Сергей ХОМУТОВ
г. Рыбинск

ЗАПОВЕДИ

*   *   *
Память странной своей стороною
Обернется, вгоняющей в дрожь…
Вот почудится, что за стеною
Ходит с трубкой дымящейся вождь.

Властный голос его нависает, — 
Столь державная мощь велика, 
И в квартиру мою заползает
Пряный запах его табака.

Мы навязчиво мнительны стали,
Оттого и эпоха дрожит…
Ходит вождь, или попросту Сталин,
Что и мертвый кого-то страшит.

Он, конечно, совсем не юродив,
Но тревожней мистический ряд:  
Вдруг увидишь — в окошке напротив 
Чешет лысину Понтий Пилат.

*   *   *
Пересохли ручьи по Заволге моей,
Где резвилось под солнышком детство,
Где ловили на удочку мы пескарей, — 
Обветшало родное наследство.

Опустели деревни, поселок зачах,
Люди в город ушли незаметно,
И детишек почти не осталось сейчас,
Там, где мы собирались несметно.

Я сюда прихожу, чтоб согреться в тепле,
Да с годами здесь всё холоднее.
Как болят родники в пересохшей земле! 
…Только в памяти всё же сильнее.

*   *   *
Ряды кладбищенских аллей
Полней, теснее с каждым годом, — 
Бывать здесь нынче тяжелей,
Встречаться с дорогим народом.

Друзья глядят с могильных плит
Особенным каким-то взором,
Как будто каждый норовит
Продолжить встречу разговором. 

Всё разделили мы сполна,  
И с умилением, и с болью,
И во хмелю, и без вина, 
И с покаяньем, и с любовью. 

Но почему они глядят  
В меня так пристально, тревожно, — 
Быть может, высказать хотят,
Что лишь оттуда только можно?

*   *   *
В старом доме Сталина портрет,
Сколько здесь он пребывает лет — 
Неизвестно, и вопрос не в этом.
Знать бы, почему он сохранен
С тех далеких, в общем-то, времен, — 
Да напрасно мучиться ответом.

Прежние хозяева ушли,
В мир иной все тайны унесли —
Отторженья или почитанья, — 
И в кладовке, около стены
Он возник из темной глубины. 
Кто бы ждал подобного свиданья?

Странная случайность или нет, — 
Это не вещица, не предмет,
А конечно, — символ, и весомый
Даже для сегодняшнего дня,
Хоть эпохе новой не родня…
Впрочем, разговор о том особый.

Взгляд генералиссимуса строг, 
Помнится истории урок, 
Споры вызывающий доныне:
Во главе — священная война,
Сквозь огонь прошедшая страна, — 
Всё, чего могло не быть в помине.

Но какою страшною ценой
Мы преодолели ад сплошной,
А точней не мы — отцы и деды… 
Знают все, да обвинит ли кто
В полной мере лишь его за то?
Не представить без него Победы.

Сколько было слов про лагеря,
Жертвы, но про это говоря,
Вновь и вновь к Победе возвращались.
Бог помог?  Но помогает он
Правым, очевидно, испокон,
Тем, кому грехи потом прощались.

В старом доме Сталина портрет,
Он по форме, как всегда, одет,
Выглядит нисколько не устало.
Нелегко смотреть в его глаза,
Нет, не набежит на них слеза, — 
Памятникам плакать не пристало.

СЛУЧАЙНАЯ ВСТРЕЧА
Ты по-детски губу закусила, — 
Пусть наивный, а всё же расчет, — 
Мы чужие, но странная сила
Нас друг другу навстречу влечет.

Хоть глаза опустила, но видишь
Тайным зрением женской души,
И, наверно, себя ненавидишь
За мгновения эти в тиши;

За нелепые эти мгновенья,
Что уйдут навсегда в пустоту,
Потому что на взлет откровенья
Нас не хватит — на ту высоту.

Не доверимся грешному раю,
Лишь на самом краю постоим.
…Ты смеешься, когда я играю
Обручальным колечком твоим.

ДОМ
Здесь многие век скоротали в уютном тепле, —  
Рождались, женились, растили детей, умирали…
Теперь только мы остаемся на дачной земле,
Другие уехали, память с собою забрали.

О прошлом и нынешнем одновременно скорбя,
Пытаемся не растерять, что еще сохранилось.
Я здесь археологом чувствую часто себя,
Не всё же отдать равнодушно забвенью на милость.

Железку отыщешь, рассмотришь наличник с резьбой,
Какой-то рисунок особый на стенке древесной, — 
Мир здешний считать бы, наверное, мог я  судьбой
Моею и всех, кто сберег это чудо над бездной.

И столько еще открываю опять и опять, — 
Пристрастный искатель покуда живого наследья… 
Но разве такое возможно, — чтоб воздух копать,
А пыль, что клубится, раскладывать на два столетья?..

*   *   *
В тишине  душе теплее, — 
Что искать увеселений?.. 
Августовские аллеи
Нам даны
            для размышлений.
Отгуляли, отзвенели,
Всё испили, испытали,
Нынче —
          лиственной метели
Дни, мгновения настали.
Одинокие скамейки 
Дороги необычайно.
Августовские аллейки
Нам  даются не случайно:  
Для прозрений
                       позднелетних,
Что непраздны и спокойны, 
И для радостей последних.
…Если мы того достойны.

*   *   *
Кто лицо подает, кто красивое тело,
Устремленье себя засветить воплотив,    
Фотографии нынче — обычное дело,
А не чудо, что в детстве дарил объектив.

Вспомнишь, как обставлялось подобное действо
Там, в дошкольные, школьные наши года… 
Жалко, лишь черно-белым оттиснулось детство,
Просто пленок цветных не имели тогда.

Все восторги тех лет приглушила привычка,  
Как теперь ты на снимок себя ни примерь, — 
Не воскликнет фотограф, что вылетит птичка,
Где набрать столько сказочных птичек теперь?

*   *   *
Всё в будущем прекрасным рисовалось,
Большая жизнь безудержно влекла,
Сплошное многоцветье открывалось, 
Восторженные взрослые дела!

Смотрели мы на многое наивно,
Иное представляться не могло, — 
К чему тянулись, то и было видно,
Как будто сквозь волшебное стекло. 

И я не избежал той детской жажды: 
Вот вырасту, а дальше — всё пустяк.
Наверно, что-то и сбылось однажды,
Но, к сожаленью, далеко не так.

Всё в будущем прекрасным рисовалось,
Быстрее только повзрослеть хотел…
Да не в бинокль, как после оказалось, — 
В калейдоскоп игрушечный глядел.

ЗАПОВЕДИ
В одних душа умрет, сойдут с ума другие,
Потом родятся те, в ком ни ума, ни душ, —
Растратили уже стремления благие
Под властью паханов, тиранов и чинуш.

Евангелье гласит, но кто его читает,
А если прочитал, что дальше делать, что?
Лишь сердце заболит и совесть зарыдает,
Хоть заповедей лишь десяток, а не сто.
 
И Богу долг отдашь, и красть не пожелаешь,
И мать свою с отцом возлюбишь, и к жене
Чужой не поползешь, грехом не воспылаешь, — 
Но разве сможешь быть от мира в стороне?

Войдешь в него, и всё чужим тебе предстанет,
Своею пустотой безбожною слепя…
И в этот миг одним твоим желаньем станет — 
Убить кого-нибудь… И ты убьешь себя.

*   *   *
Когда к твоей душе прибьется дьявол, — 
Не зря тебя готов он соблазнить,
И ты в благоволенье этом  явном 
Себя лишь только можешь обвинить.
 
Безумные порывы, что всеядны, — 
К шальному зелью, женщинам ночным, — 
Конечно же, понятны и приятны, 
Овеянные празднеством сплошным.

Ну а Господь глядит еще с надеждой
И понимает, как никто другой,
Что слабость в человечьей жизни грешной —   
Не повод на тебя махнуть рукой.

Страшней другое, — коль, судьбу сплетая,
Растратишь душу, высушишь до дна, 
Когда она, уже совсем пустая, —  
Ни дьяволу, ни Богу не нужна.

*   *   *
Опадает грустно по листочку
Крона жизни, — это всё ясней, —    
Кажется, вот-вот сожмется в точку
Срок от детства до преклонных дней.

Неизменны времени порядки,
Прошлое всегда, — единый свод,
Некогда счастливые оглядки
Тяжелей уже из года в год.

Лишь недавно постигал упрямо
То, что после так легко терял.  
…Вот уже бросаешь комья в ямы
Тем, с кем ты в песочнице играл.

*   *   *

    Милее мука, если в ней
    Есть тонкий яд воспоминаний.
                        И. Анненский. 

Виденья незабытых дней
Опять питают и пытают…
Воспоминанья всё тесней,
Назойливее обступают.
Особенно, из юных лет, — 
О тех, кто был тогда в расцвете,
Хоть их давно со мною нет,
Иных и вовсе нет на свете.

Вокзалы, тесные купе,
Собратья, жаждущие славы, — 
Всё память бережет в себе,
Конечно же, не для забавы.

Жизнь сказочно была полна,
И это годы не скрывают, — 
Когда реальность холодна,
Воспоминанья согревают, 
Возможно, даже и хранят.
Но скоро, у черты предельной, 
Останется лишь этот  яд
С последней каплею смертельной.

*   *   *
Себя тщеславием попусту не тешь ты,
Свой дар превозвышая горячо…
Дожить до славы —  нет глупей надежды,
Для славы надо умереть еще.

Мыслишки о величии — порочны,
Не трать мгновенья и года на то,
Все почести при жизни так непрочны,
Чуть оступился — и уже никто.

Прижизненная слава, как подружка, —
Прильнет, обманной прелестью слепя…
Не возомни, что голая макушка
От Божьих поцелуев у тебя.

©    Сергей Хомутов