков, эссе, лауреат ряда международных премий  по литературе, журналистике и изобразительному искусству. Среди них — Бунинская (Москва – 2008), «Добрая лира» (Санкт-Петербург – 200)7,  «Левша» имени Н. С. Лескова – 2019, «Бриллиантовый Дюк» – 2018 и 2019 и др. В 2012 году стал лауреатом (золотая медаль) 3-го Международного конкурса имени Сергея Михалкова на лучшее художественное произведение для подростков и дипломантом 4-го международного конкурса имени Алексея Толстого. 2015 год — дипломант Германского международного конкурса «Лучшая книга года». Диплома удостоена документальная повесть «В прицеле — свастика», выпущенная в свет рижским издательством «Лиесма» в далеком 1974 году.  Печатается  в журналах России, США, Израиля, Германии, Франции, Бельгии, Канады, Латвии, Дании, Финляндии…

ПИТЕР

НЕВСКИЕ БЕЛЫЕ НОЧИ

                 1
Невские белые ночи.
Помыслов росные капли.
Вынесло в многоточье
шпильки, кинжалы и сабли.
Плавятся в прелости звуки.
Сеются в праздности слоги.
Призраков стылые руки.
Странной окраски тревоги.
Сны натекают ленно
лепетом лживости детской.
Пахнет осенним сеном
и очарованным сердцем.
Влажные пальцы дремлют.
Губы к губам прижаты.
И в запредельные земли
двигаться вовсе не надо.
Ветер — ходок, пусть бродит,
лунность толкает в пойму.
Было все это в годе…
Впрочем, позвольте, — не помню.

                 2
Надежда мечена быльём.
Удача — сладким трупным ядом.
Ну что же, друг. Ужо нальём
капель в бокал, побитый градом.
Делиться снова — на двоих.
вином, виной, бедой и снами.
И как бы ни был многолик
наш горизонт, но он не с нами.
Он у балтийских берегов —
в созвездиях Тельца и Рака.
Как много писем! Сколько слов —
достойных  сердца — на бумаге.

                 3
Ламповой копотью мыты
лунных налетов цвета.
Голодом вылита сыто
лепета лепота.
Облиты росами дроли.
Молью цветет трава.
И голытьба — недоля
сладостна, словно халва.
Кто бы вдруг выдумал крылья, 
чтобы в картину влететь?
Сонные капельки пыли.
Тишь, одиночество, смерть.

                 4
И спутник старинных сказаний,
и пленник наследственных сил,
я нервно — стихом осязаний —
в словесных пределах бродил.
Вызваливал формулу чувства
из дебрей придуманных дней.
И Синяя Птица Искусства
стеклянно мерцала в окне.
Вломились незванные сроки,
оконные смяв миражи.
И снова судьба на пороге
у правды-неправды — души.

                 5
И всё-то, всё-то  — ничего.
Зима, снежинки.
Нева, покрытая ледком,
как бы в простынке.
Изба, разбойное крыльцо —
ногам подсечка.
Заиндевелое винцо,
шальная печка.
И всё-то, всё-то — в полусверк
ушедшей ночи.
Летит сквозь жизнь, летит сквозь век,
ворчит, пророчит:
«Река вдруг вскроется. Пойдёт
в скелетном гуде.
И лишь того не кинет в пот,
кто жив не будет».
И всё-то, всё-то — трынь-трава.
Больной — в порядке.
Играет с веком жизнь-вдова,
играет в прятки.

                 6
В любви дорог спокойных нет.
Оглянешься — там бездорожье.
И тихо шепчешь: «пожил, пожил»,
неся в душе вчерашний свет.
В любви дорог обратных нет.
Но повстречаться можно снова
с влекущим отголоском слова —
«люблю» — и выдохнуть в ответ:
«В любви дорог спокоойных нет».

                 7
Вольно небу складывать по-птичьи
крылья ангелов, спустившихся из рая.
Мой знакомый, звёздного обличья,
был растерзан, крылья расправляя.
— На земле, — уча электрошоком,
говорили мудрецы в погонах. —
Крылья — самолетам, а пророкам…
для согрева… разве что — попона.

                 8
Казалось, жизнь — 
словесная игра.
В младенчестве — ля-ля,  
а дальше — тары-бары.
Но вдруг звонок, 
и слышится: «Пора!».
Куда? 
За тот взлобок, где кормятся нектаром.
Я не хочу! 
Ля-ля — в младенчество рывок,
Один шажок, 
и снова — тары-бары.
Казалось, жизнь… 
Ступи через порог.
Но нет его. 
Зато полно нектара…

                 9
На взморье вечер.
Небо мельтешит.
И жизнь влечёт в разгуле бреда
в какой-то приворот души,
где смысла нет, и нет запрета.
Такая жизнь.
Влечёт — влечёт!
Куда? Зачем?
Спроси поэта,
пока ещё он не убит.

                 10
И там, и здесь, 
в пространстве немоты,
где метрономы
тормознули время,
ни воздуха, 
ни хлеба, ни воды,
а люди безъязыки, 
эхо немо.
Не оглянуться,
Не шагнуть вперёд,
Не раздвоиться,
Не родиться снова.
Да кто же я?
Представьте, я народ.
И что мне зрелища,
когда в начале — слово? 

ЧУДСКОЕ
Чудь-озеро — Чудское,
пристанище земного непокоя.
Здесь с кровью смешана вода,
что различаешь на закате,
и видишь призрачные рати,
столкнувшиеся навсегда.

И слышится в многоголосье боя:
«Уж мы пойдём ломить стеною».
Чудь-озеро уже Бородино?
Что удивительного, если
костёр влечёт к солдатской песне,
и в голове шалит вино.

ВАСИЛЬЕВСКИЙ ОСТРОВ
У Большой Невы
Да у Малой
Нагулялся я
До отвала.
Говорили мне:
— Крепи нервы,
Здесь балует порой
Пётр Первый.

Не послушал друзей,
И, кайфуя,
Вышел к Стрелке: 
Найти бы пивную!
Вижу свет, вижу дверь,
Вижу лица.
Из окна
Вылетает Жар-птица.
И по мне коготками
Тук-тук.
— Получай порученье,
Байстрюк.
Ходи в щанцы
К Корчмину,
Приглашай его
 К вину.
— А где шанцы?
Я чужак.
Всё здесь тьма
И полный мрак.
— Не скажи! —
Взвилась Жар-птица —
Если так, 
Я проводница.
Шаг вперёд, 
ещё шажок,
двигай ножками,
дружок!

И пошли, пошли,
Пошли
Вкруг не острова —
Земли.
Шаг, шажок,
И снова шаг,
Тьма исчезла,
Сгинул мрак.
Не сбиваемся
С пути.
Шли, идём,
И вновь идти,
Чтоб добраться 
К Корчмину,
Пригласить его
К вину. 
И сказать,
Открывши рот:
— Там тебя 
Царь Пётр ждет.
А зачем 
И почему?
Это нам 
Не по уму.

 ©     Ефим Гаммер