Размышления об одном стихотворении
Лариса ЖЕЛЕНИС
г. Ярославль

        РОДНИК ПО ИМЕНИ ЛЕРМОНТОВ

    Я полюбила Лермонтова ещё в детстве. Наверное, эту любовь передали мне мои родители. У нас дома всегда на видном месте в книжном шкафу стоял добротный двухтомник издания 1959 года —  желтого цвета с коричневым корешком, вверху был словно вдавлен в толстую корку обложки автограф поэта: по-ученически, прописью с нажимом четко и основательно, и в то же время как бы с запинкой в некоторых местах прописана его фамилия, перед которой поставлена первая буква имени Михаил «М» с последующей аккуратной точкой, а после фамилии волнистый спуск пера к линии, жирно подчеркивающей почти всю фамилию и слегка наклоняющейся по дуге вниз. Как я теперь понимаю, издатели попытались воспроизвести факсимиле М. Ю. Лермонтова уже последних лет его жизни.
    Из дошкольного моего возраста хорошо помню, как папа мне читал дома своим красивым голосом наизусть очень проникновенно «Скажи-ка, дядя, ведь недаром…». Чувствовалось, что ему самому очень нравится «Бородино», и мы вместе переносились в другие, давние времена. Там, как в кино, проходило сражение, и тот дядя из стихотворения мне становился каким-то родным, почти как мой папа, потому что у него был тот же голос, и те же, папины, интонации. Особенно нравилось «ребята, не Москва ль за нами?» и «постой-ка, брат мусью!» А моя мама любила «Мцыри», она часто вслух читала эту поэму и говорила, что в свои студенческие годы знала её наизусть.
    И я, когда стала учиться в школе, часто заглядывала в тот двухтомник, учила стихи Лермонтова не только из школьной программы. А ещё хорошо помню, когда мне было лет десять, одна подруга подарила мне портрет Лермонтова, который сделала сама — она выжгла на деревянной доске изображение, довольно похоже срисовав портрет поэта из школьного учебника. Я очень дорожила этим подарком, он всегда стоял у меня на письменном столе, когда я делала уроки. Правда, подпись она сделала, не разделив точками, где это нужно, буквы, и получалось в одно слово «МЮЛЕРМОНТОВ», и мой папа, иногда проверяя мои домашние задания, добродушно шутил: «Ну что, снова вместе с Мюлермонтовым уроки делала?» Ударение он делал не на «е», а на первую «о». А я всегда всерьёз сердилась — это же Лермонтов! 
     Стихотворение «Прощай, немытая Россия…» папа тоже декламировал, я слышала, как они с мамой не один раз обсуждали его, почему же Лермонтов так написал? Ведь есть его прекрасное патриотическое стихотворение «Родина», с таким щемящим лирическим мотивом любви к России! Ну, как, где поэт нашел эти строки про «дрожащие огни печальных деревень»? или знаменитое

«Люблю дымок спаленной жнивы,
В степи ночующий обоз
И на холме средь желтой нивы
Чету белеющих берёз» ?!

       Только из своего истинно любящего русского сердца!
      А почему же тогда «немытая Россия», ну как же так?! Мои родители любили Михаила Юрьевича, как поэта и как личность, много читали не только его произведения, но и о той эпохе, когда жил и творил Лермонтов. Одним из любимых папиных занятий, например, было погружение в историю, в литературоведение, хотя в 70-е годы информация была только в библиотеках и в читальных залах, интернета ещё не было. И никогда, при всей кажущейся оскорбительности, но всё же больше чувствовавшейся горечи тех строк, ни у кого в те времена не возникало мысли, что стихотворение может быть не лермонтовским.
     Когда я, уже в эпоху интернета, услышала такую гипотезу, выдвинутую примерно в начале 90-х, я была ошеломлена. Лермонтоведы спорили друг с другом, специально созывали почти «консилиумы», где за круглым столом обсуждали, мог ли наш гениальный поэт, создавший великого патриотического накала произведения «Бородино» и «Родина», в сердцах бросить «немытая Россия»? В 2013 году, если верить Википедии, чашу весов перетянуло скептическое отношение к авторству Лермонтова, но снова состоявшийся, уже в 2017 году, круглый стол в Пятигорске пришел к заключению, что автор этих спорных восьми строчек всё же М. Ю. Лермонтов.
    Я размышляла — хорошо, а если не Лермонтов, то кто же так мог ещё написать? Неужели ту боль, ту горечь, вложенные как отчаянный выдох гонимого человека в это стихотворение, смог подделать какой-то, пусть даже очень искусный пародист 19-го века? Подняться на ту же высоту, что и Лермонтов? На недостижимую смертному высоту?! 
    Побывав в Пятигорске и в Кисловодске осталась под большим впечатлением от лермонтовских мест, от людей, хранящих память о великом русском гении. Слышала рассказы горцев, ставшие уже легендами, изустно передаваемыми от поколения к поколению. Один из них хочу пересказать — это «легенда о красном ашуге», я не смогла сдержать слёз, когда поняла её суть. Как известно из дошедших до нас разными путями (письма, дневники, др.) воспоминаний современников, Михаил Юрьевич был бесстрашным человеком, в боевых действиях против горцев проявлял чудеса храбрости, командуя своим отрядом, первым решительно бросаясь на боевом коне на завалы противника, своим примером увлекая других воинов. Не один раз за свои подвиги был представляем к почетным наградам, но к сожалению, самые высокие чины, от кого зависело наградить или нет, с негодованием отклоняли прошения полкового начальства Лермонтова из-за того, что он был опальным поэтом.
    Из воспоминаний воевавших с ним товарищей известно, что у Лермонтова была красная рубашка, с которой он не расставался и всегда носил под мундиром, в бою любил скакать верхом, распахнувшись. Искал он смерти или нет, то никому не ведомо, но его красная рубашка таким образом была хорошей мишенью для врага.
   Так вот, легенда горцев гласит, что в те далекие времена войны на Кавказе на противоположной стороне в царской армии был один неуязвимый смелый русский воин в красной рубашке. А дело в том, что каким-то орлиным чутьем гордый народ гор признал в Лермонтове поэта и назвал его «красным ашугом», а ведь ашуги — это певцы, поэты, те, кому дано непосредственно слышать Всевышнего и рассказывать услышанное другим людям, ашуги неприкосновенны! Вот поэтому, завидев человека в красной рубахе, горцы опускали ружья, в него никто не смел выстрелить…  
   …В Пятигорске, в книжной лавке музея «Домик Лермонтова» я купила хорошее издание книги П. А. Висковатого «Михаил Юрьевич Лермонтов. Жизнь и творчество». Литературный исследователь биографии и творчества М. Ю. Лермонтова, его современник, Павел Висковатов скрупулёзно подошел к своей работе, по крупицам собрал бесценные материалы, письма, воспоминания, документальные свидетельства, рукописи произведений поэта, считая это главным трудом всей своей жизни. Он встречался и беседовал со многими людьми, знавшими, любившими или с неприязнью вспоминавшими Михаила Юрьевича, ведь Лермонтов мог быть настолько же язвительным и дерзким, насколько обаятельным и задушевным. Книга изобилует подробными сносками на документы, чего так не хватает сейчас многим современным публикациям не только в интернете, но и в печатных изданиях. 
   И вот я дохожу до главы, где П. А. Висковатый подробно рассказывает о том переломном дне последнего года в судьбе поэта, когда Лермонтов узнает, что ему по настоянию зловещего Бенкендорфа предписано в 48 часов покинуть Петербург и срочно отбыть снова на Кавказ. А Михаил Юрьевич по всем предшествовавшим этому дню событиям уже было уверился, что ему дадут так горячо им ожидаемую отставку, чтобы всецело погрузиться в писательство и литературную работу, издавать свой журнал, трудиться только на этом поприще, воплощать множество творческих планов. Незадолго до этого дня Лермонтов от души посмеялся над знаменитой гадалкой, ранее предсказавшей смерть Пушкину. А она, эта странная петербурженка по прозвищу Александр Македонский, ответила Михаилу Юрьевичу на его вопрос об отставке — мол, будет тебе другая отставка, «после коей уж ни о чем просить не станешь». И вот, крушение всех надежд, всех планов — Лермонтов в ярости! «Своему неудовольствию на преследовавшего его Бенкендорфа поэт дал волю, написав по его адресу восемь стихов, в которых выражает надежду, что «за хребтом Кавказа укроется от российских пашей, от их всевидящего глаза, от их всеслышащих ушей», — пишет в своей книге П. А. Висковатый, подразумевая под восемью стихами, конечно, как это и сейчас принято у литераторов, восемь стихотворных строк. 
      Да, это понятная и горькая история рождения того самого стихотворения.

 «Прощай, немытая Россия,
Страна рабов, страна господ,
И вы, мундиры голубые,
И ты, им преданный народ!
Быть может, за стеной Кавказа,
Сокроюсь от твоих пашей,
От их всевидящего глаза,
От их всеслышащих ушей!»

      Да, это сильнейшая эмоция, это крик души поэта! Крик души, вдохновленный (если можно именно тут применить такое понятие как вдохновение) конкретным человеком, олицетворяющим государственную власть в стране, шефом жандармов графом А. Х. Бенкендорфом. Этому цепному псу царской охранки талантливый и яркий, блестяще воспитанный и свободолюбивый, опасный своим влиянием на лучшие молодые умы России, дерзкий и насмешливый Мишель Лермонтов, словно кость поперек горла! И в этом крике души поэта — крушение надежд, пошатнувшаяся под ногами опора, страшные предчувствия…да разве в таких случаях церемонятся и выбирают выражения?!
  Я доверяю Павлу Александровичу Висковатому, современнику Лермонтова, опросившему множество людей, знавших Михаила Юрьевича, тщательному и честному собирателю бесценного материала о нашем гениальном предшественнике — он абсолютно не сомневается в авторстве этого стихотворения и публикует его впервые в журнале «Русская старина» в 1887 году, а затем и в Полном собрании сочинений М. Ю. Лермонтова, выход которого приурочен к 50-летию гибели поэта. Да, пусть моменты текста в разных изданиях, вышедших уже за более чем сотню последующих лет варьируются — то ли «пашей», то ли «вождей», то ли «укроюсь», то ли «сокроюсь» и др. Издатели сразу стали вносить собственные правки, ведь что такое единственный список со стихотворения поэта, стремительно покидающего Петербург? Оригинал в том сумбуре запросто мог затеряться, исчезнуть без следа!
   Я также доверяю кропотливой работе ученых-текстологов фундаментальной советской школы, признавших авторство этих восьми строчек за Михаилом Лермонтовым. И ещё я доверяю себе и своим чувствам, своей с детства поселившейся в моем сердце любви к тому родному русскому роднику, имя которому навеки ЛЕРМОНТОВ.  

©    Лариса Желенис        
                             
    От редактора: Споры вокруг авторства и времени написания стихотворения «Прощай, немытая Россия...» напоминают мне шедшие почти двести лет споры вокруг авторства и времени написания «Слова о полку Игоревом». Между тем русские поэты начала девятнадцатого века, в том числе и Александр Пушкин, прочитав поэму,  не усомнился в том, что оно является древнерусским подлинником. Пушкин чутьем собственного поэтического гения узрел равного себе по гениальности автора. Людей, обладающих поэтическим даром такой силы, какой явил автор «Слова...», ни вокруг Пушкина, ни в предыдущую эпоху не было. Да и сам Пушкин при всей своей гениальности не владел той стилистикой, которой владел древний поэт, — сказки Александра Сергеевича написаны другим стилем. Той стилистикой, которая была подвластна автору «Слова...» , овладел только Сергей Есенин, выросший как поэт на синтезе  русского фольклора, библейских текстов и русской поэзии от Пушкина до Блока.
    Самым явным продолжателем лермонтовской стилистики после его смерти   был Аполлон Григорьев, в том числе и основоположник цыганской линии в русской лирике. Вряд ли в России есть человек, не знающий  хотя бы двух песен на его стихи — «Две гитары, зазвенев, жалобно заныли...» и «Поговори хоть ты со мной, подруга семиструнная...»  Вот стихотворение Григорьева на ту же тему, что и лермонтовское:

ПРОЩАНИЕ С ПЕТЕРБУРГОМ

Прощай, холодный и бесстрастный,
Великолепный град рабов,
Казарм, борделей и дворцов,
С твоею ночью гнойно-ясной,
С твоей холодностью ужасной
К ударам палок и кнутов,
С твоею подлой царской службой,
С твоим тщеславьем мелочным,
С твоей чиновнической жопой ,
Которой славны, например,
И Калайдович, и Лакьер,
С твоей претензией — с Европой
Идти и в уровень стоять...
Будь проклят ты, ... ! 
                                    1846

Думаю, любой человек, чувствующий поэзию, сразу поймёт, что, не смотря на огромный талант Григорьева, эти строки уступают «Прощай, немытая Россия...» и интонационной мощью, и размахом ассоциаций, и глубиной мысли. Иначе говоря, «Прощай...» мог написать только поэт на порядок более сильный талантом. А ведь Григорьев даром не уступал ни Полонскому, ни Майкову, ни другим заметным поэтам того времени. И даже Некрасов в подобной стилистике не сильнее. Вот когда он обращается к сказовому или песенному русскому фольклору, там Некрасов первый. А Фет вообще в подобно стилистике не работал, все его главные открытия на путях импрессионизма, ведущих к символизму.  Так что авторство Михаила Лермонтова, выраженное в явной печати его просто-таки гигантского таланта на стихотворении «Прощай, немытая Россия...», лично у меня никогда не вызывало сомнения.  

Анатолий Смирнов