Алексей КУРГАНОВ
г. Коломна

          Алексей Николаевич Курганов имеет высшее медицинское образование, регулярные публикации в местных и областных изданиях. В июле 2013 года в издательстве «Серебро слов» вышел сборник его рассказов и миниатюр «Земляки». 

ПЯТЁРКИН И ЖИДОМАСОНЫ

   Писатель, как он сам себя определял, вольного стиля Ромуальд Евстигнеевич Пятёркин кушал кефир с булочкой и смотрел из окна своей квартиры вниз. Квартира была на девятом этаже, а внизу были люди. Не сказать, чтобы много, но всё-таки были. Кто-то шёл, кто-то стоял, кто-то сидел на скамейке. Кто-то был один, кто-то - в компании. Интересно, сколько среди них жидомасонов, неожиданно спросил сам себя Ромуальд Евстигнеевич и почему-то испугался.  Всё жара, подумал он. Это из-за неё лезет в голову всякая хрень. Или от кефира. Кефир тоже влияет на мыслительный процесс. Мозги разжижает. И вообще.

    Если уж говорить начистоту, жидомасонство как некое кастовое явление уже много лет Пятёркина  интересовало, но, одновременно, и настораживало и даже пугало. Это было состояние сродни состоянию человека, склонного к алкоголизму: выпить хочется всегда и постоянно, но человек понимает, что если он себе позволит, то уже не остановится. Хотя такое сравнение было, кончено, совершенно условным и совершенно приблизительным, тем более, что Ромуальда Евстигнеевича никто в жидомасоны не звал и даже не пытался. Да и какой от него этой тайно-могущественной организации толк? Подумаешь, писатель! У на сейчас этих писателей… В том числе, и среди жидомасонов, а какой от них, писателей, практический смысл? Какая практическая польза? В том-то и дело…

    Он докушал кефир, тщательно  оскрёб стенки кружки, после чего встал и пошёл в прихожую. Ромуальд Евстигнеевич хотел сходить на рынок, купить свинины. Интересно, жидомасоны кушают свинину? Их устав им свинину  позволяет? Или только баранину? Или мясо вообще не едят? А чего едят?

    Свининой на рынке торговал знакомый Пятёркина, некто Сундуков. Там были и другие продавцы, но Пятёркин по дружбе всегда отоваривался этим питательным продуктом  именно у Сундукова. Познакомились они года три назад, в городской бане номер восемь, познакомились совершенно случайно, но, как оказалось, довольно прочно. Вы спросите: что общего может быть у торговца свининой и писателя? — и я вам отвечу: оба знают ЖИЗНЬ. Или хотя бы делают вид, что знают. 

    Сундуков его вопрос о жидомасонах выслушал  очень внимательно. Ромуальд Евстигнеевич даже не ожидал от него такого внимания. Поневоле закралась мысль, что такое внимание — неспроста. Может, Сундуков сам имеет отношение к этому тайному обществу. А чего ему? Вон какая морда! Стопроцентно жидомасонская! Типичный вольный каменщик!

    — Что? — спросил Пятёркин. Сундуков задумчиво пожевал губами.
    — У нас в армии один прапор был. Жил с замполитом.
    — С кем? — спросил  писатель.
    — С замполитом, - повторил Сундуков.
    — А замполит был кто?
    — Как кто? — Сундуков даже растерялся от нелепости вопроса.
     — Замполит это заместитель командира по политической части.
    — А при чём тут замполит? — не понял в свою очередь Пятёркин. — Я тебе о жидомасонах говорю.
    — А я чего? — напрягся Сундуков.
    — А ты мне — о замполитах!
    — Так они же гомосеки были! — попытался объяснить Сундуков и непонятно чему обрадовался. — Самые настоящие!
    — Но не жидомасоны, — возразил Пятёркин.
    — Да, — вынужден был согласиться Сундуков. — Не жидо. Если бы они ещё и жидо были, то их из армии наверняка бы попёрли.
    — Ты меня не хочешь понять, — нетерпеливо перебил его Пятёркин. — Я тебя спросил: жидомасоны едят свинину?
    Сундуков опять задумался. Выражением своего  могучего лица он сейчас походил на древнегреческого бога.
    — У меня есть один знакомый еврей, — наконец, сказал он. — Так он ничего.
    — В смысле? — напрягся Пятёркин.
    — Жрёт. Точнее, закусывает.
    — В каком смысле «закусывает»? — не отставал «инженер человеческих душ».
    — Когда  вместе выпиваем, — пояснил Сундуков.
    — То есть, ты с ним вместе употребляешь алкоголь? — догадался Пятёркин (во голова! Не голова — Дом Советов! ЦРУ — НКВД!).
    — Ага, — не стал возражать Сундуков. — Регулярно. Нормальный мужик. Он слесарем на картонажке работает.
    — На картонажке? — опять не понял Пятёркин (писатель же! Чего он может понять! Чего он может понимать! Он же весь в творчестве!).
    — Ну да. На картонажной фабрике, — пояснил  Сундуков. 
    — Еврей — и слесарем? — не поверил Пятёркин.
    — Слесарем, — эхом откликнулся Сундуков и непонимающе посмотрел на собеседника: а в чём, собственно проблема? Что еврей не может работать слесарем? Это почему же? У нас страна равных возможностей.

    По пути с рынка Пятёркин повстречал Зинку Котлетову. Впрочем, Зинкой он была для него и ещё очень и очень немногих. Для всех прочих — Зинаидой Артуровной. Женщиной очень  серьёзной, никогда не разменивавшейся на пустяки, глупости и прочие вольности, бывшей активисткой-комсомолкой, бывшей кандидатшей в членши партии, бывшей членшей  бюро горкома, а ныне — активной общественницей, опять же активной членшей  всевозможных президиумов, заседаний и комиссий, никогда не уходившей с этих пленумов-заседаний-комиссий без ярких, пафосных выступлений, в которых обязательно  обличала, пригвождала и призывала.

    Чуть ли не столкнувшись с ней в переулке, Пятёркин замер как боевой конь, учуявший классового врага или долгожданную добычу. Котлетова, увидев его, тоже замерла. Замерев, они с минуту стояли друг напротив друга и молча друг на друга смотрели.
    — Здорово, — сказал Пятёркин запросто.
    Котлетова затравленно кивнула.
    — Как жизнь-то? — последовал новый вопрос.
    Она опять кивнула: нормально.
    — Ну, чего? — произнёс писатель совершенно загадочную для непосвящённых фразу.
    — Чего «чего»? — напряглась активистка и общественница.
    — Пойдём? — продолжил интриговать и наседать  Пятёркин.
    Котетова вспыхнула как маков цвет.
    — Куда?
    Писатель с шумом втянул ноздрями воздух (действительно, конь!) и повёл гривой в сторону своего дома.( Куда… «Тащить верблюдА!». К чему такой наивный вопрос? В первый раз, что ли?)
    — Ты чего.., — прошипела Котлетова. — Совсем, что ли?
    — А чего? — удивился писатель.
    — Ничего… Люди же кругом.
    — А чего люди? — не  понял Пятёркин. — При чём  тут люди?
    — При том, - не сдавалась Котлетова (действительно, настоящий член президиумов. Членша!). — Меня, между прочим, многие знают.
    — Ну и пусть знают, — великодушно разрешил писатель и игриво подмигнул.
    — Я-то всё равно тебя знаю лучше, — продолжил он, и в тоне, которым это было произнесено, явно прочитывались самоуверенность,  нахальство и бахвальство на грани хамства.
    — Прекрати! —  опять прошипела Котлетова. Пятёркину вдруг стало скучно.
    — Чего ломаешься? — беззлобно спросил он. — Тоже мне, девочка нецелованная.., — и не удержался, съязвил. — В президиум, что ли, опаздываешь? На заседание форума?
    — Не твоё собачие дело, — последовал ясный и конкретный ответ.
    — В лавку зайдём, винца купим, — решил он подкатить с другого боку. — В «тридцатый» как раз кагор завезли. Твой любимый.
    Котлетова фыркнула. Фырк означал: даже и не надейся. Меня так дёшево не купишь. И вообще, при чём тут кагор? Ты же сам запросто всю бутылку в одну свою ненасытную харю выжрешь!
    — Кстати, Зинк! — вдруг осенило Пятёркина. — Ты ж всю жизнь по президиумам ошиваешься. Так что можешь знать. Много у нас в городе жидомасонов?
    — Кого? — удивилась та, не обидевшись на это хамское «ошиваешься».
Пятёркин повторил. На круглой физиономии Котлетовой появилось смешанное     выражение подозрительности, сомнения и недоумения.
— Это с какого..? — спросила она после долгого раздумья.
    — С такого, - неожиданно обиделся «милый друг». — Они — везде. « На земле, в небесах и на море!». А вы сидите в этих своих президиумах и не знаете ни х.., — и он произнёс грубое матерное слово.
    Котлетова опять вспыхнула. Она очень любила это занятие — вспыхивать. Каждый вспых демонстрировал её преданность идеям, а тут же начинавшая  возмущённо трепетать высокая грудь — верность раз и навсегда выбранному пути к всеобщему светлому будущему и сексуальную неудовлетворённость.
    — Потому что знаешь чего? — продолжил Пятёркин и, придвинувшись к ней вплотную и загадочно глядя ей даже не в глаза, а прямо в  зрачки, произнёс совершенно загадочную фразу. — Потому что каждой твари — по паре. Поняла?
Котлетова не поняла, но на всякий случай снова вспыхнула… На всякий. Мало ли что. 

    Пятёркин пришёл домой, включил плиту и достал из холодильника пельмени. Неожиданная  постановка вопроса «может ли еврей работать слесарем?» снова возникла в его уме. Еврей, допустим, может, решил он. А жидомасон? Представить его с напильником и плоскогубцами — это было уже не просто что-то экзотическое, но вообще запредельное. А вообще, совершенно правильно сделали, что  исключили из анкет пятый пункт, подумал он. Это несомненная победа демократии. Надо было ещё и бутылку взять. Это всё Зинка виновата, что не взял.

    Дожрав пельмени и дохлебав пельменную воду, Пятёркин сыто рыгнул, посмотрел на часы (было  пять минут пятого) и пошёл в комнату. Можно было пару часов поспать перед ночной сменой. Пятёркин работал сторожем (извиняюсь, охранником. Сейчас сторожей нет) на лесоскладе, потому что писательство денег не приносило, а хлебать кефир, жрать пельмени и вообще жить было на что-то надо. 

©    Алексей Курганов