Альберт МАКСИМОВ

                    г. Ярославль

        ЯРОСЛАВСКОЕ ВОССТАНИЕ

                                                                    Очерк

    В ночь на 6 июля 1918 года на окраине Ярославля на кладбище собрались 105 человек, в основном бывшие офицеры, на всех у них было 12 револьверов. Во главе собравшихся стоял полковник Александр Перхуров. Захватив находящийся в полукилометре от кладбища склад оружия, офицеры вооружились и двинулись в центр города. Так началось Ярославское восстание. «Впервые, не на Дону и не на Кубани, а в самой России, почти в окрестностях Москвы, русские люди, без помощи кого бы то ни было, восстали против большевиков и тем доказали, что не все русские мирятся с национальным позором Брест-Литовского мира и что не все русские склоняются перед террором большевиков. Честь была спасена» (Б. В. Савинков «Борьба с большевиками»).

   В советский период ярославские события назывались белогвардейским мятежом. Как вы понимаете, есть разница в словах «восстание» и «мятеж». Но в первые годы это событие, тем не менее, в официальных документах называли восстанием.

     Историю, как известно, пишут победители. Вся историческая наука зиждется на воспоминаниях победившей стороны. Вот и мы в советские годы получали информацию с точки зрения одной стороны, стороны победителей. Практически все документы, связанные с ярославским восстанием, находились в закрытых разделах. Но оставались еще люди, очевидцы тех событий, что и определило сложности в подаче исторического материала победившей стороной. Наконец, имена руководителей подавления восстания оказались под запретом — большая их часть была впоследствии репрессирована. Поэтому о ярославском «белогвардейском мятеже» упоминаний было много, а подробностей мало. Сейчас, после открытия засекреченных архивов появилась возможность разобраться в том, что же происходило в Ярославле в июле 1918 года на самом деле.

Но прежде начнем с официальной трактовки тех событий.

  «В ночь на 6 июля заговорщики с присоединившимся к ним (под влиянием командиров — бывших офицеров) броневым дивизионом и частью населения (буржуазия, дворяне, чиновники) захватили город, арестовали свыше 200 сов. работников, многих из них зверски убили. Они объявили об отмене декретов Сов. власти, ввели военное положение и установили в городе режим террора. Около 200 коммунистов и им сочувствующих были помещены на «баржу смерти», поставленную посередине Волги, где их морили голодом. Восстановив дореволюционные органы власти, мятежники объявили мобилизацию.

    На помощь сов. войскам стали прибывать рабочие и красногвардейские боевые дружины из уездных городов, а затем из Москвы, Иваново-Вознесенска, Костромы, Вологды и др. городов. 11 июля Военно-революц. комитет во главе с Я. Д. Ленцманом объединил руководство подавлением мятежа. К 16 июля мятежники были полностью окружены. Руководители мятежа в ночь на 17 июля с небольшим отрядом бежали в Заволжье. Остатки мятежников 21 июля капитулировали. Я. м. причинил городу большой материальный ущерб» (из Советской военной энциклопедии).

В целом общая направленность событий верна. Но вот акценты… Да и детали тоже…

   Начнем с информации о зверских убийствах советских работников. Большая Советская Энциклопедия сообщала: «В городе начался белый террор; арестовано было свыше 200 коммунистов и работников советских учреждений, многие из них (в том числе председатель губисполкома С. М. Нахимсон и др.) были зверски убиты, остальные помещены на «баржу смерти», поставленную посреди Волги (из 200 человек в живых осталось 109)». О барже смерти поговорим чуть позже. Пока нас интересуют зверские убийства.

    В «Красной книге ВЧК» читаем: «Выяснивши из документов, найденных в Совете, адреса активных советских работников, белогвардейцы начали обход квартир и арест советских деятелей. Арестованных немедленно расстреляли. Так погиб председатель уездного исполкома Закгейм, бывший председатель губисполкома Доброхотов, губернский военный комиссар, левый эсер Душин, военный комиссар округа Нахимсон и др. Убит ими и комиссар труда товарищ Работнов и товарищ Суворов, старый социал-демократ, большевик, посланный парламентером».

    Из этих строк возникает картина массовых расстрелов арестованных советских работников. Перечисленные фамилии, как можно понять из построения чекистского текста, лишь малая толика людей, убитых белогвардейцами. Этот вывод подтверждает текст предисловия ко второму изданию «Красной книги ВЧК», где после перечисления этих фамилий написано «… и много других».

     Аналогичную информацию можно почерпнуть и в иных источниках. Так, Михаил Валентинов пишет в «Главном мифе гражданской войны»: «За 16 дней мятежники успели разрушить множество зданий и казнить видных коммунистов, в том числе председателя губисполкома Сергея Нахимсона. Остальных большевиков поместили на «баржу смерти», которую затопили среди Волги. Выплыть удалось немногим». Обратим внимание на то, что белогвардейцы якобы затопили баржу с арестованными ими людьми.

     У Давида Львовича Голинкова в «Правде о врагах народа» читаем: «Мятежники разыскивали советских и партийных работников и чинили над ними расправу. Были зверски убиты комиссар военного округа видный большевик С. М. Нахимсон, председатель исполкома городского Совета Д. С. Закгейм, члены губисполкома Шмидт, Зелинченко и многие другие советские работники».

     А по интернету в массовом порядке кочуют рефераты и курсовые для школьников и студентов, где с завидной регулярностью повторяется, что «захватив часть города, руководители выступления начали беспощадный террор. Осуществлялись зверские расправы над советскими партийными работниками. Так, погибли комиссар военного округа С. М. Нахимсон и председатель исполкома городского совета Д. С. Закгейм. 200 арестованных были свезены на «баржу смерти», стоявшую на якоре посередине Волги. Сотни расстрелянных, разрушенные дома, остатки пожарищ, развалины».

Сотни расстрелянных! Страшная картина террора. Однако многое — выдумки. Будем разбираться персонально. Итак, здесь прозвучали фамилии зверски убитых большевиков.

     Доброхотов. Председатель Ярославского губисполкома. 11 июля 1918 года (т. е. 5 дней спустя захвата белогвардейцами города) Доброхотов был избран членом Губернского Военно-Революционного Комитета. Как видите, жив-здоров, участвовал в подавлении восстания, был, как говорится, на виду. Дата смерти — 1938 год. Причина, думаю, понятна. Расстрелян.

     Душин. Был арестован и помещен на баржу. Где-то в середине восстания в числе 22 человек был снят с баржи и отправлен в город. После подавления восстания переписал имена узников баржи, однако список не сохранился, так как в 1920 году Душин был арестован ЧК в своей родной деревне. Даты смерти нет.

    Работнов. Сведений о его расстреле нет. И вообще нет каких-либо сведений. В документах ярославских событий эта фамилия встречается у четырех персонажей. Все они — участники восстания на стороне белых.

     Суворов. Старый революционер, был шафером при венчании Луначарского. «Суворов, старый социал-демократ, большевик, посланный парламентером». Правда, только кривая. Ведь можно подумать, что красные послали его парламентером к белым, а те его убили. В действительности все было наоборот: в дни восстания он был послан восставшими к красным частям с письмом для них. При приближении к позициям большевиков был ими убит, письмо изъято. В целях оправдания этого убийства официальный советский историограф тех событий О. И. Розанова объяснила это тем, что парламентер шел под белым флагом, за что и был убит красными. Хотя первоначально на процессе Перхурова утверждалось, что Суворов был убит белыми при приближении его к позициям красных.

    Шмидт. Был помощником губернского административного комиссара Большакова. В дни восстания был ранен и умер в лазарете.

      Зелинченко. Сведений о нем нет.

  Остаются Закгейм и Нахимсон. Два руководителя ярославских большевиков, которые действительно были убиты белогвардейцами в первый день восстания. Всего два человека, но никак не «многие», никак не «сотни расстрелянных». Вот на этих двух погибших остановимся подробнее.

     Давид Закгейм родился в 1895 году в местечке Свислочи Гродненской губернии в многодетной семье Соломона Закгейма. Есть семейное предание о происхождении фамилии Закгейм.

В семнадцатом веке в местечке Ружаны перед пасхой нашли труп христианского ребенка. Местную еврейскую общину обвинили в ритуальном убийстве и потребовали от нее выдать убийц. Община назначила к выдаче двух стариков, которых местный князь повесил на воротах своего замка. Община составила две грамоты и выдала их семьям убитых. Одна из них давала получившей ее семье фамилию Закгейм, что означало «зерех кейдеш гейм» — семя его священно.

     В восемнадцать лет Давид примыкает к революционному движению, попадает в тюрьму. Юноша очень мучительно переживает тюремное заключение. «Для меня слишком больно сознавать свое первое заключение, но вместе с тем сомнения помимо меня самого приходят, закрадываются в душу, не дают покоя… долго ли мне еще придется ждать, а ведь все время проходит в ожидании. У меня здесь нет ни знакомых, даже и книг», — пишет он в открытке 7 июня 1915 года. Вскоре за недостаточностью улик его освобождают. Он прекращает связь с революционерами, а затем переезжает в Ярославль, работает часовщиком. Сюда же приезжает и его семья. В 1915 году в Ярославле находилось 7 тысяч беженцев-евреев. Вскоре вокруг Закгейма группируется еврейский кружок. После февральской революции Закгейм возглавляет ярославскую группу Бунда (Всеобщий еврейский рабочий союз в России и Польше), а затем сближается с большевиками, становится председателем Ярославского городского Исполнительного комитета Советов. Он, «низенький, широколобый, с теплым светом карих глаз» быстро становится известным человеком в городе. Как отмечалось в советский период, его быстро полюбили за исключительную честность и принципиальность.

     Однако вскоре на него заводят дело по обвинению в присвоении им конфискованных богатств. Как следствие этого, Губернский Исполнительный комитет исключает его из числа членов губернского съезда. Наступает июль 1918 года. О последних днях жизни Закгейма рассказывается в работе-воспоминании Г. Петровичева «О днях прошедших».

     Знал ли Закгейм о грядущем мятеже? «За несколько дней до мятежа я заметил в Горисполкоме о наличии каких-то секретных дел. Прихожу однажды в помещение президиума и спрашиваю товарища Закгейма. Мне ответили, что он наверху. Придя в комнату, где был товарищ Закгейм, нашел еще там товарища председателя горисполкома тов. Фреймана. Видно было, что они кого-то ожидают, но мне об этом ничего не говорили, через четверть часа пришел начальник городской милиции тов. Мухин». На этом узком совещании говорили о слухах и об активизации в городе бывших офицеров. Однако предпринять превентивных мер не успели.

    Шестого июля произошел белогвардейский мятеж. «Почти одновременно с захватом Дома народа вооруженная кучка белогвардейцев по готовому уже списку направилась прежде всего на квартиру председателя городского исполкома товарища Закгейма, проживавшего на Большой Рождественской улице. Они вызвали его во двор и спросили: «Ты Закгейм?» — «Да, я»,— ответил товарищ. Не удовлетворившись этим ответом, они стали будить соседей для удостоверения, что это именно Закгейм» («Красная книга ВЧК»).

     Трудно судить, насколько правдива эта сцена. Зная, как любили подправлять историю в нужном направлении, можно предположить иную картину. Ворвавшись на квартиру, белогвардейцы схватили Закгейма, но тот назвался другим именем. Вот тут-то и понадобились соседи для удостоверения его личности.

     А дальше — Закгейм был убит выстрелом в грудь, а затем проколот штыком. Его труп выволокли на улицу и выбросили у ворот. В течение нескольких дней труп Закгейма валялся на улице и служил предметом посмешища и издевательства горожан. «Сытые, толстопузые буржуи, маклаки с толкучего рынка, отставные штаб- и обер-офицеры и ярославские кацауровцы, черносотенцы, проходя мимо, останавливались и злобно издевались над бездыханным трупом, плевали в лицо и, пользуясь еврейским происхождением товарища, ругали жидов и открыто призывали к погромам» («Красная книга ВЧК»).

     А вот слова Васильева-Южина, обвинителя на процессе Перхурова: «На улицах безобразно были убиты два коммуниста, два видных государственных работника — Закгейм, которого знал весь Ярославль, как чистейшего человека, и Нахимсон». Закгейм, как видите, оказался «чистейшим человеком». А что же Нахимсон?

     Семен Нахимсон (по другим данным — Нахамкес) родился в 1885 году в Либаве в многодетной купеческой семье. Будучи гимназистом Нахимсон участвует в Бунде (Бунд на первом съезде РСДРП вошел в ее состав как автономная организация, после революции на минской конференции он принял решение войти в состав РКП(б)).

   «Оружие делает человека сильнее», - любил говорить юный боевик Саля. Во время первой русской революции 1905-07 гг. он уже является одним из руководителей Либавской военно-революционной организации Бунда, на деле — руководитель бандитов-террористов. За что заочно приговаривается к смертной казни, но скрывается за границей.

Впрочем, память у самодержавия оказалась плохой и в 1912 году Нахимсон возвращается в Россию, где вступает в большевистскую партию. Несколько арестов (нет, не за бандитизм в годы первой русской революции), высылка в Либаву (ныне Лиепая в Латвии), потом снова едет в Петербург.

   В годы первой мировой Нахимсон в армии… заведует санитарным отрядом Всероссийского союза городов, занимается революционной агитацией. Попадает под военно-полевой суд, но наступивший Февраль его освобождает. Он снова в Петербурге — в должности председателя 1-го Городского райкома. Становится комиссаром у латышских стрелков.

После Октябрьской Революции Нахимсон избран членом ВЦИК. В начале 1918 года он назначается военкомом Ярославского военного округа (восемь центральных губерний России, включая Петроградскую).

    А дальше с Нахимсоном случается «неприятный эпизод». Об этом газета «Известия Совета» печатает заметку под названием «Дело тов. С. М. Нахимсона»: «Следственная комиссия при Рыбинском революционном трибунале рассмотрев дело по обвинению С. М. Нахимсона в присвоении денег в размере 10 тыс. рублей из армейских сумм и исходя из документальных данных всего следственного материала и доводов членов Исполкома солдатских депутатов 12-й армии, зафиксированных в многочисленных протоколах фракционных и общих заседаний последнего, которыми не устанавливается факт не только какого бы то ни было преступления, но даже и намерения к оному, — следственная комиссия при Рыбинском революционном трибунале находит невозможным какое бы то ни было построение обвинительного акта по сему делу, но останется недочет 10 тыс. рублей, полученных из Народного Комиссариата по военных делам, ввиду чего следственная комиссия при Рыбинском революционном трибунале постановляет: Дело прекратить и всецело реабилитировать незапятнанную революционную честь товарища С. М. Нахимсона от каких бы то ни было злостных клеветнических нападков, что является конечным результатом процесса — следствия по этому делу, и обязать т. С. М. Нахимсона, как председателя Исполкома Совета солдатских депутатов 12-й армии и юридически ответственного за все получаемые суммы, озаботится в двухнедельный срок (конец срока - 24 апреля с. г.) внести названную сумму денег в кассу трибунала». То есть при непосредственном участии Нахимсона 10 тысяч рублей исчезли, раз он должен их внести, но это преступлением не является.

     Революционная честь товарища Нахимсона оказалась настолько незапятнанной, что в начале июля 1918 года он был назначен председателем Ярославского губисполкома, сменив на этом посту Доброхотова. Того самого, якобы зверски убитого белогвардейцами. Тело пламенного честного революционера похоронено на Марсовом поле в Петрограде.

   О беспринципной лживости победившей стороны наглядно демонстрирует стенограмма судебного процесса над Перхуровым в июле 1922 года. На процессе старший следователь Верховного трибунал Пригожин заявил: «В первый же день белогвардейской власти были расстреляны председатель уездного исполкома Закгейм, бывший председатель Губисполкома Доброхотов, Губвоенком левый эсер Душин, Окрвоенком Нахимсон и много других рядовых работников». Как уже было сказано выше, Доброхотов был жив, а Душина арестовало ЧК в 1920 году. А ведь это известные в губернии люди — и так врать! А кто наберется смелости и возразит? Никто не возразил.

    На процессе член суда Татаринцев задал вопрос: «А вы не помните случай на 4-5 или 6 день мятежа было приговорено к расстрелу четырнадцать человек? Они и были сняты с баржи, но по неизвестным причинам расстреляны не были». Неужели Татаринцев не знал пофамильно тех, кто был снят с баржи? Никто не знал? Одним из них был… Душин, который как утверждалось старшим следователем трибунала, был расстрелян за несколько дней до этого.

   А утверждения об убийствах рядовых советских работников? Читаем «Красную книгу ВЧК». «Наибольшее усердие и зверство проявил начальник команды мотоциклистов бывший юнкер-матрос Ермаков, предательским выстрелом убивший товарища Лютова, которого на автомобиле с несколькими красноармейцами сначала вызвали по телефону к гостинице Кокуева под предлогом поимки преступников».

     О Лютове известно только то, что он погиб в дни восстания. Как это произошло, неизвестно — сведений нет. Еще одну информацию сообщает активная участница восстания актриса Борковская (на допросе у Петерса): «По суду же был расстрелян один из советских комиссаров, фамилии которого я не помню. В покойницкой он ожил и был отвезен в лазарет. Расстреливал его какой-то гимназист, по его собственным словам, бежавший из тюрьмы из Москвы». Балаган какой-то. Впрочем, отметим, что расстрелянный был отправлен в лазарет, а не добит.

   Каким-то цирком выглядит и история, рассказанная членом ревтрибунала Терентьевым, арестованным вместе с братом в первый день восстания.

     «Привели обоих в Дом Народа, поставили часового, обыскали, и какой-то гнусавый полковник приказал вести расстрелять. Привели к полковнику Перхурову — он спросил: где работаете и почему укрепляете Советскую власть, мы оба с братом стояли молча и не отвечали ни одного слова, приказал запереть в какую-либо комнату, что и сделали. (Адъютант Перхурова) Соболев отпер комнату, предложил тихонько выбраться, не отвечая ничего часовому… и утром снова попросили явиться в штаб, сопровождая штыками, да еще посадили на автомобиль, только не обоих с братом, а меня одного. Привезли в здание Коммунотдела, представили революционному полевому суду, сидящему посередине большого зала, где и указали, что он член Исполкома, член Революционного Трибунала, а посему применить высшую меру наказания, но исполнить это совместно с лицами, сидящими в барже, или запереть куда-либо в подвал, что и было исполнено. Заперли в темный чулан в доме Лопатина, в котором я и находился около 7 или 8-ми суток, без куска хлеба, и только какими-то случайностями потребовался этот чулан под лестницей, кому — не знаю, но отперли и, увидев в нем меня, волокли наверх и здесь дали чашку чаю, кусок хлеба и селедки, и у увидел здесь следующих 22-х товарищей — Попова… Пономарева… Тихонова… Троицкого… Вдруг угодил в нашу комнату снаряд, несколько человек поранило… Снова суматоха, и я оказался на улице. Мчусь к своей квартире… Но очутился дома лишь ненадолго, только до утра, а утром уже узнали и снова пришли 2 архангела, загребли с постели и поволокли снова к белому начальству, да и прихватили и брата. Штаб был в Госбанке, предлагают ехать на фронт, мы оба даем категорический отказ и за это получаем хорошие пощечины, а особенно брат, но зато его отпустили с вещами на квартиру, а меня повели связанного в Коммерческое училище, и, когда я наотрез отказался в чем-либо помогать белым, меня снова предложили куда-нибудь запереть, но, к счастью, привели в дом, где был ГИК, а там уже все товарищи, кои со мной сидели в доме Лопатина… Но снаряды так и сыпались около дома, снова потянули из верха вниз, и я снова третий раз сумел перепрыгнуть через забор и скрыться в своем доме».

     Белогвардейцы трижды арестовывали члена ревтрибунала, трижды он бежал из-под стражи. Расстреляли? Нет. Можно ли поверить в то, что белогвардейцы расстреливали женщин и детей?

     В той же «Красной книге ВЧК» упоминается сыщик Греков: «Про сыщика Грекова рассказывают, что он не останавливался перед расстрелами женщин и детей». Очень любопытная фигура, его хорошо запомнил даже Перхуров. На процессе он сообщил: «Судом был вынесен только один смертный приговор некоему Грекову. Это человек, уличенный в шпионаже. Греков, кажется, его фамилия. Это человек с курчавыми волосами, южным лицом. Когда этот приговор был предоставлен мне, я не утвердил его. Ему заменили пятью летами каторги. Он сидел, и потом после он выдавал участников Ярославского мятежа и подвел к расстрелу нескольких человек».

     Греков был начальником губернского уголовного розыска в Ярославле. Примкнул к восставшим. Был уличен в шпионаже в пользу красных. После восстания советской стороной, как видно из вышеприведенных строк, обвинялся в жестоких преступлениях. Темная личность.

     Согласно утверждениям Перхурова было еще «три или четыре приговора», выразившиеся в тюремном заключении и каторжных работах.

     Итак, достоверно известно, что восставшими были убиты только двое ⁠— Нахимсон и Закгейм. Как происходило убийство Закгейма, уже говорилось. Об этом есть и свидетельство актрисы Борковской: «Закгейм был убит выстрелом из толпы; издевательств над его трупом никаких не было». Нахимсон, по утверждению Перхурова, был убит в гостинице «Бристоль»: «Мне доносили, что при аресте оказал сопротивление». То есть и Закгейм и Нахимсон были убиты без суда и следствия. Впрочем, следствие все-таки было — Перхуров назначил расследование этих убийств.

     «Принадлежность к партии Закгейма не должна была служить причиной к его убийству. Он должен быть арестованным и только изолированным, пока идет бой. Дознанием выяснено, что Закгейм был убит Перлиным, но при какой обстановке, почему дознанием еще не было установлено, и оно так и не закончилось. Относительно Нахимсона фамилию убившего установить не удалось. Затем я больше никаких донесений о расстреле не получал. Были произведены аресты лиц, причастных к правлению. Но никаких репрессий в смысле расстрелов без суда — это было запрещено категорически».

     Перлин в дни восстания был начальником отдела контрразведки. За убийство Закгейма он был отстранен от этой должности. Не очень строгое наказание. Но ведь и не поощрение?

  А вот текст объявления о необходимости соблюдения правового порядка при арестах, подписанного Перхуровым 12 июля: «Число арестуемых продолжает увеличиваться. Расследованием причин задержания выяснено, что многие аресты производятся слишком неосмотрительно, без достаточных улик, по одним непроверенным и недоказанным подозрениям и часто лицами, на то не уполномоченными.

    Приказываю твердо помнить, что мы боремся против насильников за правовой порядок, за принципы свободы и неприкосновенности личности…

    Виновные в производстве неосмотрительных арестов и обысков будут подвергаться строгой ответственности».

     Правовой порядок, гуманное отношение к личности… А как же баржа смерти? Вот что пишет «Красная книга ВЧК».

     «Арестованные белогвардейцами товарищи подвергались всевозможным издевательствам; из квартир они захватывались в чем попало: без шапок, без верхней одежды, иной раз в одном нижнем белье. Брошенные на баржу с дровами, наполненную на дне водой, они были обречены в буквальном смысле слова на голодную смерть.

     С субботы 6 июля и до четверга 18 июля, за двенадцать дней, им не давали никакой пищи. Два раза за это время им приносили в баржу по два фунта хлеба на 109 человек, причем приносившие этот хлеб — милиционер и какая-то барышня под видом сестры милосердия — ломали этот хлеб на кусочки и, как собакам, бросали с лодки на баржу».

     Правда? Да, правда. Конечно, у белой стороны есть свои объяснения произошедшему, да и некоторые детали красной стороной поданы эмоционально (хотя бы описание ареста советских работников без шапок в июле месяце, это вряд ли можно считать издевательством), тем не менее, общая картина дана довольно верно.

     Для подробного изучения обстоятельств дела дадим слово обеим сторонам. Особое внимание обратим на общее количество заключенных на барже советских работников и на число погибших в ходе их 12-ти суточного пребывания там. Начнем со стороны потерпевших.

     Из текста чекистского документа видно, что заключенных на барже было 109 человек. Эта цифра вновь подтверждается в той же «Красной книге ВЧК»: «Белогвардейцы разбили всех арестованных на группы и одну из таких групп в количестве 109 человек посадили на баржу с дровами на Волге. Этой-то группе и удалось третьего дня бежать из белогвардейского плена, и то, что передают бежавшие товарищи о «прелестях» белогвардейского режима и насилия, затмевает и затушевывает все то, что мы слышали о зверствах в германском и чехословацком плену».

     Цифра в 109 человек названа в документах стороны обвинения и на перхуровском процессе в 1922 году. «Аресты производились на квартире и на улицах. Причем арестовывали всех, имеющих то или иное отношение к Советам. Было арестовано около 200 человек советских служащих и красноармейцев, причем одну группу арестованных в числе 109 человек бросили на баржу с дровами, наполненную до дна водой, обрекая, таким образом, их на голодную смерть и не давая никакой помощи. Во время обстрела города артиллерией белогвардейцы перевозили баржу на места, наиболее подвергающиеся обстрелу. Вследствие этого три товарища были убиты и несколько ранено».

   Итак, общее число арестованных белогвардейцами составляло около 200 человек, из них на барже находилось 109 человек. Обратим внимание на цифру погибших — три человека.

  Кстати, эту же цифру сообщает и «Красная книга ВЧК»: «Когда начался обстрел города артиллерией, белогвардейцы перевозили баржу на места, наиболее подвергающиеся обстрелу. Благодаря этому было убито три товарища и несколько товарищей ранено».

    Вызывает некоторое удивление сообщение, что баржа была наполнена до дна водой. Если это было так, то баржа бы элементарно утонула. Конечно, информация неверная. Впрочем, здесь уже приводились утверждения, что якобы баржу белые затопили и мало кто спасся. В действительности вода была на ее дне, не более. Сам трюм баржи высотой с человеческий рост был заполнен дровами. Чтобы разместить там заключенных пришлось выбросить часть дров.

    Всего, как видите, было арестовано около 200 человек. Часть из них, как известно, находилась под арестом в центре города (это правый берег города). Вероятно, была еще одна баржа-тюрьма, пришвартованная на левом берегу Волги. По крайней мере, такое предположение вытекает из воспоминания милиционера Аладьина. «В воскресенье был вечером в 10 ч. арестован… Заставляли идти с ними или грозили расстрелом. Отвели в баржу, стоящую у левого берега Волги ок. дер. Троицы, охраняемую одним часов. в гимназич. форме. На барже было около 30 человек красноар. Во время пожара часовой пошел пограбить в соседний магазин Меньшова, аптекарс. и 1-го Тверицкого товарищ. В это время я убежал, и за мной еще один Чернухин, которого поймали и проводили по Тверицам. И по слухам, расстреляли». Слухи — не факты. А картина с изображением часового-гимназиста показывает какую-то несерьезность руководителей белой стороны.

     А вот что показал на процессе свидетель Петр Филиппович Путков.

    «К вечеру на второй день нас отправили на Волжскую набережную. Потом отправили на баржу, где мы и сидели около 13 суток. Пришлось перенести все невзгоды и зверства со стороны маленьких мальчишек гимназистов. Мы кричали на берег… Мы кричали о том, чтобы нам подвезли хлеба. Потом мы сделали совещание, решили послать к белым делегацию. Некоторые доплыли до берега, а некоторые утонули.

     Баржа, несмотря на то, что была нагружена дровами и наполовину наполнена водой, тронулась, пошла вниз по Волге. В нас стреляли и белогвардейцы и красноармейцы. Мы выбрались на стрелку, и красные части из Коровников по нам стреляли из орудий. Потом мы стали давать им сигналы, и нас сняли с баржи совершенно измученными. Снаряды в баржу валились каждый день. Одними дровами, которые сыпались в голову от попадавших в баржу снарядов, убило человек 15-20.

     — А сколько всего сидело в барже?

     — Человек до 300.

     — А сошло в Коровниках?

     — Человек 70».

    И опять видим часовых-гимназистов. Однако уже названа цифра в 300 человек узников баржи. Погибло же, получается, около 230 человек. В основном, как можно понять из свидетельских показаний, из-за орудийного обстрела баржи. Насколько правдива информация?

   Заключенные находились в трюме баржи, за стенами из дров. Не такая уж и плохая защита. Правда, свидетель показал, что погибло только от сыпавшихся дров 15-20 человек. Как такое могло произойти? Снаряды ДОЛЖНЫ были пробивать стены баржи и пол палубы. Но в таком случае в трюм хлынула бы вода и баржа неминуемо должна затонуть. Этого не произошло. Почему? Свидетель преувеличил?

  В какой-то мере это сомнение поддерживают показания узника баржи Васильева: «Вдруг треснуло и чалка порвалась. Баржа понеслась со скоростью «Самолета». В нас стреляли белые и красные. Дровяные баррикады нас защищали и лишь немногие погибли».

     Но, с другой стороны, есть воспоминания главного комиссара охраны Северных железных дорог Руцкого в 1928г.: «В Урочи было устроено совещание с товарищами, которые случайно спаслись на дырявой барже, в которую были посажены революционно настроенные товарищи. Эта баржа была оттолкнута от берега и пущена на произвол судьбы, по этой барже стреляли восставшие Перхуровцы. Много хороших товарищей на этой барже погибло». Много — это явно не три человека. Впрочем, Руцкому веры мало.

    Зато нельзя не верить узнику баржи Роману Антоновичу Ваверняку, который вспоминал: «От снаряда, попавшего в баржу, было несколько раненых и три трупа: без голов, без ног, куски мяса… Они быстро разлагались от жары. В Волгу сбрасывать запретили. Отхожее место — тоже на барже. Когда иногда с катера бросали хлеб, оп попадал нередко в нечистоты».

    Похожее говорил в том же году и председатель ВРК Северных железных дорог И. Миронов в 1928г.: «В Ярославле от большевистской организации в первые же сутки восстания осталось очень мало, все товарищи были истреблены, среди которых военный комиссар тов. Нахимсон, председатель исполкома тов. Загейм (Закгейм — А.М.) (после ликвидации восстания обнаружено в одной могиле полуживыми зарывали белыми бандами истерзанных, насколько помню, 126 трупов товарищей, имена многих не установлены, и, кроме того, ночью и утром в первый день восстания, а затем и в последующем было арестовано большое количество (не менее 350) большевиков и сочувствующих, в большинстве рабочих, и посажено в тюрьму, а во время осады Красной Гвардией города эти товарищи белыми были переведены на баржу, которую со стороны Ярославля привязали канатом и которая находилась некоторое время под перестрельным ружейным и пулеметным огнем и, по-видимому, огнем канат был перебит, баржа пошла по течению, и тогда белые начали обстреливать баржу, зная, что на ней уходят большевики. А Красная Гвардия с Заволжской (Урочской) стороны, по-видимому, поняла, что уходят белые, тоже взяла баржу под обстрел. Жуткие дни, а тем более под прямым обстрелом с двух сторон, часы пришлось пережить товарищам. Многие из них погибли под огнем, некоторые выбросились с баржи и потонули».

   126 трупов в одной могиле, закопанные еще полуживыми — это уже серьезно, это не два человека. Но почему об этом не было сказано ни в «Красной книге ВЧК», ни на процессе над Перхуровым? Может быть, это были убитые белогвардейцы? Историю-то пишут победители.

     Советский писатель Роберт Штильмарк, автор знаменитого «Наследника из Калькутты», в конце жизненного пути написал автобиографический роман «Горсть света». Дело в том, что несколько дней спустя подавления восстания Роберту вместе со своим отцом довелось оказаться в Ярославле.

«А тем временем папа с мальчиком Роней ходили по разрушенному, еще горящему Ярославлю. Насмотрелись такого, чего не на всякой войне увидишь.
   Однажды под босыми ногами Рони из приречного песка близ берегового устоя железнодорожного моста через Волгу вдруг выдавилась кровавая жижа... Проступив между пальцами, она, слегка еще пузырясь, быстро засохла и смыть ее со ступней в волжской струе оказалось не так-то легко... Это они с папой ступили на присыпанные песком недавние окопы, ставшие могилами расстрелянных лишь вчера участников восстания. Свидетели потом говорили им, что расстреляли здесь многие сотни юнцов, зеленых мальчишек — гимназистов, студентов, юнкеров и кадетиков, в возрасте от 14 до 18 лет. Закопали до 800 тел....

   Их геройская армия из нескольких сотен обманутых пропагандой мальчишек, осталась брошенной на произвол судьбы. Кровь этих мальчишек теперь и пузырилась под Рониными ногами, а были многие из них почти ровесниками ему, возможно, даже однокашниками — ведь Роня и сам недель шесть ходил в кадетах...».

     Может быть, красные спутали одну баржу с другой баржей, тоже летом 1918 года, только не в Ярославле, а вблизи Сарапула на Каме. По распоряжению Сарапульского Совета большая группа буржуазных элементов была убита и брошена в воду. После ухода красных случайно спасшиеся узники баржи подробно описали ужасную смерть несчастных заложников, которых чекисты убивали по очереди топорами, ружьями и молотками и сбрасывали в воду. Экзекуция продолжалась всю ночь.

     Сколько же всего погибло на ярославской барже: трое или около ста человек? Боюсь, что истину уже не узнать. Три человека? Верится с трудом. Разве не должны еще быть умершие от голода и болезней? Утонувшие при попытке бегства? Должны. Кому верить, кто врет, кто просто ошибается?

   Но нельзя доверять и информации белой стороны. На процессе Перхуров заявил: «Где-то показано, что будто бы мы баржу передвигали на места, наиболее сильно подвергавшиеся обстрелу. Это, конечно, не соответствует действительности. Положение арестованных на барже было ужасно, потому что нельзя совершенно было туда подвести пищи. Я помню тот скандал, который был поднят мною, когда я узнал, что арестованным по несколько дней совершенно не давали никакой пищи. Я немедленно же приказал регулярно доставлять пищу. Вызвался для этой цели один офицер-латыш, что он туда пищу перенесет, но он был в первую же попытку ранен и вскоре умер в госпитале против штаба». В первые 4-5-6 дней подъехать к барже опасности большой не было. Добрались же посланцы белогвардейцев, сняв с баржи 22 человека? А почему покормить узников было опасно?

   Об этом событии читаем в «Красной книге ВЧК»: «За два дня до побега из их среды были вызваны по списку 22 человека из членов исполнительного комитета и ответственных советских служащих и с ругательством, пинками и т. п. увезены неизвестно куда. В это число вошли тт. Большаков, Гарновский, Душин, доктор Контовт, доктор Троицкий, Попов, Курякин и другие».

Вот, кстати, любопытная информация про упомянутого председателя губернского административного комиссариата Большакова, который накануне восстания руководил местной ЧК (отметим: руководителя ЧК белогвардейцы не расстреляли). О нем писал узник баржи Павел Дмитриевич Палкин. «Отпетый негодяй. Из солдат. Член Учредительного собрания. Из эсера перелицевался в большевика. Был ответственным губернским работником, причастным к обыскам и арестам… Уже после восстания выяснилось, что Большаков во время обысков и арестов нахапал около пуда золота — в портсигарах, часах, кольцах, медальонах, несколько пудов серебра, в том числе и серебряное паникадило из Рижской тюрьмы, эвакуированной в Коровники в 1915 году, 700 карат бриллиантов… Яргубчека после восстания приговорила этого негодяя, как тогда говорили, «к шлёпке». Но из-под расстрела Большаков бежал, воспользовавшись халатностью конвоя».

    Закгейм, Нахимсон, Большаков… Честнейшие большевики. Только с липкими руками. А что удивляться? После смерти Председателя ВЦИК Якова Свердлова вскрыли его сейф. Нашли золотых монет царской чеканки на сумму 108 тысяч рублей, семьсот золотых изделий, многие с бриллиантами, кредитных царских билетов на 750 тысяч рублей. Бланки паспортов и уже заполненные паспорта. Все впрок.

    Но вернемся к показаниям в защиту белой стороны. Здесь обычно приводится следующий документ: «Прошу г. коменданта г. Ярославля перевести в ведение начальника комендантской роты, с зачислением содержанием за военным судом значащихся в препровожденном при сем списке 82 человек, находящихся ныне под стражею на барже, стоящей на реке Волге». Приводится и поименный список. Этот документ, написанный по всей форме, считается свидетельством правовых действий белогвардейцев. Однако в нем нет ни слова о причинах ареста задержанных. Да и само наличие такого списка разве свидетельствует о том, что восставшие стремились избегать внесудебных расправ и следили за порядком в учете арестованных? В Кампучии, помнится, тоже заключенных регистрировали по всему порядку.

   Как же мы можем оценить историю с баржей смерти? В советских источниках заключение советских активистов на барже расценивалось как акт изуверской жестокости. Сейчас же все больше звучат слова о том, что это был акт гуманности с белогвардейской стороны. Думается, истина иная.

   И если ситуация с баржей смерти до сих пор запутанная, то хроника событий подавления ярославского восстания предметно задокументирована.

  Начало восстания совпало со временем работы V съезда Советов. В докладе Военно-революционного комитета Северных железных дорог «О событиях в Ярославле» отмечено: «Троцкого на Съезде Советов увидеть не пришлось. Было передано тов. Подвойскому и тов. Кедрову тов. Руцким. Тов. Подвойский и тов. Кедров не поверили, говоря, что это провокация». Потребовалось время, чтобы доказать обратное.

   Известные революционеры Николай Подвойский и Михаил Кедров были женаты на сестрах Дидрикиль. Жена Подвойского впоследствии стала тещей сына Якова Михайловича Свердлова. Третья сестра была матерью известного чекиста Артура Артузова. Подвойскому повезло умереть своей смертью, вовремя уйдя на пенсию в 1935 году. Артузов был расстрелян в 1937 году, Кедров в 1941-м. Из сродственников особо следует отметить Кедрова — патологического убийцу-садиста на руках которого кровь десятков тысяч людей, зачастую детей, чья вина была лишь в том, что они носили гимназические фуражки. Заслуги Кедрова перед революцией оказались настолько большими, что после ареста в 1939 году Военная коллегия Верховного суда СССР его оправдала. Случай редчайший. Тем не менее, по личному приказу Берии Кедров был расстрелян.

   Причиной того, что Кедров не поверил известию о начале мятежа, было то, что он только накануне вернулся из Ярославля. После получения подтверждения о мятеже в Москве создается Чрезвычайный штаб во главе с Яном Давыдовичем (Яковом Давидовичем) Ленцманом. В 1939 году его тоже расстреляют. Активное участие в координации всех красных сил по подавлению восстания принимали руководители Московского военного округа командующий Николай Муралов (расстрелян в 1937 году) и Семен Аралов, который так же, как и его тезка Нахимсон происходил из купеческой семьи. Но Аралову повезло умереть своей смертью в 1969 году.

   Организация подавления восстания в первые дни после его начала была весьма сумбурной, не имела единого общего руководства. ВРК Северных железных дорог докладывал 11 июля в Москву: «Каждый день новый Командующий и штаб, который ни о чем не осведомлен». Двумя днями раньше он же сообщал, что «товарищ Аркадьев просит выслать в Иваново из Комиссии Кедрова специалистов для организации штаба со станции Всполье». Аркадьев был военным комиссаром Ярославского военного округа. Весь мятеж он пробыл в Иваново, периодически приезжая на короткое время к месту боев. Комиссия Кедрова оставила в России печальную славу расправ над населением. Для подавления восстания очень нужны были безжалостные руководители.

   Вот и ВРК 9 июля просит выслать «какого-нибудь распорядителя с железной волей для восстановления порядка и ликвидации создавшегося положения. При энергичном действии командного состава можно все ликвидировать в один день». Но пока у красной стороны такие как Аркадьев, который 11 июля приехал, «повернулся и уехал». И вновь просьба: «Пришлите экстренно опытных руководителей с сильной волей».

   Только 16 июля телеграмма заведующего оперативным отделом МВО Аралова смогла подвести итог сложившейся к тому времени ситуации с руководством красных сил: «Для объединения операциями против Ярославля с севера назначен тов. Геккер. Для объединения операциями с юга назначается тов. Гузарский, в помощь ему тов. Нейман».

    Для справки: Геккер и Нейман были расстреляны в 1937 году, Гузарский по приказу Троцкого в 1919 г. Ну, а пока жизнями и смертями распоряжались они. И хотя добровольных помощников было много, все равно не хватало людей с твердым характером и не имеющих жалости.

    Из разговора по прямому проводу с оперативным отделом Наркомата по военным делам (тов. Краузе) 20.07: «Товарищ Гудзарский (Гузарский — А.М.) просит вас о присылке ему надежных людей с военным образованием, помимо Вас в его распоряжение командирован тов. Чиников и Шобнеман, очевидно, в таких людях у тов. Гудзарского большой недостаток».

   Разговор с дежурным оперативного отдела по прямому проводу 21.07: «Говорит дежурный оперативного отдела, по поручению товарища Чиколини, для передачи товарищу Гузарскому.

Известно ли вам, что к вам в помощники послан Товарищ Ильин с особыми полномочиями?».

    Каковы могли быть особые полномочия у товарища Ильина (кто он такой, неизвестно, вероятно, псевдоним) догадаться не трудно — мятеж доживал последние часы.

  Из разговора по прямому проводу с начальником бронепоезда №2 Ремезюком о боевых действиях (8-9.07): «После обстрела называющий себя командующим Северными войсками Полковник Первухин (Перхуров — А.М.) сообщил, что если не прекратят обстрел, то будут расстреляны наши пленные и члены Совета, а также военные пленные германцы, которые, по их словам, принимают участие на нашей стороне, по их словам. На что было отвечено Первухину, если банды, руководимые вами, не сложат оружие к двум часам дня 9 июля, то город и все занимаемое вами беспощадно будет сметено… Я бы просил немедленно выслать двести человек с пулеметами, желательно латышей, тогда успех гарантирую. Здесь задерживаться надоело, а поэтому, не исполнив со стороны этих банд то, что я им сказал, свое обещание приведу в исполнение».

     Как видите, белые угрожали расстрелами пленных, что нельзя не осудить. Однако слова остались только словами. А как с угрозой красных? Город, как известно, был сожжен красной артиллерией. К счастью, советской стороне не удалось применить отравляющие вещества. Да-да, это не только планировалось, но и была проведена подготовка к применению оружия массового поражения. Десяткам тысяч жителей, мужчинам, женщинам, детям, буржуям и рабочим повезло с погодой: ветер и сильный дождь не позволили большевикам применить уже завезенное в окрестности Ярославля химическое оружие.

     Об этом планировавшемся чудовищном преступлении говорят документы. 16 июля Гузарский, отвечая на вопросы оперативного отдела Наркомата по военным делам, говорит: «Необходимо заменить вышедшие из строя броневики, прислать новые броневики, а также тяжелую артиллерию, снаряды, в том числе химические и зажигательные. Нужны самые энергичные работы. Для этого необходима хоть одна стойкая пехотная часть… Если не удастся ликвидировать дело иначе, придется срыть город до основания».

    Спокойная констатация планов. Срыть город до основания, умертвив газами всех его жителей. Не жалко. Главное — ликвидировать белогвардейский мятеж.

     Этого ему мало и в тот же день он посылает туда же телеграмму: «Срочно шлите тысячу горных трехдюймовых снарядов для броневиков. Отсутствие снарядов затормозило наступление. Шлите также десять пулеметов, запасных частей к ним и десять тысяч снарядов 3-дюймовых, половина шрапнель, половина гранат, а также пятьсот зажигательных и пятьсот химических снарядов».

Пятьсот снарядов с химическим оружием. Столько снарядов (но обычных) было у белой стороны за весь период восстания.

    Как отреагировала Москва на его телеграмму? На ее бланке записка со штампом и подписью: «Ник. Ив. (это Подвойскому — А.М.). Просьба сделать распоряжение о срочном исполнении. Главный комиссар Северных жел. дорог Руцкой». А ниже штамп секретно-оперативного отделения: 17 июля 1918 г. и пометка: «Оперативное. Исполнено». Быстро и четко, не раздумывая исполнено.

     Кстати, после посылки телеграммы Гузарский не успокоился и уже ближе к вечеру в разговоре с тем же оперативным отделом Наркомата по военным делам вновь запросил: «Требование на оружие везет посланный мной товарищ. Мне нужно пятьсот человек стойкой пехоты. Десять вагонов снарядов, среди них химические и зажигательные. Одна тяжелая батарея и особенно артиллеристы».

   Однако химическое оружие в Ярославль оперативно не поступило и вот уже 18-19 июля происходит очередной разговор с оперативным отделом Наркомата по военным делам (18-19.07):

«Вопросы Товарища Чиколини.

     Сколько у вас химических снарядов?

     Ответ. Снарядов вовсе нет, имеются в Иваново-Вознесенске.

     Есть у вас баллоны с удушливыми газами?

    Ответ. Баллонов с газами здесь нет, также нет масок. Маски имеются в очень незначительном количестве».

    Думаю, что товарищ Чиколини помог разрешить эту проблему потому, что уже 20 июля сводка из Ярославля сообщает: «Противник теснится к Волге, ураганный огонь нашей артиллерии со вчерашнего дня принес громадный урон противнику. Та сторона вся наша, наступление успешно. Вопрос суток или полуторых, когда противник будет раздавлен, могли бы химическими снарядами задушить всех в течение нескольких часов, но ввиду мирных жителей к этому пока не прибегаем, и поэтому придется затратить около суток или полуторых. Деревянные постройки перед фронтом почти все сожжены, большая часть каменных разрушена нашей артиллерией».

     Может быть, передумали? Взыграла жалость к десяткам тысяч женщин и детей? Не думаю, иначе на следующий день командующий фронтом Гузарский в донесении Аралову (копии Троцкому и Муралову) не стал бы требовать еще химических снарядов. «Подтверждаю необходимость присылки: во-первых, стойкого однородного отряда в тысячу человек, взамен коих могу прислать в Москву для несения караульной службы тысячу двести, тысячу пятьсот человек, специалистов бомбометчиков и минометчиков по пятьдесят человек, тяжелых шестидюймовых гаубичных гранат три вагона, зажигательных один вагон, трехдюймовых зажигательных два вагона, химических два вагона и три вагона гранат…».

     Зачем еще требовать, если уже есть в наличии снаряды с отравляющими веществами? Только в случае, если принято решение их применить. И применили бы, если бы не непогода. Об этом сообщал 18 июля Нейман: «Сильная буря и дождь мешает операциям с фронта Геккера». На следующий день он же передает оперативную сводку: «Нами производится перегруппировка войск и устанавливается тяжелая батарея. Также проводятся в порядок остальные батареи, которые вследствие непогоды и сильной работы завязли. Погода дождливая, дороги испорчены». Аналогичное в тот же день сообщает в Москву командующий северным фронтом Геккер: «Сильный дождь мешал развитию военных действий». А вот из «Красной книги ВЧК» (дата 18 июля или позднее): «На фронте свирепствует сильная буря и проливной дождь».

    21 июля остатки восставших сдались. Городу повезло, потому что применение химического оружия могло произойти с минуты на минуту. Подтверждение тому приказ Чрезвычайного штаба Ярославского фронта от 20.07. «Чрезвычайный Штаб Ярославского фронта объявляет населению города Ярославля. Всем, кому дорога жизнь, предлагается в течение 24 часов со дня объявления сего оставить город и выйти к американскому мосту. Оставшиеся после указанного срока в городе будут считаться участниками мятежников. По истечении 24 часов пощады никому не будет, по городу будет открыт самый беспощадный ураганный артиллерийский огонь из тяжелых орудий, а также ХИМИЧЕСКИМИ снарядами. Все оставшиеся погибнут под развалинами города, вместе с мятежниками, предателями и врагами революции, рабочих и беднейших крестьян».

   Что же за химическое оружие собирались применить большевики против крупнейшего по численности русского города? С 1916 года в России стали изготавливать 76-мм химические снаряды двух типов. Удушающие газы (хролпикрин с хлористым сульфурилом), их действие вызывало раздражение органов и глаз в такой степени, что человек не мог находиться в такой атмосфере. Ядовитые газы состояли из фосгена с хлорным оловом или был венсинит, состоящий из синильной кислоты, хлороформа, хлорного мышьяка и олова. Их действие вызывало общее поражение организма и зачастую смерть. Несколько десятков тысяч жителей должны были подвергнуты действию этих отравляющих веществ.

   Ярославцам неслыханно повезло, тамбовцам нет. При подавлении тамбовского восстания отравляющими веществами были уничтожены тысячи русских крестьян, чья вина было лишь в том, что они хотели жить. Просто жить.

     Вот как это было под Тамбовом и как это могло произойти в Ярославле. «Сунулись было они в лес, но им там задали такую трепку, что и половины назад не вернулось. На нас начали срывать зло, да слава Богу, сняли их, и ушли они все в другое место. Приехали на смену не русские какие-то, может, латыши, а может, еще кто — не знаю. А на другой день пришел обоз с баллонами и большой охраной. Расставили они все эти телеги вдоль дороги у кромки леса, а ветер туда дул уже с неделю. Надели маски на себя и вскрыли баллоны, а сами ушли к нам в деревню, лошадей привели еще раньше. На следующий день пошли к подводам, на которых оставались баллоны. Поколдовав там что-то, привели лошадей и ушли назад, а потом пришли еще китайцы — те ото всех отличались. Построились они в цепь и пошли в лес, а вскоре стали оттуда выносить оружие и складывать у дороги. Затем пришло штук пять грузовых автомобилей, мы их еще никогда до этого не видели. На следующей неделе мы, ребятишки, решили пойти в лес и набрать там орехов и дикушек яблок, так как после красных у нас в деревне с едой было плохо. Правда, было запрещено ходить в лес, но мы, ребятишки, решили это сделать. Собравшись человек двенадцать от 10 до 12 лет, примерно такой компанией, прихватив корзинки и лукошки, утром часов в 9 мы пошли в лес. Войдя в лес, мы увидели, что листва и трава имеют какой-то красноватый оттенок, до этого мы такого никогда не видели. Не болтая, вышли на небольшую поляну, где всегда было много земляники. То, что мы там увидели, было ужасно — кругом лежали трупы людей, лошадей, коров в страшных позах, некоторые висели на кустах, другие лежали на траве, с набитым землею ртом и все в очень неестественных позах. Ни пулевых, ни колотых ран на их телах не было. Один мужчина стоял, обхватив руками дерево. Кроме взрослых, среди мертвых были и ДЕТИ. Мы смотрели на это с ужасом, на трупы, которые были вздуты, и чувствовали запах разложения. Затем мы как по команде развернулись и побежали обратно. А в деревню, куда китайцы пригнали заложников, ходили по домам активисты новой власти — алкоголики и шаромыги, изымая лопаты у населения. Набрав достаточно их, китайцы погнали в лес с ними заложников, закапывать трупы, которые мы видели час тому назад. Это были жертвы газовой атаки» (Из книги Б. Сенникова «Тамбовское восстание 1918-1921 гг. и раскрестьянивание России 1929-1933 гг.»).

    На одном из форумов мне довелось прочесть спор между сторонниками красных и белых. Сторонники красных обвиняли белогвардейцев в том, что те, подняв мятеж, де-факто прикрывались спинами мирных жителей. Их оппонент задал вопрос: «Если Вы обвиняете Перхурова в том, что он прикрывался спинами мирных жителей, так почему же Вы не проводите параллели, например, с 1941 годом, с тем же Ленинградом, который подвергался обстрелу немецких войск?». В ответ прозвучало вот это: «Немцам в 1941 было глубоко наплевать на жителей Ленинграда, более того, в их задачи вообще входило полное уничтожение славянского населения, потому обвинять Красную армию, что она в 1941 году прикрывалась жителями Ленинграда, по меньшей мере, глупо».

    Ну вот, теперь все встало на свои места. Слегка изменим ответ. «Большевикам в 1918 было глубоко наплевать на жителей Ярославля, более того, в их задачи вообще входило…». Продолжите сами. А в качестве помощи вот текст одного из главных вождей большевиков Григория Зиновьева, опубликованный 17 сентября 1918 года в газете «Северная коммуна»: «Мы должны увлечь за собой девяносто миллионов из ста, населяющих Советскую Россию. С остальными нельзя говорить — их надо уничтожать». В том числе отравляющими веществами. Очень эффективное средство.

Думал ли Зиновьев, что через 18 лет сам попадет в список 10%? Говорят, что накануне расстрела Зиновьев ползал перед чекистами на коленях и целовал им сапоги. А через несколько недель на торжественном банкете в честь основания ЧК Паукер, начальник охраны Сталина, изображая Зиновьева, на расстреле которого он присутствовал, упал на колени и, подняв руки вверх, закричал: «Услышь, о Израиль! Господь — наш Бог, и он един». Вот это Зиновьев, член ленинского Политбюро…

   Сегодня Ярославль включен в список ЮНЕСКО в качестве памятника культуры мирового значения. Но мало кто вспоминает, что в результате восстания и его подавления погибло 80% объектов архитектуры и зодчества. Вот что писала «Красная книга ВЧК». «В результате ярославского мятежа от города Ярославля, этой красы и гордости Поволжья, особенно богатого историческими памятниками, почти ничего не осталось. Вся деревянная часть города сплошь выгорела, почти все памятники старины разрушены или изувечены. От Демидовского лицея остались буквально одни стены. Находящийся против него собор полуразрушен. Большая часть старинных церквей, памятников XV и XVI веков, или разрушена совсем или полуразрушена. Особенно сильно пострадала церковь Николы Мокрого, хорошо известная всем любителям старины. В самом городе не осталось ни одной не поврежденной снарядами колокольни. Выгорела почти вся торговая часть города… Снарядами разрушено много общественных зданий и частных домов. Редкий дом так или иначе не пострадал от снарядов… Убито много мирных жителей, вынужденных появляться на беспрестанно обстреливаемых улицах за пропитанием».

     Кто же стрелял, уничтожал, сжигал, взрывал? Каждая из сторон готова обвинить другую сторону в этих злодеяниях. А где истина? Попробуем разобраться, используя документы тех лет.

   Первым по очереди идет доклад ВРК Северных железных дорог «О событиях в Ярославле». Сообщение от 7-8 июля: «Город от наших снарядов в 10 местах горит. У белогвардейцев артиллерии нет». Далее — 9 июля: «Ярославль горит от наших снарядов. Белогвардейцы почти не отвечают». Вот сообщение 11 июля: «Город наполовину выгорает. Артиллерия бьет по своему усмотрению куда попало, в любой большой дом».

    Следующий источник — доклад «Исполнительного комитета» на ст. Всполье во Всероссийское бюро военных комиссаров (послан Аралову около 6-8 июля): «Железная дорога Ярославль — Всполье в руках наших, а также больше половины города. Он в огне от наших снарядов, обстрел идет беспрерывно».

     Вот из записи разговора по прямому проводу уполномоченного оперативного отдела Народного комиссариата по военным делам Якуца с представителем «Исполнительного комитета» на ст. Всполье (произошел около 8-11 июля): «Сам город в местах 10 горит от наших снарядов. Белогвардейцы держатся упорно, у них артиллерии нет, мы за неимением броневых автомобилей ведем непрерывную канонаду из орудий, город разрушается».

     Но это все было в первые дни восстания. Может быть, что-то изменилось в последующие дни? Может быть, красная сторона проявила гуманность к городу и его жителям? Ничуть. Вот что было написано в листовке Чрезвычайного штаба Ярославского фронта (около 18-19 июля): «Артиллерийский огонь противник не открывал, ограничась одним или двумя выстрелами из мелкокалиберных орудий, по-видимому, с броневиков. В настоящее время, ввиду упорства противника, решено усилить бомбардировку, применяя для этой цели наиболее разрушительной силы бомбы».

   Это документы, опровергнуть которые нельзя. Но победители могут старательно их забыть, заменив воспоминаниями участников подавления белогвардейского восстания. Преимущество такой замены в том, что воспоминания можно подредактировать согласно правде победившей стороны. А помочь в такой редакции должны были «товарищи из ЧК». О подобной помощи в создании мемуаров уездного военного комиссара, коменданта станции Всполье Александра Яковлевича Громова сообщил участник тех событий Н. Казаданов. Громов был свидетелем на процессе над Перхуровым.

     « — Свидетель Громов, скажите, чем был вызван обстрел Демидовского Лицея?

    Громов: — Там происходила вербовка в белогвардейскую армию и были устроены блиндажи по мотиву германских. По Лицею был открыт орудийный огонь, и случайно попавшим зажигательным снарядом он был сожжен, очевидно» (из материалов суда над Перхуровым).

Один «случайный» зажигательный снаряд и богатейшей знаменитой библиотеки нет.

     «Обвинитель. — Скажите, свидетель, почему вы открыли огонь по г. Ярославлю?

   — Огонь был открыт тогда, когда батарея, находящаяся в Ярославле стала обстреливать Кадетский Корпус. Для того чтобы его отстоять, мы дали несколько шрапнельных выстрелов. Потом мы открыли огонь по батареям… Теперь, извиняюсь, еще заставило нас бить по городу то, что они ударили по лесному складу спичечной фабрики «Факел». Один снаряд пролетел к баракам, а мы дорожили этими бараками. Когда они загорелись, мы сами старались их тушить».

     Для сведения: речь идет вовсе не о жилых бараках. Из слов Громова вытекает, что зачинщиками артдуэли были белые. Мало того, у белых были батареи. А это уже серьезно. Эту информацию Громов подтверждает в ходе дальнейшего судебного разбирательства:

     « — У них батареи тяжелые были?

     — Да, были».

  Ему вторит в 1923 году продовольственный комиссар А. Охапкин: «Потом узнал, что артиллеристы наши разбежались, т. к. белые нащупали место батарей. И, присматриваясь, откуда же обстреливают белые, оказалось, что их батарея находилась на набережной близ Демидовского лицея. Чтобы не допустить разгрома наших пушек, пришлось разыскать артиллеристов и передать место нахождения белогвардейских батарей с тем, чтобы таковую обстрелять. И действительно, удалось заставить таковую замолчать, и, когда стали обстреливать таковую, в это время загорелся Демидовский лицей».

   Между тем, у белогвардейцев, и это доказано, было всего два орудия и два пушечных бронеавтомобиля «Путилов-Гарфорд», один из которых вскоре вышел из строя, а второй использовался в качестве подвижного резерва.

   К примеру, председатель ВРК Северных железных дорог И. Миронов в 1928 году в своих воспоминаниях сообщил: «Под дождем пулеметного огня (у белоэсеров было много пулеметов, но артиллерии полевой совсем не было, мало снарядов)…».

     А вот что заявил на судебном процессе сам Перхуров: «Орудий было только два, снарядов было около 500 штук… Кажется, на второй или на третий день уже со стороны наступающих был сделан орудийный выстрел, и на фронте наступающих стали появляться большие батареи. Батареи были всех калибров, но преимущественно тяжелые. Ту канонаду, которая была в Ярославле в силу этого, не всегда можно было услышать и на фронте в германскую войну. Меня удивляло только то, что действие этих батарей было направлено не на живую силу, а на здания. Между прочим, была стрельба зажигательными снарядами, поднялись пожары, и теперь, когда я просматриваю материалы по моему делу, я встретил фамилию Большакова, который мне напомнил слова, о которых я забыл сказать. Когда начались пожары, я не верил, как можно простым снарядом полевым произвести пожар. Я сам артиллерист и знаю, что полевым снарядом нельзя зажечь здание без соломенной крыши. Здесь же горели здания каменные и деревянные, во всяком случае с железными крышами. Потом я узнал, что стрельба производится зажигательными снарядами, так как это приносит громадный вред населению, а на нас мало действует».

     На процессе член суда Татаринцев решил переложить вину в гибели уникальной библиотеки на проигравшую сторону.

     « — Чем вы можете объяснить, что и сейчас сохранились во дворе Демидовского Лицея окопы?

     — Окопы ясно, для чего делаются.

     — Чтобы прятаться при стрельбе?

     — Да.

    — Значит, стреляли. А Вы потрудились ли предварительно здание очистить от тех ценностей, которые там были? Там была библиотека; которая была единственной в России и составляла колоссальную ценность.

     — Как я мог спрятать, потом куда?

     — Да хотя бы в Государственный Банк.

    — Я не думал, что в Демидовский Лицей будут стрелять зажигательными снарядами. Если бы этого не было, тогда бы он не так пострадал».

     Кому же верить? Только не Громову. На том же суде запротоколирован следующий диалог с ним.

     «⁠— Белые располагали около 600 пулеметов.

     — Может быть, Вы ошиблись относительно числа пулеметов?

     — Никак нет.

   — Сколько же тогда надо было белогвардейцам иметь пулеметчиков, если у них было 600 пулеметов?

    — Они не все действовали, не все были поставлены.

    — Сколько действовало?

    — Не более 20». Стоит ли комментировать?

   Помните телеграмму Гузарского? «Шлите также десять пулеметов, запасных частей к ним и десять тысяч снарядов 3-дюймовых, половина шрапнель, половина гранат, а также пятьсот зажигательных и пятьсот химических снарядов». Командующий фронтом просит всего 10 пулеметов. А Громов говорит о 600 пулеметах у белых. Хотел на суде как лучше соврать, но явно переборщил.

    Год спустя в своих воспоминаниях он про пулеметы был более раскрепощен. «И в ночь, когда произошло восстание, они очевидно растерялись и забрали попорченные, а хорошие оставили нам, за что им, по теперешнему курсу, миллион благодарностей. Мы из оставленных так крепко поливали, что они только ахали и удивлялись…

     В окончательном подсчете Ярославль имел честь скушать 75000 снарядов за 16 дней.

    Третий день… Вся артиллерия работает, как легкая, так и тяжелая, то есть с площадок — морские дальнобойные орудия. И такая поднялась канонада, что за все время пребывания на фронте в русско-германскую войну я такой канонады не слыхал». Вот это уже похоже на правду.

А еще через два года появились воспоминания А. К. Божевикова: «В это время что град сыпались снаряды, пули над головами бегущих жителей, сколько в этот день погибло людей, жилищ, животных от мятежа белогвардейской шайки… Во время мятежа погода стояла дождливая, вода так ручьем и стекала к нам в подвал». И это правда.

    Красная сторона настолько разошлась, что в ходе стрельбы батареи били по своим же войскам. Из телеграммы зав. оперативным отделом Наркомата по военным делам С. И. Аралова (15.07): «Необходимо немедленно предупредить Московские и действующие со стороны Рыбинска Советские части о необходимости прекратить артиллерийский огонь по Северному берегу Волги, ибо наши несут потери и нет возможности установить через Волгу связи. Необходима поддержка, ибо приходится брать каждое здание боем».

   Очевидцы тех событий рассказывали, что победившая сторона в ходе обстрела специально уничтожала самые заметные части зданий, в первую очередь памятники архитектурного наследия. А сами красноармейцы попросту мародерничали. Из телеграммы Неймана 21 июля: «Положение несколько ухудшается тем, что наши красноармейцы страшно грабят город, не удерживаемы своими начальниками».

    На Генуэзской конференции в 1922 году российская делегация представила документ-претензию к зарубежным государствам. В отдельном ее разделе под названием «Разрушение Ярославля» отмечено: «Из общего числа жилых строений 7618 (1198 каменных и 6580 деревянных) сгорело 2147 строений с числом квартир до 6000, остальные жилые строения почти все имеют большие или меньшие повреждения от пуль и снарядов и требуют ремонта... Из 75 фабрик и заводов с 20000 рабочих сгорело 20 фабрик и заводов... Из чистого, уютного, красивейшего города Ярославль превратился в грязный, наполовину уничтоженный город с громадными площадями-кладбищами, покрытыми развалинами и остатками пожарищ. Итого ущерб по городу Ярославлю 124159 тысяч рублей».

   Уничтожили город, так еще и претензии предъявили… За один белогвардейский снаряд, попавший в барак, в котором лежали то ли доски, то ли бревна сожгли 20 фабрик и заводов, 6000 квартир. Достойный ответ.

   В 1928 году председатель ВРК Северных железных дорог И. Миронов в 1928 написал воспоминания, в которых он, кстати, назвался так: «бывший пред. Ревкома Ярославской губ., который руководил подавлением Ярославского белоэсеровского мятежа». Да, так звучнее и солиднее. А вот сам текст: «Около половины Ярославля оказалось разрушенным. Больше всего пострадали рабочие районы с деревянными, главным образом, строениями (все сгорело). (Рабочие районы, где жили рабочие и их семьи — А.М.).

    Да, разрушения были большие и бойцам, разгромивших белоэсеров, было больнее чем кому бы то ни было видеть раны Ярославля. Но можно ли было обойтись иначе, чем поступала красная гвардия? Иначе поступить было нельзя».

  Нельзя… Нельзя? Все можно! Для достижения своей цели запросто можно сжечь город, уничтожить все его население отравляющими газами. Расстреливать людей без суда и следствия. Даже женщин-рожениц только за то, что они жены офицеров. Менталитет такой. Поэтому они и победили. Чтобы самим через двадцать лет лечь в безымянные могилы.

  Весьма показательны воспоминания начальника новгородского батальона А. П. Полякова, написанные им в 1928 году. В день начала восстания его воинская часть стояла в вагонах на станции Всполье. Узнав, что военный склад захвачен какими-то людьми, он повел одну из рот в пешем порядке в атаку на складские бараки («красноармейцы двигались очень медленно»), а сам «верхом на лошади полным карьером понесся на военные склады». Конечно же, он был схвачен группой белогвардейских офицеров. Вероятно, еще имевших старое представление о чести и честном слове. Для них командир батальона, даже полка, коим представился Поляков, должен быть офицером в чине полковника.

   «Капитан говорит мне: «Дайте мне честное офицерское слово, что Вы со своим отрядом не пойдете в г. Ярославль, тогда мы Вас освободим», я отвечаю: «Даю», и он мне подал руку. После этого он ушел и сейчас же возвратился, сказав: «г. Полковник, ввиду того, что Вы дали честное слово офицера, что не пойдете в город, я приказал Вас освободить». Я, конечно, был разоружен и лошадь была отобрана. Заявив капитану, чтобы отдали мою лошадь и оружие, мне последние сейчас же выдали, а лошадь, говорит капитан, я сам сию минуту Вам приведу. Поднятием своей руки я наступление моей роты остановил, приказав комроты собрать комвзводов и отдельных командиров. В этот момент капитан подводит и передает мне лошадь. Взяв от него лошадь, я тут же сказал моему комсоставу, что этот капитан, который арестовал меня, и приказал взять его. Один из комвзводов тут же уложил его выстрелом из нагана. После этого я отдал распоряжение роте немедленно захватить склады».

    Как видите, все очень просто. Какое еще честное слово белогвардейцам? К ним никакой жалости. Впрочем, к мирным жителям, женщинам и детям, буржуям и рабочим — тоже. Лес рубят — щепки летят. Главное ведь — подавить мятеж. А несколько десятков тысяч жителей — дело-то наживное. Тем более что виноватые найдены. Белогвардейцы. «Мы ответили: «Предлагаем завтра в 8-9 час. город очистить и сдаться. Пункты сдачи указали, если сдачи не будет, то в 10 час. город будет обстрелян, зажжен и от такового не останется камня на камне и что вся ответственность ляжет на руководителей восстания». Конечно, сдачи белыми не было, и я приказал открыть беглый артиллерийский огонь и зажег таковой». Молодец-то какой!

     Поляков продолжает: «Подошедши к орудиям, я увидел, что они были наведены в центр города, где по указанию моей разведки находился штаб белых. Я приказал открыть огонь, красноармейцы стрелять отказались, говоря, что там есть мирные граждане, я же, проверив наводку орудия и предварительно поговорив с красноармейцами, сам лично пустил 4 снаряда, после чего начали и красноармейцы обстреливать город. После открытия артиллерийского огня из города появилось очень много беженцев…». Не всех, значит, снарядами убили.

    К тому же, беженец беженцу рознь. Рабочие — одно, кровососы — другое. Не важно, буржуи, профессора, врачи, учителя, гимназисты. Если руки не рабочие — то к стенке. Не раздумывая. Поляков так и пишет: «Так кончился первый день. На второй день стали прибывать части Красной Армии из г. Костромы, Рыбинска, и второй день прошел весь в бою с белыми. Масса появилась из города беженцев, для чего у меня был организован концлагерь для более ненадежных, коих я отправлял в таковой, но красноармейцы по дороге по рукам судили того или иного беженца, если руки похожие на рабочие, то таковых вели в концлагерь, а непохожие на рабочие, то тех расстреливали».

     А женщин-рожениц тоже расстреливали, или только взрослых и мальчишек-гимназистов? Нет, проявляли и гуманность. Изредка. Вот что писал комендант станции Всполье Громов. «В это время приводят жену прапорщика, который участвовал у белых. Этот случай необходимо отметить лишь потому, что женщина, наверное, минуты две как только что родила, ребенок невымыт и неодет, как родился. Я запротестовал и не дал расстреливать». Повезло женщине, что у Громова жена в эти дни тоже рожала, а то расстреляли бы… Буржуйка же она и детеныш такой же…

   Через несколько месяцев правая рука Дзержинского Лацис напишет: «Для нас нет и не может быть старых устоев морали и гуманности. Мы не ведем войны против отдельных лиц. Мы уничтожаем буржуазию как класс». Полное искоренение. Сминдальничал этот Громов.

    Было ли у этих поляковых и громовых хоть что-то человеческое? Да ведь они как зомби. Что для них даже собственная семья? Понимали ли они, когда делились своими воспоминаниями, какими мерзавцами они предстанут перед читателями? Нельзя без омерзения читать вот такие строки того же Громова: «Увидав с наблюдательного пункта, что мой дом совсем сгорел, откровенно скажу, отчаялся, и не только потому, что заставляло предположение о сгоревшей семье, нет… Главная причина была такова. Наш Штаб позвонил по телефону, говорит: «Приготовь паровоз и вагоны». На мой вопрос: «Зачем?» Ответ: «На случай». — На случай отступить к Рыбинску, солдаты узнают, бегут с позиций. Странно, почему не бежать?.. Штаб отступает, следовательно им оставаться опасно, да и зачем оставаться одним?.. Пулеметы разбивают тендер, вода бежит, надо отправлять в депо Ярославль… мастерские не работают… каждый паровоз — на вес золота, вот почему я и отчаялся».

    Что для него беременная жена, возможно, уже родившая? Отчаялся, что дом с семьей от его же собственных снарядов сгорел вместе с его семьей? Нет! Паровоза, чтобы дать деру, нет. Вот что важно. Если жизнь собственной семьи не важна, что для них жизни других людей? Ничто. Всех расстреливать. Чем больше, тем лучше!

    9 июля в докладе ВРК Северных железных дорог читаем: «Тов. Аркадьев говорит: когда он был в Ярославле, то приказал расстрелять всех попов и монахов, так как они все были вооружены…

В настоящий момент положение наше улучшилось, много офицеров взято в плен, многие мною лично признаны (это сообщает тов. Громов) и расстреляны».

   Из телеграммы Бюро военных комиссаров Геккеру от Наркомвоена Юренева (16 июля)): «Белогвардейское восстание в Ярославле должно быть подавлено беспощадными мерами. Пленных расстреливать; ничто не должно останавливать или замедлять суровой кары народной — против известных поработителей». Любопытно, что председатель Всероссийского бюро военных комиссаров Юренев (Кротовский) в 1916 году был призван в армию, бежал, арестован как дезертир и вновь бежал. В 1938 году был расстрелян.

    Донесение в штаб Геккера о военных действиях на ст. Урочь (15 июля): «За вчерашний день у нас 22 раненых, со стороны противника десятки противника расстрелянные».

    Разговор с дежурным оперативного отдела по прямому проводу (21 июля): «Говорит дежурный оперативного отдела, по поручению товарища Чиколини, для передачи товарищу Гузарскому.

Не присылайте пленных в Москву, так как это загромождает путь, расстреливайте всех на месте, не разбираясь, кто он: в плен берите только для того, чтобы узнать об их силах и организациях.

    Ответ. Захваченных с оружием расстреливаем на месте, а остальных забирает Чрезвычайная Следственная Комиссия из Москвы».

     Только захваченных с оружием? Ой ли…

   Воспоминания И. Костылева, написанные в 1924 году: «Придя на вокзал, нас разместили по баракам. На другой день повели нас в сад для регистрации. Когда подходили к столу, то спрашивали, где я находился в это время, т. е. с 6 по 22 июля 1918 и не знает ли кого из присутствующих участников мятежа. Я, конечно, сказал, где был, и мне выдали удостоверение, которое хранится у меня по сие время. Но удостоверения выдавали не всем. Кто был подозрителен, того отправляли на ж.д. насыпь для расплаты… Смерть палачам!!!».

     А вот что писал в 1935 году известный певец Ю. С. Морфесси, случайно оказавшийся в Ярославле в дни восстания. «Бесчинства, насилия, грабежи, убийства на улицах и в домах — все это повергло Ярославль в больший ужас, чем двадцатидвухдневный ливень снарядов.

     В первый же день большевики расклеили декрет: в такой-то день, в такой-то час все мужское население должно явиться на вокзал. Ко всем уклонившимся будет применена «высшая мера наказания». В переводе же на их волчий язык — пуля в затылок.

     На вокзале творилось невообразимое, чудовищное. Мужчины с малейшим проблеском внешней интеллигентности сгонялись в одно стадо, а потом над этим стадом учинена была массовая бойня.

И когда через два-три дня мы возвращались через Ярославль, на железной дороге, за целую станцию до Ярославля, в каждый вагон вошло по два красноармейца. Они опустили занавески окон совсем наглухо, приказав вдобавок:

     — Не сметь в окна глядеть. Перед собою гляди!

     Мне все же удалось одним глазом подсмотреть то, что красному командованию желательно было скрыть от проезжающих мимо Ярославля пассажиров. А скрыть им хотелось следующее: во-первых, груды хаотических развалин, в которые превращен был этот великолепный древний город, а во-вторых, скопление войск, понадобившееся для усмирения горсточки восставших белогвардейцев».

   Сколько же всего было расстреляно? Называется цифра в 870 официально расстрелянных в период с 6 по 22 июля. Расстрелы продолжались и в дальнейшем, вылавливая оставшихся в живых участников восстания, так как «мало-помалу многие из них стали возвращаться обратно, предполагая остаться незамеченными» («Красная книга ВЧК»).

     В эти цифры не входят крестьяне из окрестностей Ярославля, взявшие в первые дни восстания оружие в руки и тотчас же разъехавшиеся по домам. Плюс казненные красноармейскими самосудами жители города, только за то, что они не имели рабочих рук, либо были членами семей восставших. А это еще сотни и сотни людей.

    Сколько погибло мирных жителей от рук интернационалистов, сведений нет вообще. А ведь зная, что собой представляли эти интернационалисты, можно только с содроганием догадываться.

В предисловии ко второму изданию «Красной книги ВЧК» читаем: «К Ярославлю уже стягивались части Красной армии: латышский полк под командованием Вацслиса, 2-й китайский батальон, соединения венгров и австрийцев, и лучший полк Красной армии 1-й Тверской, а также несколько бронепоездов, осадные орудия». Латыши, китайцы, венгры, австрийцы, а где же местные? Были и они.

    «Хорошо действует 1-й Костромской Советский полк и Ярославская рота Интернационалистов» (Из Доклада ВРК «Северных железных дорог 9 июля).

    Был еще какой-то батальон 1-го Варшавского полка. А латышских полков, кстати, было целых два: 8-й Вольмарский и 6-й Тукумский. В акциях подавления латыши активно применяли артиллерию. В Ярославле действиями латышей-артиллеристов руководил И. Х. Паука. В 1940 году он был репрессирован.

    А по словам коменданта Громова китайцев тоже был целый полк: «Далее… Прибывает полк китайцев… Китайцы дерутся отважно, так что в подсчете из них остались в живых только 25%». На процессе над Перхуровым Громов сообщил, что «китайцы были посланы 5-м Всероссийским съездом Советов, и у них потери были в 90%».

    Повезло ярославцам, что китайцев так мало осталось в живых. А то было бы как в Пскове, где двести пленных офицеров были отданы на растерзание китайцам, которые распилили их пилами на куски.

    Местные же оказались ненадежны, видимо, совестливые были. Убивать мирных жителей, своих, русских?.. То ли дело инородцы. «Части красной армии состояли, главным образом, из китайцев, мадьяр, латышей и бывших немецких и австрийских военнопленных.

   Всего в составе Красной армии в разное время находилось ориентировочно 250-300 тысяч зарубежных интернационалистов. Хорошая военная подготовка сочеталась у них с идейной закалкой, а отсутствие корневой связи с местным населением облегчало применение предельно жестких средств и способов ведения военных действий» (Л. Бек, Б. Годлевский «Ярославское восстание 1918 г.»).

    Тамбовских крестьян в массовом порядке травили в лесах тоже инородцы, а кто десятками расстреливал 12-15-летних детей повстанцев? Турунберг и Рубинштейн.

     Вот и шли в Москву требования о присылке именно таких частей.

     Из телеграммы военного комиссара Ярославского округа В. П. Аркадьева (13.07): «Шлите отряд 1000 штыков, желательно латышей, для штурма».

     Разговор К. С. Неймана по прямому проводу с оперативным отделом (19.07): «Для ликвидации белых потребуется еще пятьсот человек латышских стрелков или интернациональных отрядов… Сообщите, можете ли вы выслать латышских стрелков, латышские стрелки необходимы как ударная группа».

   Из разговора по прямому проводу с начальником бронепоезда №2 Ремезюком о боевых действиях (8-9.07): «Я бы просил немедленно выслать двести человек с пулеметами, желательно латышей».

   Очень показательным смотрится уже приводимое в этой статье донесение командующего Ярославским фронтом Гузарского Аралову: «Подтверждаю необходимость присылки: во-первых, стойкого однородного отряда в тысячу человек, взамен коих могу прислать в Москву для несения караульной службы тысячу двести, тысячу пятьсот человек». Заменить местных на чужих. Так надежнее.

   Главное — подавить восстание любыми средствами. Вот и бросили 7000 бойцов под ураганным обстрелом на восставший город. И добились своего.

   Сколько всего было на стороне белых? В первые дни в добровольцы записалось около 6 тысяч человек, но большинство, получив оружие, разошлось по домам. Это их, после подавления восстания, чекисты будут находить и расстреливать. Реальные силы восставших полковник Перхуров оценивал в 400-1000 человек, которые две недели держали оборону города против большевиков.

   Любопытна характеристика большевистского режима, данная белогвардейцами в листовке, подписанной Перхуровым: «Долгая война и владычество хулиганов истощили народные богатства…». Хулиганы…

    Идеалистами предстают эти восставшие. Вспомните белогвардейского капитана, поверившего красному командиру и застреленному его взводным. А вот слова Перхурова на судебном процессе: «Решения Учредительного Собрания для нас были бы совершенно обязательны. Если бы им было признано даже Советское Правительство, то все равно — пускай. Для нас была непреложной воля народа».

   Комиссары с липкими руками и офицеры, которых, увенчайся восстание успехом, ждала бы участь отправиться в окопы на русско-германский фронт. Ведь восставшие белогвардейцы объявили себя в состоянии войны с Германией, протестуя тем самым против Брест-Литовского мира. Насколько разный менталитет! Как будто это люди из разных стран. Впрочем, истина недалече.

    Перед войной численность жителей Ярославля достигла 120 тысяч человек. С приливом беженцев число жителей возросло до 190 тысяч. Цифра по тем временам внушительная. После мятежа в городе проживало уже всего 76 тысяч человек.

   Помимо сгоревшей уникальной библиотеки Демидовского лицея, погибла коллекция Петроградского Артиллерийского исторического музея, перевезенная в Ярославль на случай захвата немцами Петрограда. В музейной коллекции хранились военные раритеты России, включая даже стрелецкие знамена и архив 18 века. В огне погибли и многие другие исторические документы. Кто знает, может быть, там был какой-нибудь древний артефакт, наподобие «Слова о полку Игореве», найденного в свое время именно в Ярославле?

     Такова история ярославского восстания. Восстания, которое до недавнего времени оценивалось так, как его озвучил Р. В. Балашов в книге «Пламя над Волгой». «Белогвардейский мятеж в Ярославле был наглядной иллюстрацией зверских, разбойничьих приемов и методов борьбы врагов советского строя против социалистической революции. Груды развалин, остовы обгоревших построек с почерневшими печными трубами; повсюду кирпич и битое стекло, неубранные трупы людей и животных, хаос и сплошные разрушения — вот что представлял собой Ярославль после разгрома белогвардейской авантюры».

© Альберт Максимов