Олег ГОНОЗОВ
г. Ростов Великий
«Не позвонить тебе из самолета...»

*   *   *
Давай убежим этой ночью, уедем
туда, где горячее солнце встаёт,
где горы у моря лежат, как медведи,
и что-то лопочет нерусский народ.

Навстречу солёным волнам и прибою,
сцепив крепко руки, смеясь, поспешим...
И море, как кит, нас проглотит с тобою,
чтоб мы никогда не смеялись над ним!

ВСТРЕЧА С БУДДОЙ
Вчера я первый раз увидел Будду,
прилёгшего как будто отдохнуть...
Монах в дверях шепнул (век не забуду):
— Иди к Нему! 
Он твой укажет путь!

Укажет? 
Значит, жил я как не надо,
не верил никому и ничему?..
За что же вдруг нашла меня «награда»?
Монах: «Иди к Нему! Иди к Нему!»

Вокруг толпа, 
босые люди в белом,
монах в дверях, 
к себе зовущий Бог...
Я шаг вперед 
хотел уж было сделать.
Хотел, но побоялся и не смог...

В БАНГКОКЕ
Был Бангкок, изнуряющий зноем:
моторикши, такси, жуткий смог,
и солдаты, идущие строем,
от платформы метро на восток.

Ближе к ночи, в районе Патпонга,
в центре площади той, что Нана,
трансвестит в жуткой маске Кинг-Конга
пьяным вывалился из окна.

А народ продолжал веселиться,
в го-го барах снимая девчат,
чтоб сполна до утра насладиться:
двести баксов — любая подряд.

Жёлто-грязные клонги Бангкока,
храмы Будды, ночные огни…
Никаких упований на Бога,
как Помпеи последние дни.

*   *   *
Не позвонить тебе из самолета,
из вязких, словно вата, облаков...
А так охота, слышишь, так охота
отправить с неба парочку звонков.

Эх, кто бы знал, как я хочу услышать
твой голос, что не слышал сотню лет,
как в трубку ты, взволнованная, дышишь,
и говоришь коронное «Привет!»

Пусть за бортом немыслимая стужа,
мне слышится, как будто бы в бреду:
«Ты мне, как никогда, любимый, нужен!
Скорее возвращайся! Очень жду!»

НЕПОГОДА ДУШИ
Опять гроза, и змеи ярких молний
бросаются в открытое окно.
О, Господи, как я тобою болен!
Вчера, сегодня? 
Нет — давным-давно!

Смотрю на злую ярость непогоды,
что разыгралась, нас к себе маня, 
а сам молю: хотя б ещё полгода,
любимая, не покидай меня!

Мы растворимся вместе в этом ливне,
как в хватке ледяной небытия… 
Ты только помоги мне, помоги мне,
когда от страха онемею я!

СЕНТЯБРЬ
Не режь меня, осень,
кленовой листвой
за то, что без спроса
любуюсь тобой!

За то, что рябина,
пылая в огне,
как к блудному сыну
приходит во сне.

А клён, будто в песне
в берёзу влюблён,
но быть с нею вместе
не мог раньше он.

А нынче в обнимку,
смотрите, стоят —
на выцветших снимках
их жёлтый наряд.

Совсем стало пусто
в притихшем дворе.
И чуточку грустно
всегда в сентябре...

ПРО ЛЮБОВЬ
Ну что ты про любовь, девчонка, знаешь?
Про нежность, поцелуи, верность, стыд?
Любовь бывает, как собака злая,
продажная, заразная, как СПИД.

Вон видишь дядечка cолидный в «Мерседесе»:
пузатый, лысый, с золотым крестом,
часы «Картье» и где-то с центнер весом —
покушать любит толстогубый сом.

«Пойдем со мной! — с улыбочкой он скажет. —
Нас завтра ждут Мальдивы и Бали...»
И ни одна такому не откажет ⁠—
Укатит с ним... Признайся, не юли!

*   *   *
Подскажите, 
куда со своею бедою
мне пойти 
и кому мне о ней рассказать?
Сто дверей на замке — 
и нигде не откроют,
словно ночь на дворе 
и грохочет гроза.

Подскажите, 
в каких неземных кабинетах
заседают вершители судеб людских?
Со своею бедой 
я бы к ним на край света,
если надо, дошёл, 
чтобы выслушать их.

Подскажите, 
зачем этот мир так устроен,
что, оставшись 
без веры, любви и огня,
ты один на один со своею бедою
будешь жить, как в тюрьме 
до последнего дня?

*   *   *
            Александру Костюшину

Я вижу, как писатели уходят.
Один, другой... 
А там и мой черёд…
Уходят, 
Как в печальном хороводе 
который год, 
уже который год.

Как я напрягся, 
первый раз увидев
писателя, лежащего в гробу!
И водку пил я, 
на поминках сидя,
как воду...  
И костил свою судьбу…

За то, что не успел, 
не написал, 
не сделал,
молчал не там, 
не тех боготворил…
А в спорах с ним 
мальчишкой был несмелым,
и книжку новую ему не подарил.

ЧЕЛОВЕК НА УЛИЦЕ УПАЛ
Человек на улице упал
на ступеньках возле магазина.
Говорят, что часто выпивал,
но не так, чтобы совсем в дрезину.

Говорят, что перенёс инфаркт,
что в больнице всю весну валялся,
что молил о смерти, но не факт —
ближе к лету всё же оклемался.

Говорят, ему за шестьдесят,
но кто знает, может и поменьше?
Говорят, немного глуховат,
но зато большой любитель женщин.

Никому на свете не мешал
и ещё бы прожил четверть века…
Но вот поскользнулся и упал —
и не стало в мире человека.

*   *   *
Как жаль, что своего отца не знаю...
Не видел даже фото никогда...
Но в зеркало смотрю — и понимаю,
что я теперь, как он в его года.

Отца, наверно, нет уже на свете...
А может быть глубоким стариком
он радуется солнечному лету
и яблоням, цветущим за окном.

Я на отца нисколько не в обиде — 
он ничего не скажет мне в ответ...
Конечно, жаль, что я его не видел,
но пусть живёт он много-много лет.

©    Олег Гонозов