ОЛЬГА АНДРЕЕВА.
г. Ростов-на-Дону

Ольга Юрьевна Андреева родилась в 1963 году в Николаеве. Окончила институт инженерного транспорта в Днепропетровске в 1985 году. По профессии инженер-строитель. Работает  проектировщиком автомобильных дорог. Публиковалась в альманахе «ПаровозЪ», журналах «Новая Юность», «Дети Ра»,  «Нева», «Ковчег», «День и ночь» и других. Автор восьми поэтических сборников. Лауреат конкурса «45 калибр» в 2013 и 2015 году. Финалист Прокошинской премии 2014 года. Лауреат конкурса «Эмигрантская лира» 2019 года. Дипломант конкурса «Русский Гофман» 2019 года. Член Союза российских писателей

О ЧЁМ ТЫ ГОРОД?

*   *   *
Август — прохладнее строже взрослее,
лето — уверенно-синего лада,
классика, шорты — примета плебея,
в ликах отчётливей дышит Эллада.

Август, оттаяли и продышали
место под солнцем — и место для солнца
в робкой вселенной.  Деревья  ветшают,
дарят плоды, никакой подтасовки.

Август — излишество, роскошь, награда —
страннику, пахарю, барду, поэту,
не изгоняют из райского сада,
со стервоточиной яблочко это…

Не умещаются плотные струи
в узкое горло большого кувшина,
не согласуются реки и руны,
не проглотившие боли аршина,

лето — не кончится, это же просто,
надо же верить судьбе хоть немного,
надо всего лишь уменьшиться ростом,
снизить чувствительность там, за порогом.

КРЫМ. НОВЫЙ СВЕТ. 
Внутри Орла семь километров штолен,
заполненных шампанским «Новый Свет»,
а под горой вылизывают штормы
давно разбитый о скалу корвет.

А что плохого в глине и деревьях?
От волнорезов крымский бог хранит,
прекрасное морское  побережье
пока не упаковано в гранит.

Коррупциозность жертвоприношений
не обуздала произвол стихий.
Дракона Капчика хочу обнять за шею
и прошептать в ушко свои грехи.

О, Ты умеешь исчезать с радаров…
Но здесь, в раю, светлеют без борьбы
и заливная бархатистость карих,
и острый нож сверкнувших голубых.

В пушистом хвойном небе Меганома
нелепо запрещать себе летать.
Моё перо умеет так немного —
не рунам можжевеловым чета,

не воздуху густому с пышной пенкой,
не треску сокрушительных цикад.
Балует терракотовым оттенком
струящийся с балкона виноград.

Избави бог всё понимать буквально —
деревьев узелковое письмо,
вулкана гнев, земли перинатальный
фатальный бред, восторг нелепый мой.

Напомнишь — не твори себе кумира…
Не под слезу заточен этот стих.
Я разрабатываю эту плоскость мира,
но я при этом помню о других.

*   *   * 
Как можно в поезде — читать?
Лечу, пьянея от цитат.
Вторичность слов — первичность — дня,
он весь сегодня — для меня,
он — из меня, за той чертой,
что маскирует немотой
пульс вечности, что птица влёт
и не заметив, проживёт.

Кто понял жизнь — тот не спешит.
Как тису нравится самшит,
как мимо тянется вокзал, 
как верно то, что ты сказал.
А за окном горит стерня,
и это лишь начало дня,
туман, и в нём полмира спит,
и  психоделика степи.

О чём ты, город? Ни о чём.
Гордишься старым кирпичом, 
лохмотья лозунгов, реклам…
Ты не об этом. Может, храм
расскажет над бедламом крыш —
о чём растерянно молчишь,
и то, что ты имел в виду
в билетно-кассовом аду.

Как только пар сорвёт свисток,
поедем прямо на восток —
железный грохот эстакад
достал, как 25-й кадр.
Ямал по-русски — край земли,
там рельсы кончатся. Вдали
на белой простыни листа
очнувшись, вздрогнула звезда.

*   *   * 
Ты моё наказанье за Евин грех,
чем дышу ещё — тем плачу сполна.
Верить значит — знать, что прощают всех,
так не всё ли равно, чья была вина,
чья невинность — семь вёсен — один ответ,
семь дождей, да у радуги семь полос.
Понимают ли? А прощают — всех,
и весной-виной утро занялось,
не поймёшь, то ли новости, то ли рэп,
то ли кто-то в эфире сошёл с ума,
то ли я адаптировалась к игре,
то ли это Китежа терема…

*   *   *  
Вот и снова Ивана Купала.
Прошлогодний костёр не затушен.
Мир трёхмерен? А блики на скалах,
монологи в районе макушки —
это как сосчитать? Знаешь, лето,
я когда-то умела быть точной,
и текучие формы предметов
не сбивали раскраской восточной.

Навалишенка… Ох, навалилось…
Поразила каньоном узорным,
растворила его в иллюзорном,
зыбком мшистом лесу.
Не свалилась
вниз с карниза — за это спасибо,
за резные пушистые глыбы.
Небо льётся, и льётся, и льётся
в пересохшее горло колодца.

По тропе живописной, с корнями,
научившей меня материться,
но корябаться бесперспективно —
вдоль реки, по неверному краю…
Это время разбрасывать камни —
как Серебряное копытце.
Что-то главное я упустила
в этой жизни. Потом наверстаю,

если стану листвой и травой — 
будет время. Уйду с головой.

В МУЗЕЕ АХМАТОВОЙ
А в комнате царицы — рог вазы, холод печи,
овал зеркальной глади над сонным креденцом.
Ещё прекрасный профиль судьбой не изувечен.
Поэту нужен — угол и только снится — дом.

Овал зеркальной глади луну в простом окладе
впускает каждый вечер погреться у огня —
заглядывай в тетради, но только, бога ради,
не пророни ни слова, не спрашивай меня.

Над узкою кроватью — рисунок Модильяни,
олень — хранитель писем на краешке стола.
Овал зеркальной глади не возвращает Ани,
серьёзной дикой девочки из Царского Села. 

*   *   * 
Функция этих балконов — 
беречь старину,
смысла иного в них нет, 
да они и не ропщут.
Так налетевшему ветру 
былинку — струну
не отдаёт 
в пух и прах разорённая роща,
так остаются на память
 слова без корней,
только из суффиксов 
с ролью утраченной неги,
так исчезают просветы вверху, 
в глубине,
непроницаемо плотной 
до первого снега.

Точку поставить — успеется. 
Точка ловка,
зла и конечна — 
щелчок на замке сундука,
выстрел контрольный — 
растаю, сверну лепестки,
просто исчезну в рассвете 
к исходу строки.

*   *   *
Я хочу стать немой. Только слышать, но не говорить,
и тогда уж никто ни о чём меня больше не спросит,
и тогда в оправданье не буду юлить и хитрить, 
и косить под тихоню, и выглядеть важной и взрослой.

Я не буду любезничать по телефону и без, 
буду взглядом отталкивать пустопорожние речи.
И в глазах моих будет смеяться восторженный бес, 
и на глупый вопрос «почему» ничего не отвечу.

Всё, что я говорю — это, в сущности, блеф, ерунда,
а молчание — золото, амбра, медовая брага.
Мне и жестом ответить совсем не составит труда,
и зачем мне слова, если есть карандаш и бумага?

Только… петь иногда и молиться, читая стихи, 
и шептать свои глупости там, где кончается вечер, 
в твои уши, и детям прощать их смешные грехи — 
лишь для этого нужен пока мне ещё дар русской речи…

©     Ольга Андреева