Живя в Санкт-Петербурге, Мария Леонтьева родным городом считает Старую Ладогу, где работала в археологической экспедиции под руководством А. Н. Кирпичникова. Она — организатор фестиваля интересной поэзии Собака Керуака (с 2017 г.)
СТАРОЙ ЛАДОГЕ, МОЕМУ ДОМУ
Приеду в никаком-нибудь году.
Не с облака летящего сойду, —
Восстану из автобусного гроба,
Трясясь среди рассады и укропа,
Чихая, кашляя, с попутчиком ругаясь,
Я наугад сойду, не вспомнив адрес.
Вот дом, сгоревший ровно век назад.
Друзья мои умершие сидят
И говорят: «Не рано ли к обеду?»,
Их голоса разносятся над Летой,
А я молчу, не в силах отвечать.
Мой дом, на нем свинцовая печать
Из археологических раскопок.
И дым Отечества, и повсеместно — копоть.
Войду в реки холодную громаду,
Ощупывая дно. Поблекшим садом
Укроюсь вместо савана. Вокруг
Друзья поют и дальний берег крут,
А ближний рвётся, словно полотно,
Впадая в ночь. Всё кончится само.
Всё кончилось, Гиперборея, viva!
Уныние, запущенность, крапива
Цветут в ненаступающем году
На доме, что я вскоре обрету.
МОЗАИКА ВЕСНЫ
Мозаика весны
Не складывается в начале,
Нечаянны и смешны
Разбросанные детали.
Не складывается — жги.
Зимой отсырели спички,
Но, кажется, не с руки
Внезапно менять привычки.
Летят хороводы искр
Из сердца и гаснут где-то.
Весне предъявляешь иск,
Но нет на него ответа.
ЗОВИ МЕНЯ
Зови меня.
Зови, зови, зови...
Я никогда не выйду на подмогу.
Я ни-ког-да, —
Прочувствуй форму слога.
Так землю ощущает пилигрим
Ступнёй холодной, голодом и сердцем,
Всесильем искреннего:
Я
Хочу.
Вмещают мегагерцы
Всю боль земли. Словесный трётся щуп
О камни. В заключении темнят:
Когда на волю? Будем ли? Воскреснем?
И медленно течёт полночный яд.
В начале было слово или песня.
Забудь меня.
А после — «позови»
Сверкает в пустоте алмазной гранью.
И пустота становится геранью
На чьём-то заколоченном окне.
Вот паруса. Плыви, мой пилигрим,
Ничто не приравняется к побегу
От самого себя. Держу пари,
Что альфа превращается в омегу
В процессе осознания себя.
И льётся яд.
Познанье — это я.
* * *
И вечный дом Мурузи за окном,
И никого, кто б проходил притом
По кромке неба — ледяного льда.
Дробится и ссыпается слюда.
И вечный я иду навеселе,
И тянут тени к роковой земле,
Как будто бы к черте, и наугад
Летит, перегоняя век, пурга.
И падает секунда в колбе лет.
И кто-то отражается в стекле.
ТРИЗНА
Лучше никого не знать, чтобы им не умирать.
Мы остались молодыми, молодыми, как тогда.
Ты глядишь сюда сквозь сон, в памяти растёт дыра.
И гудят, гудят над нами для чего-то провода.
Слушай, друг мой, приезжай, ты не верь, что не звала:
Волховстрой, вокзал, автобус, вот и свиделись, привет.
В сердце чёрная стрела, у раскопа два стола.
Ты теперь уже не с нами, ты в другой костюм одет.
Сверху мёртвые глядят, а живые смотрят вниз,
Ничего не говорите, я всё выскажу за вас.
Если под окном стоишь — веткой дерева кивни.
Мы не умерли, конечно, просто смерть попала в глаз.
Ты моргай, моргай, моргай, никого не узнавай:
Каждый, кто сюда приходит, кем угодно окажись.
А придёт твоя пора, отшуршит твоя трава,
Слово колдовское молви и землёю обернись.
* * *
Бегущий по кругу нелепым галопом
Себя остановит, споткнувшись смертельно.
Летит на зелёный и кажется пропасть
В оставленном доме — глубокой постелью.
Там ходики встали на стенах тенистых.
И свечи беззвучно несут к изголовью.
Стучатся в ворота печатные листья,
Скребётся в углу непечатное слово.
Настойчиво лезет в сознание шелест:
Ты дома, усни, всё прошло и забыто.
Боишься проснуться в неведомом теле,
Боишься остаться с разбитым корытом.
Со вкусом земли одеяло. И крышка
От банки варенья «Жизнь», дата двойная.
Не слово в углу, просто серая мышка.
И мама тебя перед сном пеленает.
* * *
Иконы землистыми лицами
Глядят из киотов раскосо.
Искатели первой столицы
Выносят её из раскопа:
Орнаментом пряжки железной,
Рогатой весёлой мутовкой,
Меча с деревянным лезвием,
Бусиной с окантовкой
Всевидящего глаза бога.
Который глядит чуть раскосо
С июльской пыльной дороги,
Сжимая в ладони посох.
* * *
Так становятся бывшими: уходят за линию гор,
Распадаются на космические частицы,
Выпадают в межзвёздный простор.
Без надежды на право опять случиться
С теми, кто их ждёт без возможности отпустить.
Так волшебный камень теряется в серой гальке,
Превращается в уксус изысканное вино,
Морякам улыбаются скалы, а не русалки,
Увлекая несчастных на самое синее дно.
ПРО Л.
Я не ношу свой ключ с собой,
В кармане чтобы звякал звонко.
Ведь он — не ключ, почти иконка,
Его мне подарил прибой.
И морю я его верну,
Когда найду ту дверь, к которой
Он подойдёт. Насколько скоро
Мой ключ отправится ко дну?
Всё главное — всё там, за дверью:
Дороги, страны, чудеса,
Истории, что рассказать
Мне предстоит назло неверью
В себя и в них. А что мне ключ?
Его швырну волнам на радость.
Свобода — лишь её мне надо,
Неотражённый, острый луч.
* * *
Выдох без вдоха, в тамбуре поцелуй.
Стынет под взглядом смерти твоей земля.
Чёрным зрачком по чёрному дну рисуй
Белые полосы — долгой дороги для.
Льдом отменить размеренный ход реки.
Нежность рассыпать тонкой сухой крупой.
Небо достать, не поднимая руки.
И говорить эту жизнь, говорить с тобой.
© Мария Леонтьева
Литературный интернет-альманах
Ярославского областного отделения СП России
Авторизуйтесь, чтобы оставить свой комментарий: