Из старых журналов
Николай ШЕБУЕВ
Родился 12 января1874 года в семье профессора математики Георгия Шебуева. Окончил юридический факультет Казанского университета. Начал печататься с 1892 года. В 1905 –1906 годах издавал популярный сатирический журнал «Пулемёт», где жёстко высмеивал царское правительство, за что был арестован и заключён в тюрьму. Находясь в тюрьме, в ожидании суда, продолжал писать статьи, памфлеты, стихи для следующих номеров «Пулемёта» (всего вышло 5 номеров). Был осуждён на один год, отбывал наказание в Петропавловской крепости. В 1906 –1907 годах издавал «Газету Шебуева», а с 1908 по 1914 годы (с перерывом) — журнал «Весна». С «Весной» сотрудничали Л. Андреев, К. Бальмонт, Н. Гумилёв, А. Куприн, М. Пришвин, И. Северянин, а также в этом журнале впервые стали печататься футуристы — Н. Асеев, В. Каменский и В. Хлебников. После Октябрьской революции работал в советской печати, умер 8 февраля 1937 года в Москве.
ПЬЯНАЯ
Она подошла ко мне наглая, вызывающая циничная.
Её глаза блестели чахоточным блеском, на щеках горел румянец порока, волосы спутались, тяжёлыми прядями упали на полуобнажённые плечи.
Она подошла ко мне и задорно взглянула мне в лицо.
— Здравствуй! Не знаком со мной?.. Так познакомимся… Что отворачиваешься?.. От меня небось не отвернёшься…
Она с ухарством повела плечами и сиплым, взвизгивающим голосом гаркнула:
Эх!.. Рассыпься горох
По белой тарелке!..
Посадили к негодяю
Меня на коленки!..
— Городовой!.. — хотел было крикнуть я, но мой крик потонул в её разухабистом гиканьи:
Рассыпалась,
Расточилася;
Пошла за водой,
Обмочилася…
— Ха!-ха!-ха!.. Ты никак городового крикнул… Что мне твой городовой сделает?..
— Отправит в участок для вытрезвления…
— Меня!.. в участок!.. Ха!-ха!-ха!.. Да знаешь ли ты как звать меня?
— И знать не хочу!..
— Я — Русская Песня… И меня в участок!.. Ну и насмешил… Да я в кабаке родилась, в трактире воспиталась, посерёд веселья разгульного век свой вековала, и ты хочешь меня в участок!.. Ха!-ха!-ха!.. Да я твоему городовому вот этак сделаю, так и его обсахарю, и он растает…
Тут я понял, что встретился с кабацкой Песней.
— Закрыли кабаки, так думаете и веселью русскому конец?.. Думаете, что на меня наплевать можно да каблуком раздавить… В отставку меня, как поётся:
Пишет миленький записку:
Ты мне больше не нужна,
Я нашёл себе модистку,
Модистка очень хороша.
Нет! Меня раздавить не раздавите, скорее на ножку мозольки настукаете… Сжился со мной русский человек. Не отдерёшь меня от его весёлости, и от грусти не отдерёшь.
Эх!.. Мальчишечка-бедняжечка,
Он склонил свою головушку…
Он склонил свою головушку
Да на правую сторонушку…
Что на правую, да на левую,
Красной девице на грудь белую…
На груди лежал, тяжело дышал,
Тяжело дышал, «прощай» сказал:
— Ты прости-прощай красна девица…
Красота мне твоя очень нравится,
А любовь наша скончается!..
Она сделалась неузнаваемой: вместо звеневших вакхическим смехом взвизгиваний из её груди вылетели протяжные удушливые стоны. Глаза потухли, задорные пряди волос опустились. Плечи всё ещё вздрагивали, но это было вздрагивание рыдающей женщины. Безысходная грусть светилась в каждом слове этого речитатива и выжимала слёзы у меня из глаз.
— Что?.. распаточился?.. Нюни распустил… взгрустнулось?.. Ну, сади, сади, меня в участок… А что как я в самом участке гаркну:
Черви, бубны, виноград!
Чем мой милый виноват!?
Да пред самым частненьким приставчиком-то, козырем, козырем… да спою ему добру молодцу:
Ты напрасно, Ваня, ходишь,
Понапрасну ножки бьёшь…
Ты невесты не получишь,
Без сапог домой придёшь…
На, мол, меня. Протрезвляй, тверёзый, бабу пьяную.
Закипели самовары на столе,
Зашумели все угары в голове…
А барышни собираются!..
В путь-дорогу снаряжаются!..
И вдруг она выкинула такое коленце, что мне пришлось отвернуться.
— Отворачиваешь!.. Ха!-ха!-ха!.. Нет, брат, от меня не отвернёшься!
Эх, мамашка, кричу криком
Полсапожки сшей со скрипом…
Протрезвить меня вздумал… Песню рассейскую протрезвить! Да меня двадцать столетиев не протрезвили… А ты одним участком вздумал… Протрезви! попробуй! Много во мне хмельного, полугарного… Зародилась я по пьяному делу, да и развилась не по тверёзому… Потому и душа русская весела по пьяному делу; да и грустна не по-тверёзому… Раздави меня, — Руси веселие пити и пети!..
Она помолчала, почесала у себя в затылке и добавила:
— Веками я сложилась, века и отрезвлять меня… С души начинай отрезвлять. Когда души будут трезвые — тогда и песни будут трезвые. Я — душа народная. Вырвалась я теперь из кабака на свежий воздух, пошла по улочкам, переулочкам, встречайте меня нежданную, непрошенную… Шире дорогу!.. Чем как не мной будет хохотать народ русский?! Чем как не мной будет плакать?!..
— Я не против песни… Я против цинизма…
— Ха!-ха!-ха!.. прикорсечивать меня што ли хочешь!.. Обкокочивать как какую-нибудь шансонетку!.. Ну, нет, брат, я в «Польки-монопольки» не гожусь… Из меня слова не выкинешь… Веками это слово в меня вколачивалось, веками оно и выколачиваться будет… Ты душу сперва русскую прикорсеть, а потом и я сама собой приподтянусь. И тогда взаместо песни кабацкой разольётся песня новая-монопольная…
— Ну, прощай, до свидания!..
Она пошла от меня беззаботно напевая:
Жена моя, жёнушка,
Сердитое сердце моё…
Посмотрите, добры люди,
Как жена мужа не любит, —
Не глядит на него,
Всё ругает его.
К людям ходит личиком,
К нему ходит плечиком…
Я поеду, я уеду
Во Китай-город гулять, —
Жене плётку покупать…
И от этой песни пахнуло мне в лицо и средневековым Китай-городом, и домостроевской плёткой, и понял я, что бороться с Песнью трудно. Каждое слово её закреплено веками и его не выкинешь участком.
И мне хотелось крикнуть её вдогонку:
— Слушай! Русская Песня! Отчего ты поёшь про кабак да неволю? Почему ты глуха к окружающей жизни? Смотри, все вокруг, даже сами камни, кричат о свободе. Упади ухом к сырой земле, ты услышишь, что и она поёт:
Вставай, поднимайся, рабочий народ!..
Неужели тебе не стыдно, что русский народ, русская земля, русские камни вопиют к небу на мотив французской марсельезы!.. Неужели не стыдно, что и тебя, дитя свободы, раздавила, придушила, измочалила вековая цензура режима… Неужели тебе не стыдно видеть, как ты спилась!..
Но она уже была далеко. Она шла пошатываясь со стороны в сторону. Я ничего не крикнул ей.
Но мне кажется, что она сама запела на мотив марсельезы:
Вставай, поднимайся, рабочий народ!..
Авторизуйтесь, чтобы оставить свой комментарий: