Александр КОСТЕРЕВ
г. Санкт-Петербург

Костерев Александр Евгеньевич — автор стихов, эссе, коротких рассказов, пародий,  опубликованных в российской периодике: «Смена», «Советская культура», «Новгородская правда», «Тюменский комсомолец», «Уральский рабочий», «День литературы», а также  в зарубежных изданиях Латвии и Чехии. Родился 4 апреля 1958 года в Ленинграде. Участник нескольких питерских ЛИТО. Сочинять стихи начал в 1975 году в качестве автора и исполнителя Ленинградского городского клуба песни, работал в различных ВИА и рок-группах Ленинграда. В творческой биографии Александра Костерева не только стихи, но песенные тексты более чем 100 песен на  музыку Александра Зацепина, Сергея Березина, Аркадия Укупника, Вячеслава Малежика, Валерия Ярушина  и других композиторов, прозвучавшие в исполнении: Анатолия Алёшина, Валентины Легкоступовой, Валерия Леонтьева, Валерия Ярушина, Вячеслава Малежика, Виктора Зинчука, Юлии Мирошниченко, Юрия Охочинского, Эдиты Пьехи, Михаила Шуфутинского,  групп «Ариэль», «АРС», «Иваныч», «Нескучный сад», «Пламя», и др.

ДОМ, КОТОРЫЙ Я СТРОИЛ

СТОЙКОСТЬ 
Оловянный солдат из призыва обломанной ложки
на бессменном посту охраняет мячи и матрешки,
не пугают бойца вой пластмассовых пуль и картечи,
наша форма крепка, не допустим каверны и течи…
Наша форма крепка, и солдат достается сынишке,
защищают войска мирный отдых потертого мишки,
ни к чему выбирать между танком и старой кобылой:
а солдатик — участник боев, и в живых — подфартило…
Да участник боев, и ему отступать не пристало,
сколько их полегло в искореженных грудах металла?
Не сгорел, не обмяк, не поддался на сладкие речи,
оловянный солдат — он, по сути, такой человечий…
Не красив, не урод, в трудный час не преклонит колена,
не китайский, а тот (из любимых отцом), довоенный….
Оловянных солдат не упрячешь в обшарпанный ящик…
Дай им, Боже, любви, не игрушечной, а настоящей….

ЕЖИК
Сколько трагичности в мире: туманы и реки...
Ежики бродят в траве, в городах — человеки,
в тайной надежде отведать душистого чаю,
с другом/подругой вечерние звезды считая...
— Шишел не мышел, — пророчат летучие мыши,
ухает филин, а страхи ночные все ближе…
Слабо фонарик мерцает вдали светлячковый,
отданы: чувства, долги, ожиданья, швартовы...
Кто сбережет нас в промозглой ночной канители,
ежиков — стражей тончайших душевных материй?
Кто защитит от простуды, тумана, испуга?
Как хорошо, что мы живы и есть...
Друг у друга...

ХОДИКИ
На стене, на гвоздике
жили-были ходики:
жили-были,
жили-были
(точно ходики ходили),
жили-были,
жили-были
(горевали и любили,
провожали и встречали,
дни недели отмечали).
Досаждали только гири:
так тянули и давили,
возвращая к прошлому —
ничего хорошего...
Как-то лопнула цепочка —
встали ходики, и точка:
неразлучны в мире
ходики и гири...
Вот превратности судьбы...
Жили-были,
жили бы...

КАЧЕЛИ
Скрип качелей:
— Не мы, не мы…
В опустевшем саду заброшенном…
Так натужно:
— Всего хорошего!
Расставание до весны…
Через лужиц зеркальный наст,
звук шагов возвращает в прошлое…
На прощанье:
— Всего хорошего!
Ясно слышится:
— Бог подаст…
Не ноябрь, а наяд наряд,
с голью гоголь, скрипит качелями
о любви, в которую верили
в сверх прозрачности ноября …
Сгинь, стыдливая нагота!
Подбираю слова корявые…
А качели губами ржавыми
все скрипели:
— Не та, не та…

ДОМ, КОТОРЫЙ Я СТРОИЛ
Дом, который я строил,
был, как водится, мал:
в нем я не был героем,
на Луну не летал,
колдовским баритоном
не тревожил сердец,
не бросал батальоны
под разящий свинец….

Но зато в этом доме,
без дверей и замков,
есть и солнце на склоне,
и погост стариков,
запах хлеба из печки,
нежность близкой руки,
и резное крылечко
на четыре строки.

ОСТАВЛЯЕМ ТИРЕ… 
Время года — зима, на висках серебром иней...
О любви ни полслова — потрачено и забыто...
Выхожу из окна в глубину твоих глаз синих,
а недолгому счастью — приятного аппетита...
Истончились нервишки, не станут крылом плечи,
подсчитаю морщинки на старом чужом теле...
В лепрозорий души заходить с каждым днем легче,
с бестолковым плакатом гордыни: «Ну что, съели?»
Затянуть бы лихую — не радует, не допито,
вспоминая о той (в бликах солнца и конопатой)...
На покрытых пометом и скорбью могильных плитах
оставляем тире. Между первой — последней датой...

ЛИШЬ ТЕМ
Буду лишь тем, мой Ангел, чем оживишь сознанье,
буду лишь тем, кем хочешь, или совсем ни кем…
Из аксиом возникнет хрупкое мирозданье,
лишь проведи ладонью, и никаких проблем….
Лишь проведи ладонью, ласково очень-очень,
в раковину ушную трепетно лепеча…
То возникай, то прячься, в черную бездну ночи,
где, оставляя зрячесть, тускло горит свеча…
Если не будет солнца, реки не скинут льдины,
песне не хватит ноты, иммунитету — schwach…
Лишь проведи ладонью, тихо шепни: любимый...
И оставайся рядом, и растворись в мирах…

НЕ ПАРАЛЛЕЛЬНОЕ
В параллельных мирах мы летим — горделивые птицы,
в параллельных мирах, где не встретиться и не проститься,
в параллельных мирах, постигая вселенский простор…
Параллельность миров разделяют заборы и стены,
сохранив свое «Я», мы возводим преграды из тлена,
ни звонка, ни письма, ни привета, ни взгляда в упор…
Нам дороже Евклид, но правы Лобачевский и Риман,
наше первое: «Ма!» от прощального неотличимо,
мы не ценим счастливых мгновений до крайней поры…
Параллельны миры… Мы как линии в них одиноки,
не транжирьте любовь: быстротечны улыбки и вздохи,
и, пожалуйста, будьте добры, берегите миры!

ПОМИЛУЙ
Помилуй... Бог в улыбке и руке,
а не в иконах в красном уголке,
он безусловно прячется повсюду:
помоет губкой грязную посуду,
под вечер шьет и штопает носки,
а что его шаги — они легки,
касания его подобны чуду… 
У тихих вод заросшего пруда
желтеет одуванчик придорожный,
он тоже Бог, и жизнь его проста,
а мы с тобой, выдумывая сложность,
ей воздвигаем гордый пьедестал...
А сколько жить — полгода ли полста?
Под гнетом гирь торопятся часы… 
Недолог век у капельки росы,
И по тропинке за крутым холмом
мы к первозданной тишине бредем...
Для грешника такая благодать
со стороны за Богом наблюдать...

КАРГА
Подожди уходить, не спеши рьяно:
карнавал впереди — надевай маски…
Можешь Еву слепить из ребра? Рано,
потому, что не Бог, лишь гончар-мастер…
Что не глины комок — целый сонм гарпий,
в лучшем случае ведьм, потаскух ночи…
Можешь Еву слепить из ребра? Рано,
то ли ребра не те, то ли дух волчий.
Мелкий дождик косит… За косой — небо,
Не сойдется с кредитом чужой дебет,
тот кто в прошлом лепил из ребра Еву,
и такую каргу, как она, слепит…
Повраждуем еще, да не быть гневу,
гробовою доскою скрепи трепет…
Даже если не выйдет твоя Ева,
обращайся к Нему, Он еще слепит….

ДВОРНИКУ
Наш тихий задумчивый дворик
пугает загадочный дворник,
ведь каждое утро неспешно
вдоль дома он катит тележку,
в которую будто в копилку,
и время кладет, и бутылки…

Неделя идет и другая,
и годы послушно мелькают,
а дворник святой и безгрешный
все катит и катит тележку…

И многих не стало на свете:
и те исчезают, и эти,
а дворник ползет понемножку,
колеса стучат по дорожке…

Средь зодиакального круга,
мы вряд ли отыщем друг друга,
мелькают века и планеты,
одно не меняется это:
загадочный дворник неспешно
все катит вдоль дома тележку…

©     А. Костерев