Анна АКЧУРИНА
г. Казань

АРХИТЕКТОНИКА

*   *   *
Настой из флоксов и заката,
Мираж — в слюде стрекозьих крыл,
как срез полуденный агата,
что ты ладошкою накрыл.

Мерцает огненное донце,
журчит цепи веретено...
И зачарованным червонцем
день опускается на дно.

СИРЕНЬ
Осы буравят твой стог пустотелый.
Липко и душно от слёз.
Окон глазницы закрашены белым.
Мелкою строчкой внахлёст
жизнь и кончина сшиваются насмерть
под лепестковый наркоз...
Слёзы?.. пустое.  Игрушечный насморк.
Мы — просто так. Не всерьёз.

СОРВИ МНЕ…
— Сорви мне мокрый пион... Из сада,
в котором хлопочет пчела...
Все грозы прошли, и твердить не надо,
что я умерла вчера.

...Тяжелый и пьяный — хоть пей, как менада,
его безоглядное «да!».
— За окнами — вьюга. Твоя ограда
в других цветах, изо льда.

*   *   *
Твой покой и простужен, и чист.
В черный панцирь вмерзает лес.
Лишь прозрачный заплаканный лист
соскользнет мне с качелей небес.

Улыбнешься: листа не жаль, —
и замкнешь неприступный дом.
Лишь колодца черный хрусталь
Чуть замрет — под свинцовым крылом.

ЗОВ
На остановке возятся с покраской,
А над ветвями бьёт струя из шланга...
И древний бриз стучится без опаски
В плащом сокрытый панцирь аргонавта.

И видится: качающийся полог
И паруса за кроной апельсина...
Всё впереди.  А день прозрачно-долог.
И тянет солью с берегов Эвксина.

СВЯЗНОЙ
Птицын мой, паломник милый,
ветхий шёлк материков
гомонящей вышней силой
на живую смётан вновь.

Мироздание латая,
ты снуёшь туда-сюда,
меж чистилищем и раем
тянешь Божьи провода.

НОСТАЛЬГИЯ

памяти Бориса Рыжего

Жизнь бескрылою ошибкой,
угодившей в переплет,
спит, забытая в пожитках:
кончился завод.

Спит несбывшейся обидой,
канувшей под лед.
...Вон, меж Сциллой и Харибдой —
в клетку пароход...

Где снуют в окошке рыбки,
разевая рот,
где с утра качели-скрипки,
где живой народ.

Где меж лычек и нашивок
под дурной фокстрот
твой заржавленный подшипник
налегке плывет. 

АВГУСТ
Под сенью грецкого ореха
примолкла парочка хмельная,
сгустилась студнем тьма немая.
День словно в пыльную прореху
             стекает...

Скользит разрозненным потоком
частиц несвязных и никчёмных;
И зыбкий свет из створ оконных
плывет по скатерти и стеклам...
            Кто знает,

Зачем туман плывет к лиману
По глиняным разбитым крышам,
Зачем так горестно мы дышим,
Чья песнь над скошенным бурьяном
             витает...

Аквариум, где каждый житель
прозрачней чаши анемона...
И спелым ломтиком лимона
качается луна в зените...
             Светает.

В ГЛУШИ
Дождит; перебои со светом.
Чадит керосинки звезда.
И льнет к отуманенной клети
хмельной головой череда.

Там ангел из пЕчного жара.
Там слов оживающий лом —
избыток слепящего дара.
Там бездны за тонким стеклом.

И нет ни гвоздя, ни калиток.
Но сколько захочешь — комет.
О жизни священный избыток,
которому имени нет!

Глухое, дождливое лето;
Проснешься — и больше не спишь.
И молнии — Ангелы света
касаются брошенных крыш.

ГОРОД N...
Там — такие же ватные хлопья, 
Комья падают с крыши со стуком,
И в домах зябко кутают плечи,
Скудной жизни раздув бересту...

Всё пустынно: ни плеска, ни вопля;
Дремлет гипсовый баловень с луком.
Только вьюги волшебные речи
Утолят ли — сердец маяту?

СИБИРСКИЙ ТРАКТ
Бедой, дешевым куревом и псиной
пропахли сумерки. На тыщу верст кругом
ни зги. В ушах ревет прибой Эвксина.
А строй слепым всё тянется гуртом.

Конца нет. Между туч чадит огарок.
Мотает цепь... Гул ворота во мрак.
И почерком казенным без помарок
судьба пятнает твой прибытья бланк.

ЗАМОРОЗКИ
Осоки стеклянные пальчики
Из плена пелен запорошенных
На хрусткой морозной наволочке
По-детски бессильно сложены...

Как тонко звенящие палочки
В палате простывшей, муторной —
Цветут, индевея... И марличкой
Редеет в окошке предутренне...

*   *   *
Оранж и снежное вино,
и шпажник ломится в окно,
сквозь век, —
где талый свет дрожит едва,
где бродят фразы-острова,
где острова...

О жадноротая листва!
Как вечны тщетные слова;
Приди,
Взгляни сквозь страха пелену,
взгляни: и ты и я — в плену.
И ты и я в плену.

АРХИТЕКТОНИКА

Анне Черно

Есть симметрия в листике малом,
и в стеклянном кресте стрекозы,
и в рисунке строфы — вал за валом,
и в ответном упорстве фрезы.

Но живая тоска нас вбирает
всем неправильным сердцем своим,
невместимостью всей поверяя
нашу правду: где — правда, где — дым.

©    Анна Акчурина