Олисава ТУГОВА
г. Рыбинск

   Родилась в 1985 году, в Рыбинске. Закончила ЯГПУ им. К. Д. Ушинского, магистр филологии. Участник  всероссийского и межрегионального совещаний молодых литераторов в Ярославле (2018, 2019), всероссийского совещания молодых литераторов в Химках (2019), международного форума молодых писателей России, стран СНГ и зарубежья в Ульяновске (2019). Руководитель Рыбинского отделения Совета молодых литераторов при Союзе писателей России.

БУКОВКИ

    Женечка любит водить пальчиком по узорным листьям и цветам, нарисованным на клеёнке, будто это лабиринт, как с последней странички журнала «Весёлые картинки»: помоги мышке добраться до сыра — помоги Женечке пройти по всем линиям — то вверх, то вниз, то спиралью, то зигзагом — будто канатоходец в цирке… Но сегодня на столе вместо клеенки скатерть. Белое полотно. Нитки вдоль. Нитки поперёк. Толстые. Ровные. Скучные. Рельсы-рельсы, шпалы-шпалы… Стоп — непроглаженная складка высится горбатой горой…  
    — Кушай скорее, Женечка, а то опоздаем. Сегодня у тебя занятия по грамоте, музыке, рисованию… Давай-давай, кушай! — звенит мамин голос.
    Женечка копает ямки в пшенной рыхлой каше. То впадины, то холмы — не каша, а белёсо-зернистый бок Луны. Масло янтарно блестит в лунных озёрах.
    Хлопает дверь и на пороге — бабушка. Она прижимает к животу зеленую эмалированную миску. 
    — Понесла в церковь святить, да к вам по пути забежала, а то ведь уедете куда — не застану потом ни разу за целый день …
    Морщинистые бабушкины руки с круглыми костяшками ставят миску на скатерть. В миске — крашеные яички,  будто алый цветок с лепестками. Посередине яичко с буквами. Буквы лучатся во все стороны, как бабушкины морщинки. 
    — Христос воскресе! — это зашёл отец. В рубашке для праздника, той, у которой пуговки похожи на прозрачные леденцы.
    Женечка улыбается отцу, бабушке, яичку, тянется, хватает.  То самое, с буковками. Гладкое и тёплое. 
    — Какие это буквы, Женечка?
    Одна буковка похожа на неправильный, сломанный плюс, а вторая подбоченилась и  нога у неё - колесом. 
    — Давай стукнем! Кто кого на этот раз?!
    — Чур, носиком! 
    — Бей, не бойся!
    Гладкая скорлупка сминается так, что никогда больше не станет ровной и целой. Женечка отколупывает пальчиком алые кусочки с белыми краями, как чешую неведомой рыбки. Чистит. Под чешуёй — белое, мягкое, скользкое, с разводами…
    — Посоли. 
    Мальчик сует палец в соль — налипают прозрачные крупинки, похожие на светлые песчинки на реке, редкие среди обычных, желто-коричневых,  они не тают во рту, хрустят на зубах. 
    — Женечка! Мы же на занятия опоздаем! 
    — Не подвезёте ли тогда меня до церкви, а, Славушка? Я бы и Женечку с собой взяла. В прошлый раз ему так понравилось, так смотрел на всё, так смотрел… Там хорошо, поют, свечечки горят… А вы его опять на занятия потащите. Нужны ему эти занятия? Всего ведь четвертый годок…В школе,  небось, потом всё равно всему научат…
    — Ой, да как же! Раннее развитие — это залог успешности. Если не заложим нужную базу, то неизвестно, что из него вырастет. Сейчас новое время, другое. И не сравнивайте, — морщится мама.
    — Ты не видишь что ли, что твоя Пасха — сплошное тёмное язычество. Куличи да яички. Культ плодородия, далёкий от христианства. Яйца ли надо святить в светлый праздник? Не о том люди думают. Не о молитвах и спасении души, а о ритуалах, о еде. Ни к причастию, ни на исповедь не ходят, креститься забывают — только бегают куличи святить и за водой на Крещение. Тёмный народ твои верующие. И сердитый, — отец гудит весенним мохнатым шмелём, проснувшимся по весне на балконе.
    — Так у Бога свои университеты, — улыбается бабушка, морщинки разбегаются солнышком. — Каждому — по способностям его. Это будто божий детский садик. Всё яркое, красочное, простое. Как у Женечки. Не заставляют же деток сначала решать уравнения, а предлагают то, что они понять могут и усвоить, чтобы ещё раз пришли. Настанет время, они и до главного дойдут, если интерес будет и желание. Сначала куличики, потом — молитвы.
    — Уравнения, кстати, —  хорошая тренировка для структурного мышления, — мама убирает со стола посуду, торопится, звенят стаканы…
    Бабушка прячет руки в голубой передник с алыми розами, долго смотрит в окно. Там кусты сирени с молодыми нежно-зелёными листочками. Каждый листочек похож на сердечко.  

    Класс светлый, а коридор за дверью темный, там ждет мама. 
    Женечка сидит на маленьком стульчике, локоточки — ровненько по столу. Сердитая тётя стучит указкой о доску, показывает буквы. 
    — Это «ЭН», повторите, дети, — «ЭН»…
    — Энннн, — мычат ребятки.
    Не отпустили Женечку с бабушкой в церковь. И он видит не белые полоски мела на черном фоне, а перекладины в разноцветном храмовом окне, они так похожи на эту букву. И свет через такое окно летит тоже разноцветный — желтый, зеленый, фиолетовый… Женечка угадывает в буковках то золото подсвечников, то огонек свечи, то узоры мозаики на полу. В церкви у каждого человека — где-то очень высоко, почти на небе, — светлое лицо. Откуда-то сверху, с расписанного фресками потолка, падают молитвы и песни, похожие на облепиховое варенье из звука и света. Там можно просто быть. И всё. Жить вместе с другими. Подпаливать на огоньке чужой свечки донышко своей, чтобы оно размягчилось, втыкать в особенную подставочку и смотреть, как оживает темный лик на иконе, кивает ласково:
    — Здравствуй, Женечка. Хорошо, что пришел. 
    Дотрагиваться до своего твердого лба, мягкого живота, неугомонных плечей — бабушка, какое сперва?  Не спеша отходить со всеми за какую-то незримую черту, когда идет красивый бородатый человек и машет ароматным дымом. И чувствовать, что он — Женечка — не один. Его любят и принимают. И ему для этого не нужно учить буквы, рисовать дома и деревья не так, как хочется, а как велят. 
    Кисточка оставляет на бумаге алую дорожку. Бежит полосочка через тонкие синие линеечки. Мимо, мимо, сквозь... Живая дорожка, куда захотела, туда и бежит, не держат её чернильные печатные рамки...
    — Женечка, ты меня не слушаешь! Женечка! — стучит указка по доске. И дорожка сбегает с листа на стол... — Встань! Мы не рисуем на столе! Что ты здесь все извозил!?

    Женечка стоит в коридоре и смотрит, как на маму сыплются непонятные колючие слова:
    — Не может фокусировать внимание. Не выполняет задание. Проверьте на наличие аутичного спектра.
    Мама пылает:
    — Но он же знает все буквы и цифры, все цвета! Мы много занимаемся, читаем! Может, он просто устал сегодня?
    И Женечка чует, что происходит что-то страшное. Если он им не скажет, как называются эти черточки на бумаге, то мама для него совсем погаснет. 
    — Мой сын не может быть аутистом, с ним все в порядке! Он поступит в гимназию! У него талант. Евгений! Какая это буква?! — мама визжит и Женечка сжимается, упирает подбородок в грудь, но он все равно дрожит. И сочатся слезки из зажмуренных глаз:
    — Я плохой! Мама не любит меня плохого! 
    И рыдает отчаянно, умирая головой, животом, ногами, спиной, каждым пальчиком, каждой ресничкой. И не может стоять. Мама несет его вниз по лестнице и думает о том, что нельзя сдаваться. Нужно больше заниматься. И будет все хорошо. 
    На крыльце она показывает Женечке букву на железной табличке: «Как называется?». И он знает, что эта буква для мамы сейчас важнее, чем он сам. Обреченно, так, будто навсегда превращается в буквы на железной табличке, Женечка отзывается: «А». И еще там «О», «Л» и «К»…  А первая «Ш»… 
    Она похожа на подсвечник без ножки. Но маме об этом говорить нельзя.

©    Олисава Тугова