Дмитрий ТЕРЕНТЬЕВ
г. Нижний Новгород
ЗЕМЛЯНИЧНЫЕ ОЗЕРА

   К полудню июльского дня жизнь в деревне будто вымерла. Огородников сморила невыносимая жара, даже курицы попрятались в курятники. Над дорогой стояла густая пыль, и горячий воздух был пропитан запахом земли. На улице в тени навеса сарая сидели школьники Маша, Коля и Генка, и жевали ржаной хлеб, намазанный растительным маслом с солью. Рядом с детьми, с обидой посматривая на Генку, лежал его пёс Шарик и гонял хвостом жужжащих вокруг слепней. Генка, бойкий загорелый мальчуган, приехавший к бабушке на лето, не мог усидеть на месте больше минуты, и постоянно шалил. До того, как Маша вынесла из дома ребятам хлеб, Генка подшутил над Шариком: обманом приманил его к себе и одним прыжком оседлал. Шарик пытался вырваться из цепких рук Генки, и даже укусить, но в конце концов упал вместе с ним в дорожную пыль. Теперь они оба, вываленные в грязи, походили на землекопов. Маша, воспитанная и чистоплотная девочка, не одобряла Генкино поведение и не раз делала замечания, которые он благополучно пропускал мимо ушей. Второй мальчик Коля, рассудительный и любящий учёбу, Генкиных затей тоже не одобрял, но всё же иногда дурачился вместе с ним. Кроме них детей в деревне не было, и Маша, Коля и Генка, как бы то ни было, много времени проводили друг с другом.
   В пору летних каникул дети разъезжаются из душного пыльного города кто куда: в деревню к бабушкам и дедушкам, в оздоровительные лагеря, на море вместе с родителями. Учебники и тетрадки заброшены в дальние ящики, математические формулы и правописание забыты до осени. Для Маши, Коли и Генки зоной отдыха стала небольшая деревня Эмохоны, лежащая к западу от Городца: одна улица из бревенчатых домов среди полей и леса.
   Маша и Коля стояли за зарослями огромной крапивы на окраине деревни и полушепотом разговаривали:
   — Кружки взял? — спросила у Коли Маша.
   — Взял, взял, — Коля потряс пакет, в котором звякнули железные кружки, - пошли уже!
   — Куда это вы собрались? — из-за кустов выскочил Генка.
   — За земляникой, — недовольно ответила Маша.
   — А чё меня не позвали?
   — Тебя же бабка наказала, — подошёл к нему Коля.
   — Ха, подумаешь! Я сбежал — засмеялся Генка и ударил ладонью по плечу друга. Не дожидаясь приглашения, он первый побежал к холмам. — Айда за мной! Кто последний, тот дурак! «Всегда всё испортит» — хотела сказать Коле Маша, но он уже помчался за Генкой, размахивая в разные стороны пакетом с кружками. Маша махнула рукой и с криком «Догоню» побежала за мальчишками.
  В детях всегда много неисчерпаемой и мощной энергии, способной захлестнуть волной радости и задора всех вокруг. Детей называют «цветы жизни». Наверно, потому что они также тянутся к солнцу и свету, и наполняют мир красотой, сами умиляясь ею. Если обидеть их, даже нечаянно, или в назидательных целях, они закрываются и как рябчики склоняют невинные головки, показывая тем самым что с красотой (капризнейшим качеством природы) надлежит обращаться с особенным вниманием и лаской. Впрочем, чаще всего обида быстро проходит, и снова благоухает сад чистых и светлых детских чувств.
  Дети пробежали довольно большое расстояние по неровным и заросшим травой холмам. Вдруг Маша резко остановилась и восторженно, будто увидела что-то удивительное и неизвестное ей до сих пор, указала пальцем вперёд. Коля и Генка подбежали к ней, и удивленно смотрели то на девочку, то в ту сторону, куда указывала Маша. Ничего необычного они не заметили. Но Коля, сам не понимая почему, не мог оторвать глаз от девочки. Маша нравилась Коле. Его всегда удивляла в ней прямо-таки мальчишеская сила и ловкость и при этом особенная девчоночья привлекательность. Пока бежали по холмам, Маша вырвалась вперёд и не в первый раз оставила мальчишек позади. Она часто придумывала игры, и сама руководила ими. Маша обижалась, когда её никто не поддерживал, и могла совсем уйти домой, если перед ней не извинятся. Коля, знакомый с её характером, всегда старался следовать за Машей, не считая это зазорным. Генка напротив гулял сам по себе, и не обращал внимания ни на чьи обиды.
   — Вон там, вон они! Земляничные озёра! — крикнула Маша. Земляничными озёрами она называла небольшие овражки, в которых в изобилии росла земляника. Коле она объяснила это давно, и ему очень нравилось название, и, вообще, нравилось собирать с Машей землянику.
    — Почему, озёра? — возмущённо спросил Генка, — земляничные овраги.
   — Для тебя овраги, а для нас земляничные озёра, — парировала Маша, — правда, Коля?
    — Ага.
  — Посмотри, как они похожи. Спускаешься в них и, как будто, в озерко ныряешь. Купаешься в листьях, ягодки ешь. Кто знает, может они волшебные, как в сказке. Съешь и от всех болезней выздоровеешь, или снова молодым станешь.
   — Куда тебе молодится, — посмеялся Генка, — ты и так ещё девчонка.
   — Да ну тебя, — насупилась Маша.
   Бегом дети спустились с холма и нырнули в первое земляничное озеро. Земляники было очень много, лето выдалось плодородным на ягоду. Маша учила Колю собирать землянику, как она говорила, «с уважением». Это значило сильно не мять лепестки, обязательно оглядываться перед собой и ни в коем случае не наступать на ягоды. Коля, как мог, старался, а вот Генка собирал очень неаккуратно. «Вот дурак! По ягоде ходишь», — кричала на него Маша и злилась.
   Несмотря на изобилие ягод, кружки наполнялись не быстро, потому что дети чаще собирали землянику к себе в рот. Солнце гладило Машин платочек и Колину кепку, роняло лучи на взъерошенный Генкин ежик, потому что он снова забыл головной убор. Как было написано многими, «ничто не предвещало беды, как вдруг» резко потемнело — солнце заслонила огромная чёрная туча. Вдалеке прогремел гром. Поднялся и разозлился, будто ему не давали спать, ветер и задул холодно и неласково. Первые капли дождя пулями упали на землю. Дети бросили собирать землянику и напряжённо смотрели на небо.
   — Пора убираться, — крикнул Генка, — щаас накроет!
   — Бежим домой, — скомандовала Маша.
   — Не успеем, — возразил Коля и указал рукой в другую сторону. — Здесь неподалеку заброшенная церковь. Побежали к ней!
   — Давай, - согласился Генка и первым рванул из оврага, — Айда за мной!
   Дождь рухнул с неба, как будто кто-то опрокинул кадку с водой. Бежать было очень сложно: мешали сильный ветер и застилавшая глаза пыль. Ливень хлестал и жёг кожу. Вместе с летевшими на землю ягодами дождя летели ягоды собранной друзьями земляники. Вскоре из-за деревьев показалась колокольня и луковичная главка церкви без креста. Дети поспешили к храму. К счастью вход был открыт: ворота в притвор давно разрушились. Школьники вбежали под каменные своды церкви. Внутри, как в казематах Нижегородского кремля, куда водили с классом на экскурсии, пахло затхлостью, изо рта шёл пар. Дети дрожали от холода, обхватив себя руками. Повезло, что крыша церкви, сделанная древними строителями на совесть, хорошо сохранилась и внутри было сухо. В полутьме осматривали внутреннее устройство церкви. Краска на стенах облупилась, но кое-где сохранились лепные розетки. На полу валялись обломки кирпича и балок. Высоко над головами в зеркале купола безмолвно наблюдал за детьми «Господь Вседержитель» - единственно сохранившийся элемент росписи храма.
  — Мне мамка рассказывала, что раньше люди сюда со всей округи молиться приходили, и колокольный звон до каждой деревни долетал, — нарушил молчание Коля.
    — Когда? — разом спросили Генка и Маша.
   — Не знаю… Давно. — Коля подошёл к дальней стене, присел на корточки и принялся что-то разглядывать. — Но, с тех пор как храм закрыли, — Коля повернулся к друзьям и таинственно произнёс, — отшельник из успенского монастыря приходит сюда молиться. Говорят, что он бессмертный…
    — Ага, скажи ещё, что он сквозь стены проходит, — Генка засмеялся, — хватит байки-то рассказывать.
   — Сам смотри! — Коля отошёл в сторону и показал рукой на стену, — вот и место, где он молится.
   Генка подошёл ближе и посмотрел куда указывал Коля. И вправду у стены прямо на полу в ряд стояли иконы Господа, Богородицы, Николая Чудотворца и ещё какие-то, которых он не знал. Рядом в песок были воткнуты свечки, судя по всему, недавно их кто-то зажигал.
   — А вот и его лежанка, — Коля показал на кучу елового лапника, лежащего в углу, — он тут и спит, наверно.
   Дети молча разглядывали иконы, удивляясь, что они стоят на полу. Обычно иконы смотрели со стен церкви, либо с домашней полки, но всегда сверху вниз. Слабый свет, лившийся из окон храма на образа, очеловечивал лица святых, казалось, они смотрят со старых чёрно-белых фотографий из семейного альбома. Дождь усиливался. От него в ушах шумело море, словно аплодисменты в концертном зале, или филармонии. По-прежнему не получалось согреться.
   — Ой! — вдруг закричал Генка, а стоящая за ним Маша захохотала: она подкралась к нему со спины и ущипнула.
    — Ага, испугался!
  — Ничего я не испугался, — возразил Генка, — просто не ожидал… Хватит тут мёрзнуть! Айда проверим что тут ещё есть.
   Он первым побежал в трапезную, перепрыгивая лежащие на полу обломки. Генка никогда не показывал свою слабость. И даже сейчас, застигнутый врасплох невинной проделкой Маши, он поспешил исправить ситуацию. Маша и Коля, не возражая, последовали за ним. Через трапезную дети прошли к притвору — второму выходу из храма. За пеленой дождя виднелись кресты деревенского погоста.
   — Смотри сюда, — Генка указывал пальцем на небольшой проём в стене, в котором вверх уходила небольшая каменная винтовая лестница. — Пошли проверим?
    — Не надо, — Коля схватил его за руку, — вдруг обвалится ещё.
   — Да брось ты, — отмахнулся Генка, — сами вы струхнули. Как хотите, а я посмотрю, что там.
    И он, протиснувшись боком, стал подниматься по ступеням. Маша и Коля остались в притворе храма, Генкина затея им не нравилась. Спустя время, за которое с сырой одежды ребят на пол натекло по небольшой лужице, сверху раздался возглас «Ого!»
    — Что там, — крикнул в лестничный проём Коля.
    — Красотищща! — проголосил в ответ Генка и ещё громче прокричал, — Эгегей! — Так, что стены возмущённо отозвались «Эй-эй-эй».
    — Слезай оттуда. Не хорошо это, в церкви кричать.
    — Так она заброшена.
    — И на кладбище тоже… — добавил Коля.
    — Ой да ладно, — возразил Генка, мертвым уже всё равно… — он хотел ещё что-то добавить, но в этот момент со стороны кладбища донёсся вой, похожий на волчий, и треск ломаемого дерева. Генка ракетой спустился к друзьям, и все трое непонимающе напугано смотрели друг на друга.
    — Что это, — больше не скрывая страха, спросил Генка.
    — Не знаю, может, волки, — с усилием выговорил Коля.
   — Откуда здесь волки! Дед говорил, их давно не стало. А что, если… — Генка закрыл рот рукой, чтобы не произносить вслух свою страшную догадку. — Это всё ты, — набросился он на Колю, — Ты сюда нас привёл.
   — Я-то причём, — рассердился Коля, — это ты с колокольни орал. Мы тебя вообще брать с собой не хотели!
    — Да хватит вам, — остановила Маша разгоравшуюся ссору, — Пойдёмте к иконам. Бог не выдаст, свинья не съест! — добавила она, подумав. Решительно развернулась и уверенно зашагала по обломкам.
    — При чём тут свинья, — догнал её Генка.
    — Не знаю, так моя бабушка говорит.

    Дети сидели на корточках у икон перед зажжённой свечкой, — Генка нашёл тут же спички. Дождь упрямо барабанил по крыше, шлёпал по ладоням кустов и деревьев, цокал по налившимся чашкам луж, шипел змеиными потоками за стенами церкви. Неожиданно Генка дёрнулся и указал пальцем на стену, лицо его исказил животный страх. Коля и Маша, сначала обратившие внимание на Генку, посмотрели на стену и тоже испугались: пламя свечи отбрасывало тень человека… Чёрного человека. Они одновременно обернулись и закричали. Пронзительный крик детей, отражаясь от стен церкви, воем сирены разносился по округе. Стоящая в притворе тень вошла внутрь, сняла капюшон и обернулась безобидным старичком.
    — Тихо, тихо! Ничего плохого я вам не сделаю, — успокоил их старик и показал свои сухие морщинистые руки. Друзья, увидев, кто предстал перед ними, перестали визжать и хором спросили: «Кто вы?».
    — Зовут меня Николай Дмитриевич, я прихожу сюда молится. А живу неподалёку в избушке на опушке, — старик по-доброму улыбался. — А вы кто такие будете?
    — А мы из деревни Эмохоны, — сказал за всех Коля, — мы здесь от дождя прячемся.
   — Да, дождичек нынче хорошо земельку напоит, — согласился старик, и подошёл к детям. — А храм этот, — он окинул рукой стены, — вас не только от дождя, от нечистой силы спрятать может. Только вот кричать здесь не надо. Храм — это дом Божий!
    — Это Вы тот самый бессмертный отшельник, который сквозь стены проходить может, —  выпалил Генка и, поняв, что сказал лишнее, осёкся.
    — Бессмертный? — удивлённо рассмеялся Николай Дмитриевич, наклонился к Генке и серьёзно произнёс, — все мы бессмертны, но не телом, а душой. Да, может я и отшельник, но такой же, как и все человек и сквозь стены проходить не умею. А душа не только сквозь стены, она сквозь толщу воды и земли, сквозь города и страны проходить может.
    — Как это? — дети перестали бояться и с интересом слушали «отшельника».
    — А вот так: захотелось душе оказаться на другом конце земли, секунды не пройдёт, как она уже там. Ни пространство, ни время ей не подвластны.
    — А почему тогда люди умирают, — спросил, нахмурившись, Коля, — если их душа бессмертна?
    — Тело — это оболочка. — терпеливо стал объяснять детям старик. — Оно позволяет душе спуститься с неба и быть здесь на земле. Душа с рождения стремится к Богу, а человек, утопая в страстях, в излишествах её удерживает. Тело не может жить отдельно без души, а душа без тела жить может, только в ином мире. Если будете заботиться не только о своём теле, но и о своей душе, тогда и смерть вам будет не страшна.
   — Николай Дмитриевич, мы сегодня с кладбища страшные звуки слышали, — прошептала Маша, — говорят, это мертвецы стонут, если им спать мешают.
   — Не верьте вы. Бредни всё это! — отрезал старик. — Если с Богом внутри живёшь, никакая нечистая тебя не возьмёт. А людей живых бояться надо, а не мёртвых!
   Он порылся в своем вещевом мешке и достал три небольших образка. Протёр их платочком и протянул детям с напутствием: «Возьмите, носите с собой и ничего не бойтесь. Молитесь и Бог даст вам счастья! Мир вам и вашим близким!»

   Вскоре дождь закончился. Мячиком выскочившее на небосклон солнце развеяло все страхи детей как дурной сон. Благоухали травы. В очнувшемся лесу заливались трелями птицы. Ветер бережно сушил одежду и ласкал кожу. Сырая трава на тропинке приятно щекотала ноги. Маша, Коля и Генка бежали домой, размахивая пустыми кружками. Они смеялись вместе… вместе с солнцем, вместе с небом, вместе с лесом, вместе с летом… таким коротким и счастливым летом.
   — Давай ещё окунёмся вместе,  повернувшись к Маше, сказал Коля, когда они остановились перед деревней на холме, — в земляничные озёра!

МОГИЛЬЩИК

    Когда мама умерла, падал пушистый снег. Легко и торжественно, как будто ничего не случилось. Я была на больничном, сидела с Ванькой, который где-то подхватил ангину. Ванька — это мой сын. Скоро ему исполнится девять.
   О смерти мамы сообщили из больницы. Сначала я ничего не могла делать. Сидела в ванной на полу и выла, включив воду, чтобы Ванька не услышал. К вечеру немного успокоилась, напилась валерьянки и поехала в больницу. Мама лежала в морге маленькая и холодная. Я хотела её укрыть, просила одеяло, но мне не дали. Дали подписать бумаги, и сказали, чтобы я занималась похоронами. Я не знала с чего начать. Вернулась домой и выла в ванной на полу.

   Когда я приехала на кладбище, падал снег. Казалось, он никогда не закончится. Ваньку я оставила у подруги, она обещала присмотреть за ним.
    — Что у вас? Родственное захоронение, говорите?
    — Да, моя мама умерла. Я хочу похоронить её в могилу к матери — моей бабушке.
    — Документы у вас в порядке. Требуется письменное разрешение от нас. — начальник управления кладбища, мужчина средних лет с залысинами, в неброской, но дорогой одежде, посмотрел на меня с прищуром. — Только сначала нужно проверить, готов ли могильный участок к повторному захоронению.
    Я развела руками: «Проверяйте!»
    — Идите к хозяйственному вагончику. Найдите могильщика Сергея. Проверите с ним. Если всё в порядке, напишете заявление.
    Могильщик Сергей оказался молодым человеком крепкого телосложения. Был он одет в дутый спецкостюм и лыжную шапочку. Узнав, что у меня нет машины, он удивился и нехотя предложил поехать на его «Хёндай». 
    — Хоронить нельзя, — Сергей покачал головой, посмотрев на высокую сосну, стоящую обелиском рядом с памятником моей бабушки. Я вдруг услышала, как сосна потрескивает на морозе, и как падает снег на нашу одежду.
     — Понимаете, нельзя! — повторил он. — Могилу не раскопаешь. Нужно убирать сосну.
      — Так убирайте, — спокойно ответила я.
     — Почему это мы «убирайте», — возмутился могильщик, — могила принадлежит вам, вы и должны за ней ухаживать! Хотите ставить ограду, — ставьте за свой счёт. Хотите сажать дерево, — сажайте, но и спиливать его вам придется.
    — Но я слышала, — робко возразила я, — что администрация кладбища должна заниматься этим по заявлению…
     — Живые деревья на кладбище не рубят! — оборвал меня могильщик. — Вот если оно было бы «опасным», — сухим, например, и могло бы упасть на людей или могилы, тогда мы были обязаны его спилить. А к вашему захоронению администрация не имеет никакого отношения… Короче, — подытожил он, — акт о готовности могильного участка к захоронению подписать не могу!
    — Что же мне делать? — простонала я, закрыв лицо руками. Мне очень хотелось заплакать.
     — Спиливать и выкорчевывать сосну, если хотите захоронить в эту могилу.
     — Как?
   — Наймите арбориста, это специалист по спиливанию деревьев с завешиванием,—объяснил он, — можем и мы спилить, но не «за спасибо».
  — Сколько? — вполголоса спросила я, — у меня ведь денег нет. Я одна сына воспитываю.
    — Сколько, сколько, — мягче сказал могильщик, — надо понимать, что специальную технику сюда не пригонишь. Придётся постепенно подниматься и по частям спиливать ствол, подвязывая бревна и спуская их на землю. Пень выкорчевать. Тем более потом ещё брёвна, ветки и опилки убирать. Один тут не справишься.
     — Сколько? — повторила я.
     — Десять тысяч. И это со скидкой, учитывая ваше положение.
    Где искать такую сумму я не знала. Последние свои сбережения я уже сняла с карточки и потратила на похороны. Их всё равно не хватило. Что-то пришлось занять у знакомых. Теперь ещё за спил дерева платить. Дешевле было бы похоронить маму в новой могиле, но она хотела быть похоронена рядом со своей мамой. Отца я не знала, мама говорила, что он бросил нас. Торговаться с могильщиком было унизительно, ещё унизительнее было выпрашивать деньги у руководителя. На работе я всегда старалась избегать лишнего общения с ним. В разговоре он позволял себе сальные шуточки и неприкрытое хамство. Приставал ко мне, пока я резко не осадила его. Тем не менее, я зашла в кабинет и с порога сказала: «У меня умерла мама. Можете помочь деньгами?». На удивление он не стал ничего расспрашивать, выдал деньги и дал отгулы на время похорон.
  Сосну убрали быстро. Как только я отдала деньги, могильщики приехали со специальным оборудованием, и через два часа не осталось даже веток. Я оставалась на кладбище, смотрела за работой, — боялась, что не получится. По окончании работ ко мне подошёл Сергей и нагло сообщил:
     — Сосну мы убрали, теперь ещё нужно доплатить за копку могилы.
    — Как, — я была ошарашена, — ведь я уже заплатила!
   — Так ведь мы не просто дерево спилили, — возразил могильщик, — ещё и пень выкорчевывали. Сама посмотри, грунт у других могил задет, кресты и ограды покосились. Теперь поправлять. А у меня напарник свалился с больной спиной.
     — Нет у меня денег! — крикнула я.
    — Нет, так ищи! — упорствовал он. — А ты думала, мы здесь за бутылку пашем? Давно прошло время, когда алкаши на кладбищах работали!
    — Нет у меня денег, — еле сдерживаясь, повторила я, — эти с трудом достала.
   — А у меня напарника нет, — огрызнулся могильщик, — или плати ещё, или сама копай!
     — Издеваетесь? У меня дома сын с ангиной.
     — А у меня жена раком больна, — крикнул он и сплюнул на снег. Достал сигареты и закурил. — Ты думаешь, мне легко деньги достаются? Зимой земля как бетон. А здесь ни трактором, ни буром не выкопаешь. Подзахоронение всегда вручную. И так каждый день: выкопал могилу, домой пришёл — упал, утром встал и снова пошёл хоронить. Постоянно мокрый насквозь, всё время тебя продувает. Руки ноют и трясутся…
     — Так ведь нельзя же… — перебила я Сергея, — родственников хоронить.
     — Можно, — отмахнулся он, — что это за бред. Нигде даже не написано это. А раньше в деревнях кто рыл? Родственники и рыли! Кто лучше сделает, чем родственник?

Когда мы с могильщиком копали маме могилу, падал снег. Казалось, он никогда не закончится. Сергей ловко орудовал киркой и «карандашом» — так он называл лом. Лом, конечно, он мне не дал, — я помогала отбрасывать расколотую, как лёд, землю лопатой. За неимением собеседника, Сергей рассказал мне о других названиях, принятых у могильщиков. Могилу они называют ямой, умерших — покойниками, или усопшими, но никогда мертвецами. Это не суеверие, а уважительное отношение к тому, кто тоже когда-то был человеком.  Усопший — это заснувший, покойник — успокоившийся, а мертвец — это мертвец, то есть померший, окончательно и навсегда. Они говорят «спровадил», а не «закопал», а при расставании «прощайте», и никак иначе.
     — Сергей, — прервала я его, — а почему ты стал могильщиком?
   — Не могильщик я, — посмеялся он, опершись на лом, — скорее землекоп. У нас говорят, до могильщика дорасти надо.
    — Как это, дорасти?
    — У могильщика есть правила поведения. Кладбище для него — святое место. Его долг не просто похоронить, но проводить усопшего в последний путь по чести. Можно сказать, как себя. А я просто хорошо выполняю свою работу.
    — И всё-таки, почему ты выбрал эту работу? — не отставала я.
    — Случайно пришёл, позвали. А потом втянулся, — он продолжил долбить землю и на выдохах с хрипотцой сказал, — я считаю, что это нужная работа: помогать людскому горю.
   Когда слой замёрзшей земли был выкопан, Сергей бросил лом и стал углублять могилу лопатой. Я хотела помочь ему, но он, буркнув «Не мешай! Тут и одному тесно», оставил меня мёрзнуть наверху. От долгого махания лопатой руки окоченели. Я пыталась отогреть их дыханием, не помогло. Вспомнила, что взяла с собой термос с чаем. Наполненная кружка с лёгким покалыванием разлила по рукам живительное тепло. Отпив чаю, я согрелась и сама. Сергей от предложенного чая отказался, попросил оставить ему на потом. Чтобы не замёрзнуть, я стала кружиться и притаптывать снег. В снежной пелене на дороге выделялось какое-то рыжее пятно. «Собака!» — непроизвольно выкрикнула я так, что могильщик даже вздрогнул.
     — Какая собака? — недовольно спросил он.
     — Там… На дороге.
   Сергей хмыкнул и продолжил копать, а рыжий пёс, услышав призыв, уже бежал ко мне. Я достала из сумки бутерброд с колбасой и бросила ему на снег. Пёс спорол его, дважды клацнув челюстями, и запросил ещё, ластясь и прыгая вокруг меня. Задними лапами он встал на только что отброшенную на край могилу землю и провалился. Он пытался выкарабкаться, но с визгом упал в могилу. «Это что за херня! — заорал могильщик, — Ты зачем её позвала, дура!» Он схватил пса и со злостью выбросил из могилы: «Лучше бы денег дала, помощница, хренова!»
     Закончив рытьё могилы, Сергей сел на отваленную землю и закурил. Выпил весь мой чай и съел бутерброды. «Вот и готова твоя могилка», — глупо пошутил он, собрал инструмент и, закинув его на плечо, пошёл к машине. Когда в салоне стало тепло и могильщик, отогревшись, повеселел, я, сама не знаю почему, спросила его:
     — Сергей, вы верите в Бога?
     — Не верю я ни в бога, ни в чёрта, — помедлив, ответил он.
  — Во что же вы верите? Человеку необходимо во что-то верить, — будто бы в самооправдание сказала я, — так он устроен.
    — В свои руки и спину я верю, — оборвал он, — пока они целы — буду жить!
    — А смерти вы не боитесь?
   — Чего мне её бояться? — усмехнулся могильщик. — Я с ней каждый день вижусь. В детстве я спрашивал у мамы: «Если я умру, что будет?» Она отвечала: «Ничего, сын. Поплачем, закопаем, помянем». Она деревенская у меня была. В войну всех сестёр похоронила. Так что к смерти наша семья страха не испытывала. А вообще, я тебе так скажу: не надо скрывать от детей смерть. Лучше сразу объяснить, что к чему. А то в будущем они не смогут побороть свой стресс. Потеряют близкого человека, и не знают, что делать. Хоть самих закапывай.

   Маму похоронили тихо. Отпели в часовне при кладбище. Собралось двенадцать человек — мы с сыном и соседи. Когда мы с Ванькой выходили из кладбища, ярко светило солнце, по глянцевой глади неба скользили легкие пёрышки облаков. А я думала, снег никогда не закончится.    

©    Дмитрий Терентьев