Алексей СЕРОВ
г. Ярославль
ЖЕНЩИНА НА ВРЕМЯ 

    Лена работала на заводе контролером ОТК. Она жила отдельно от родителей, в съемной комнате. Убежала из дому при первой возможности, как только ей исполнилось восемнадцать. Причина тому была уважительная: отец пил по-страшному, не давая житья матери и двум дочерям.
    Обычно начинал он еще на работе, продолжал в ближайшей забегаловке и домой являлся уже совсем хорошим. А когда он был пьян, то становился идиотом, от него можно было ждать чего угодно: внезапного подзатыльника, трехэтажного мата или слюнявых родительских поцелуев вперемежку со слезливым повествованием о неудавшейся жизни. Домашние старались вести себя смирно, терпели, но без толку. Отец озлоблялся все больше, а под конец уже мог с топором в руках выгнать их на на улицу: «Верка, сука! Убью! Тварь! Ы-ы-ы!!!..»
    И так бывало часто, через день-два. Вот это самое «Ы-ы-ы!!!..» вздымалось над всем детством и юностью Лены, словно какой-то гигантский борщевик. Она выросла в его густой тени и возненавидела даже самую букву алфавита, из которой единственно и состоял яростный отцовский вой, вопль, жалкий плач о себе.
    Если же отец бывал трезв, то ходил по дому тише мыши, испуганно заглядывая домочадцам в глаза и стараясь предупреждать желания. Кто бы он был без них? Пустое место. Они ведь единственный плод его необязательного существования на этом свете. Когда он исчезнет, именно они будут еще какое-то время помнить о нем, а больше никто-никто…
    И так бывало часто, через день-два. Вот это самое «Ы-ы-ы!!!..» вздымалось.
     Превосходный рисовальщик, говорили мастера. И однажды некий заезжий полубог, посмотрев его работы, снисходительно потрепал его по плечу: «Неплохо, коллега. Весьма неплохо!» Настоящий звездный час, пробудивший столько надежд… Но дальше этого дело не пошло. Слишком много он тратил времени в компании молодых непризнанных гениев, слишком много пил водки, думая, что все еще успеет.
    И вот незаметно жизнь ушла вперед, а он вдруг понял, что застрял, что от него ничего не останется, кроме нескольких старых рисунков в дальнем пыльном углу антресолей. Компания гениев развалилась: кто совсем спился, кто уехал искать лучшей доли,  кого-то уже и на свете не было. Он остался один, не нужный новым молодым непризнанным, а старики смотрели на него, неудачника, с жалостью и при встрече старались поскорее отделаться.
    В конце концов, нашлась лишь одна женщина на свете, которая пожалела его и родила от него детей. Это было настоящее самопожертвование. Впрочем, Лена иногда, ночуя на холодной лестнице или на полу у сердобольных соседей, прижавшись к материнскому боку, вполне серьезно спрашивала, зачем ее мама на свет родила, да еще и не одну. Родительница ничего не отвечала, потому что сама этого уже не помнила. Жизнь так сложилась, вот и все. Могло быть и наоборот: вдруг отец взялся бы за ум, стал бы знаменитым художником… Могло. Бывает. Она рискнула. Но так не стало. И это все о нем.
    И вот Лена закончила школу, достигла совершеннолетия, устроилась на первую попавшуюся работу (на институт денег, конечно, не было) и ушла из дома к дальней родственнице-старушке, одиноко жившей в коммуналке. У той было две комнаты, и одну из них она предоставила Лене за небольшую плату и помощь по хозяйству. Мать понесла свой крест дальше в одиночестве, да так ей было только легче. Старшая сестра бежала тремя годами раньше и теперь была уже в Москве, замужем почему-то за негром, который в одном из павильонов ВВЦ торговал видеотехникой. Негр сестру страшно любил, прямо был отелло, из дому никуда не выпускал, даже за продуктами — все сам, все сам... 
    Теперь Лена стала вести никому не подконтрольную жизнь. Денег у нее почти не было, но были подруги, была молодость и красота. Запросы ее скромны. Отдельная комната, чтоб никто не мог внезапно войти и требовательно поинтересоваться, чем это она тут занимается. Кое-какая еда вроде молока, хлеба, гречневой каши и вареной картошки без масла и иногда даже без соли. Раз в две недели, с аванса или получки — поход на рынок и покупка шмотья. Дискотеки. И зубы на полку до новой получки. Она разрывается между подругами в своем рабочем коллективе и просто подругами по жизни. И те, и другие зовут девушку на свои дачные вечеринки. А денег-то нет, а сбрасываться надо. Отказать никому нельзя — обидишь, и в следующий раз могут уже не позвать на шашлыки. 
    Трудно на шашлыках одинокой девушке. Ведь едут все большой веселой компанией, на нескольких машинах. Подруги стараются сосватать ее за кого-нибудь, чтоб не сидела одна и чтоб их парни не разевали на нее рот. Обычно получается так, что приглашают свободного мужика со своей машиной — а что, всем выгодно, дармовой транспорт, ну и Ленка не в одиночестве. Правда, потом, ближе к ночи, после бани, все рассасываются по разным комнатам, и девушка остается наедине с водителем. И он свое берет, потому что все так очевидно. Попробуй откажись. Отказываться глупо, засмеют и даже застыдят потом. Лишь пару раз попадались мужики, которые вели себя по-джентльменски.
    Ну, откажешься ты — и будешь дома сидеть одна, как дура, считать дни и годы, бесполезно тратить единственную молодость…
    Олег был как раз парнем, который ни на чем не настаивал. Лена им заинтересовалась сразу.
    Явился такой немногословный ковбой на потрепанной «восьмерке», улыбнулся из-за руля, приглашающе махнул рукой: забирайся. Добродушную улыбку удачно оттенял шрам вдоль чисто выбритой щеки. Засученные чуть ниже локтя рукава оставляли открытыми необычайно сильные кисти рук. Предлагалось догадаться самостоятельно, какой праздник культуризма творится там дальше. 
  Олег вел машину уверенно, спокойно, даже когда летел под сто шестьдесят. А Лена и не думала повизгивать. Сидела рядом, смотрела прямо вперед и лишь изредка на Олега. Она знала, что ничего плохого с ней не случится. (Такое чувство у нее сохранялось еще очень долго, почти целый год.) Парочка же на заднем сиденье обмерла от ужаса, вцепившись друг в друга. Обратно ехать они попросились уже в другой машине. Может быть, на это Олег и рассчитывал. Лена покорила его с первого взгляда.
    Приехали на дачу, и едва выйдя из машины, Лена ощутила, что Олег взял над нею плотную опеку. Да и все остальные как-то почувствовали, что Лена теперь с ним. Это было незнакомое ей приятное чувство.
    Она несколько раз просила его о пустячных услугах, чтобы просто увидеть, как по первому ее слову большой и сильный мужчина берет ведро, идет на речку за водой или с веником в руках помогает навести чистоту в доме, где несколько месяцев не было людей.
    Они даже еще и не говорили толком с Олегом, он вообще экономил слова, дело не шло дальше случайного прикосновения рук, а Лена уже знала все, что будет у них дальше.
    Олег сотворил прекрасные шашлыки, он оказался спецом по этой части, и Лена, хищно наслаждаясь, рвала зубами с шампура сочную мягкую плоть и запивала вином. Праздник удался на славу. Не то, что те, прежние.
    У Олега с собой оказалась гитара, пели до хрипоты, а он не уставал ласкать струны и мог подобрать любую мелодию. Потом исполнил соло несколько грустных, берущих за душу баллад. Может быть, он сам их сочинил — раньше Лена такого нигде не слышала. 
    Олег пил много, но не пьянел, а как бы слегка деревенел, и вел себя вполне нормально. Даже матом не ругался, зато начал ласково называть Лену «хозяюшкой», хотя хозяйкой на даче была, конечно, не она. «Хозяюшка, дай воды напиться.» Это тоже было приятно.
    Теперь она взяла над ним шефство. «Олег, ты бы пропустил этот тост, еще успеем»,— и он послушно ставил налитую до краев стопку. «Олег, пойдем воздухом подышим»,— и он с готовностью поднялся, отставив гитару.
    За домом отошел в сторонку и сунул пальцы в рот. «Извини, просто завтра за руль»,— сказал потом, вытирая руки пучком травы; он был похож на какого—то механизатора-передовика, отпахавшего на тракторе сутки без перерыва. «Все нормально».
    Она полила ему из ковшика ледяной воды, и он вымыл руки и умылся, раздевшись до пояса. Склоненный к ее коленам мужчина с жадно вытянутыми ладонями. Его ноги, широко расставленные, чтобы не измочить брюк, крепко упирались в землю. Мускулы гуляли под кожей, как резиновые жгуты.
    «Ты сильный…» «Да, кое-что могу». Она, забавляясь, плеснула ему на спину остаток воды из ковша, и он вдруг, резко выпрямившись, подхватил ее на руки и легко подкинул кверху. И еще раз, и еще. Она взвизгнула и замолчала, оцепенев, а на четвертый раз он ее поймал и осторожно, как маленькую, поставил на землю, придержал. У нее тряслись руки и ноги.
    «Напугал? Прости». «Да нет, я просто… голова закружилась»… «Больше не буду». «А мне понравилось»,— сказала она, глядя ему прямо в глаза. «Ну тогда в следующий раз просто скажи мне, когда захочешь». «Скажу».
    Чуть позже все разбрелись по комнатам большого летнего дома, только набегами появляясь в гостиной, чтобы еще выпить и съесть чего-нибудь. Баня почти протопилась, народ оттягивался в ожидании. А некоторым уже ничего и не надо было, мужики, взяв норму и ублажив женщин, кто как мог, заснули. Так что в парилку первыми пошли девочки, оставшиеся без охраны, вслед за ними те пары, кто устоял и дождался, а потом уж кто как хотел — было поздно.
    Лена несколько раз засыпала в гостиной на диване, ее будили, веселье по инерции еще плескалось с разных сторон. На полу на каких-то фуфайках вповалку лежали люди, рассказывали анекдоты, пели песни, закусывали и пили. Наконец вроде угомонились. Олег тоже спал. Стало тихо. А у Лены ближе к утру совсем пропал сон. Значит, пора в баню. Думала, что там уже все остыло, но кто-то из последних парильщиков подкинул в печку угля.
    Она разделась в предбаннике, завернулась в полотенце и открыла тяжелую забухшую дверь. Оттуда потек ровный сухой жар, и Лена в предвкушении удовольствия, поеживаясь, забралась на самую высокую полку. Ковшик лежал в деревянной кадке с водой, там же мокли березовые веники. Она посидела, привыкая к жару, потом плеснула на камни немного воды для пробы — ничего, вполне терпимо — и уж тогда, не стесняясь, вылила туда почти полковша.
    Немного не рассчитала, еле вытерпела этот термоядерный взрыв, спустившись вниз. Лишь через полминуты рискнула вернуться на третью полку. Вот теперь стало ей совсем хорошо, она сняла полотенце, расстелила его на полке и легла на живот, постанывая. Вот он, кайф! Минуту лежала, окончательно расслабляясь. Потом хотела было взять веник, но силы на этой мысли и кончились. Первый сильный жар прошел, стало просто тепло до костей.
    Она едва не заснула, но кто-то открыл дверь и заглянул в парилку. Лена еле подняла голову и сквозь мокрые волосы, залепившие лицо, разглядела Олега. Она слегка испугалась, как в ту минуту, когда он подкинул ее на руках высоко в воздух. Но нельзя было показать этого. Она хотела как-то прикрыть себя сверху краем полотенца, но бросила эту затею — бесполезно.
    — Хозяюшка,— сказал Олег.— А я думаю — куда пропала? А она вот она где.
  — Ты или заходи, или дверь закрой с той стороны, а то выстудишь,— строго сказала Лена, убирая волосы со лба. Пыталась замаскировать свой страх, но получилось, наверное, неважно.
    Конечно, он зашел, влез на вторую полку, чуть ниже ее, секунду посидел
 без дела, а потом взял веники, стряхнул их на камни:
    — Парилась?        — Нет, просто греюсь. Устала.
    — Нет, просто греюсь. Устала.        — Нет, просто греюсь. Устала.        Она вытянулась на полке — господи, сладость-то какая…
    Олег сначала овевал ее кожу вениками, горячим воздухом, не прикасаясь ни листочком, а только уж потом начал легонечко пришлепывать по спине, по ягодицам, по лодыжкам. И все сильнее и сильнее. И еще немного. И еще.
    — Хватит, хватит, Олежек, не могу больше!— вскоре притворно стонала Лена. А еще чуть позже — уже и непритворно.
    — Ну все, беги отдыхать.
    Она кое-как поднялась, небрежно прикрывшись полотенцем, выкатилась в прохладный предбанник. О боги. Сейчас бы чего-нибудь холодненького…
    Олег вышел следом, достал из сумки бутылку с минералкой — не ледяной, но достаточно холодной.
    — Пей, хозяюшка. Отдыхай. А я пока пойду похлещусь.
    Лена присосалась к горлышку, слово пиявка, и вскоре от полутора литров осталась лишь половина. Во-от…
    Из-за двери до нее доносились яростные удары влажного веника, кряхтенье и стоны. На славу парился Олег, качественно, вдумчиво. Через минуты три Лене даже стало завидно это слушать, и она решила заглянуть туда.
    Олег был темно-красный, как насосавшийся крови комар; его тело, омытое потом, сияло; твердые мышцы шарами катались под кожей. Он был очень волосат, особенно на груди, спине и в паху — там настолько сильно, что почти ничего и видно не было. Снежный человек. В это самое время он охаживал вениками спину, заведя назад руки, словно каратист, играющий нунчаками. К его груди и животу прилипло несколько березовых листочков. Подмигнул Лене:
    — Ну как, хозяюшка, второй заход?
    — Я еще от первого не отошла.
    — Ну давай тогда на улицу сбегаем, окунемся!
    — Куда?
    — На речку!
    И не дав ей опомниться, схватил за руку и потащил. Она бежала за ним, голым, еле успевая придерживать глупое полотенце на груди. Хорошо, что до речки и в самом деле было рукой подать. Олег с разбегу бросился в воду с деревянных мостков, оставив ее на берегу, давая ей возможность передумать. Он не настаивал. (Так было и потом: он всегда вел ее за собой, но в сложных жизненных ситуациях словно бы отпускал ее руку, предоставляя выбирать: можешь со мной, а можешь одна.) Она отважно кинулась вослед, оставив полотенце висеть на поручне.
    Холодная ночная вода мигом привела ее в сознание; она почувствовала, что ее кожа натягивается, соски становятся твердыми, как две зрелые рябиновые ягоды, а дух от всего этого восторженно занимается, готовый воспарить к небесам. Она посмотрела вверх — звезды заговорщически подмигивали ей оттуда. Лови момент! Олег плавал вокруг, мощно греб, нырял, выскакивал на поверхность и, мотая головой, отплевывался.
    — Ну как тебе,— спросил он,— полегчало?
    — Мне хорошо.
    — Бежим назад, еще разик зайдем в парилку, пока не остыло там совсем.
    Тем же манером они вернулись, оба заскочили сразу наверх, на третью полку, тяжело дыша. Олег плеснул на камни воду, пар был уже не такой жгучий, можно терпеть. Как по команде, оба опустили головы, пережидая первую волну.
    И когда она прошла, Олег посмотрел Лене прямо в глаза.
    — Ты мне нравишься.
    Она вдруг застеснялась, хотела как-то отгородиться от него, но полотенце было очень удачно позабыто на берегу. Вот дура! И все же выставила локоть, слегка прикрывая грудь, и положила ногу на ногу. Глупо, но иначе она почему-то сейчас не могла. Вот секунду назад все было можно, а теперь нет.
    — Извини,— сказала ни к селу ни к городу.
    — За что?
    — Просто ты такой странный… другой на твоем месте…
    — Я понимаю. Ты мне нравишься, серьезно. Что скажешь?
    Олег требовательно смотрел на нее, он хотел простого ответа без тени фальши. Это-то и было самым трудным.
    — Я тебя полдня знаю, чего ты от меня хочешь?— сказала Лена.
     Он усмехнулся.
    — Хочу, чтобы всем было хорошо.
    — А я не волшебница,— сказала Лена,— и даже не учусь.
    — Если хочешь, после всего этого поедем ко мне,— предложил Олег.— Посмотришь, как я живу.
    — Мне завтра на работу в полседьмого.
    — А мне еще раньше. Не бойся, не проспишь.
    — Ладно, съездим…

    Он оказался слишком хорошим любовником, и спать им не пришлось ни в эту ночь, ни в следующую; Лена валилась с ног от сладкой усталости. Она использовала каждую свободную секунду на заводе, чтобы прикорнуть возле конвейера, и даже обедать не ходила, подруги приносили ей поесть из столовой и завистливо ахали и охали. Темные круги возле глаз, истома в каждом движении, грация юной самки леопарда, к которой в очередь на соитие выстроилось несколько хищников... Нет, один, но его хватало с лихвой.
    Олег был что-то вроде предпринимателя — возил из Москвы разный нехитрый товар на собственной “Газели” и распихивал его по магазинам. Дело было налаженное, но расширяться он не хотел, ему вполне хватало того, что есть. Работать приходилось много и тяжело, к тому же всегда существовала опасность, что где-нибудь на дороге остановят и отнимут деньги. Он жил сегодняшним днем, не заглядывая далеко в будущее — так было проще. Поток жизни нес его в себе, и Олег послушно плыл, прилагая лишь минимальные усилия, чтобы не вынесло на стремнину, не завертело в водовороте или не затащило в тухлый недвижный залив.
    Знакомство с Леной для него было делом привычным, девушек у него перебывало много, с некоторыми он жил и подолгу, но всегда потом расставался, когда девушка слишком обживалась. Он не хотел заводить семью, ему не нужны были дети, он не желал нести за все это ответственность ни перед Богом, ни перед людьми. Соображения, что в старости останется совсем один и некому будет подать стакан воды, его не волновали. Ему просто нужна была спокойная, надежная женщина рядом. Без больших запросов. На время.
    Узнав его поближе, Лена решила, что у него в прошлом, возможно, в детстве, случилось нечто ужасное. У него самого или в его семье. И это теперь не позволяло ему всерьез даже помыслить о браке, долговременных стабильных отношениях и обязательствах. Она никогда не расспрашивала Олега. Просто они стали жить вместе, двое одиноких людей.
    Иногда Олег по ночам вскакивал с кровати и начинал яростно выкрикивать  какую-то бессмыслицу, пялясь в угол, будто видел там нечто живое и отвратительное. Лена обнимала его сзади, прижимаясь грудью к спине, гладила по плечам, шептала «Тс-с-с…» Постепенно он успокаивался, оседал, так и не проснувшись по-настоящему, и снова впадал в спячку, как медведь, а наутро чаще всего ничего не помнил.
    И у него случались запои. Он мог месяцами не брать в рот спиртного, или пил вполне умеренно по праздникам … но однажды его, невменяемого, приносили домой случайные люди, или сам он кое-как доплетался, или же просто начинал квасить, не выходя из квартиры, и это продолжалось неделями.
    Он сидел в своем любимом кресле, ничего вокруг не замечая, и через определенные промежутки времени вливал в себя водку. Мир вокруг словно бы исчезал для него, не было ни Лены, ни налаженной работы, ни телевизора, в конце концов. Он просто сидел там и пил, и никто не знал, сколько времени это продлится — неделю, месяц, два?.. Хорошо еще, что пил молча, воспоминание о полубезумном отце с топором и страшным «Ы-Ы-Ы!!!..» для Лены было просто невыносимо. Но он молчал, и потому она терпела. Во время запоя к Олегу можно было относиться как к предмету интерьера и не обращать на него особого внимания. Точно так же, как и он в это время относился ко всему окружающему.
    Когда это случилось на глазах Лены впервые, она долго не могла поверить. Ей казалось, что это просто слегка подзатянувшийся праздник, и вот-вот все пройдет, наутро Олег встанет, хоть и с головной болью, но все же готовый к работе… Он просидел в кресле десять дней, равнодушный к ее мольбам: может, она в чем-то виновата? Может, нужно что-то сделать, чтобы он ее простил? Все ее вопросы остались без ответа, да и не существовало никакой ее вины.
    А потом однажды он прекращал пить, укладывался в постель, скрипя зубами, переживал несколько мучительных дней (при этом запрещая Лене даже подумать отвезти его под капельницу), задыхался, блевал пенной желчью и в конце концов выходил из запоя. Он снова налаживал свое расстроившееся дело, снова налаживал отношения со своей женщиной (а если она хотела его крови и унижений, то расставался мгновенно). И все снова оказывалось хорошо, просто замечательно. На время. Лену иногда охватывала внезапная дрожь при мысли о том, что, может быть, все это повторится уже завтра. Или через месяц. А вдруг уже началось, и он сидит там в своем кресле, абсолютно глухой и равнодушный, как мумия, а на столике рядом две пустые водочные бутылки и початая третья…
    Разговаривать с ним на эту тему было бессмысленно. Он словно бы давал понять: я живу вот так, и иногда со мной происходят вот такие вещи. Если ты можешь это вытерпеть, то прости меня и останься со мной. А если нет…
    После третьего или четвертого запоя Олега она всерьез подумывала о том, чтобы уйти от него. Но не ушла. Ведь она уже любила его, изо всех сил скрывая это даже от самой себя.
    Она не хотела любить. Но это случилось против ее воли — она даже и не заметила, как. Может, в очередной раз успокоив его ночью — когда он в ужасе две-три минуты метался по комнате, а потом лег на пол с открытыми невидящими глазами и там и заснул — она сказала: бедненький мой! Господи, помоги! Мамочка моя родная…
    А что же делать теперь? Ни мамочка, ни господь Бог, ни верные подруги не могли помочь ей.
    Они жили вместе почти два года. Ни одна из предшественниц Лены не продержалась у него так долго, он сам ей признавался с каким-то даже удивлением. Ни одна из них не была так терпелива, и он сам относился к Лене почти как к родному человеку. Иногда ей казалось, что они могли бы попробовать рискнуть…
    И вот однажды оказалось, что она беременна.
    Это означало конец всему.
    Впрочем, к тому времени она даже сама хотела забеременеть и посмотреть, что скажет Олег. Она давала ему последний шанс остаться вместе — или нужно было уходить от него и начинать другую жизнь, искать другого человека. Потому что неумолимое время смотрело на нее отовсюду — на улице с огромных электронных циферблатов, с экрана телевизора, оно висело над заводским конвейером, оно жило даже у нее самой на запястье — и постоянно напоминало о себе.
    Узнав от нее о беременности, Олег не колебался ни минуты. Он даже не стал спрашивать, как большинство мужчин в такой ситуации, его ли это ребенок. Твердо знал, что его.
    — Завтра поедем в больницу.
    Других слов от него она не дождалась. А ведь была надежда, почти уверенность — он скажет что-нибудь вроде: «Ребенок? Ну ладно…»
    Но Олег решил иначе.
    Лена полдня сомневалась, делать ли ей аборт. Могут быть осложнения.
    Но срок совсем маленький. И к тому же теперь, когда стало ясно, что ничего у них не получится, она не может позволить себе рожать.
    Вдвоем или одна — это ужасающая разница. Такая пропасть, что другого  края не видать.
    В роддоме Лена обнаружила надпись на дверях, в которых было проделано оконце для передач: «Молочные продукты с истекшим сроком годности уничтожаются без предупреждения!» Против воли она тихо улыбнулась, на секунду забыв о своих бедах, но тут же заметила еще небольшое объявление внизу: «Аборты с 14.00 до 14.30».
    Тем же вечером, враскорячку от боли, она собирала свои вещи по квартире Олега. Он молчал, да и она не собиралась что-то объяснять.
    Он не гнал ее — теперь, когда проблема была устранена, все вроде стало по-прежнему. Но он словно опять отпустил ее руку: пожалуйста, можешь дальше со мной, можешь без меня…
    Он снял ей комнату на полгода вперед, дал денег. Лена не  стала устраивать сцен напоследок. Ведь они оба давно знали, что так должно быть. На прощание она даже поцеловала его в щеку и махала рукой, пока машина не скрылась за углом. А потом поднялась в свое новое жилище, без сил повалилась на диван…
    Теперь можно было ни о чем не думать. Чистый лист. Нет ни прошлого, ни будущего, а есть только время. Вот стереть бы еще память, как файл в компьютере.
    По радио зазвучала какая-то совсем глупая песня про любовь, такая, что в обычном состоянии и внимания не обратишь. И Лена заплакала, слушая глупую песню, потому что это было про нее.
    Аборт был только началом. Теперь ей следовало выкорчевать Олега из себя полностью, а ведь он пророс в нее глубоко, насквозь…
    Несколько месяцев она прожила одна. Распорядок у нее был такой: завод — дом. И все. Никуда не ходила, ни с кем не общалась. Даже поправилась слегка оттого, что много ела и почти не двигалась. Ее лучшим другом стал телевизор, сериалы и бессмысленные ток-шоу. Только бы не думать ни о чем своем. О чужом — сколько угодно. Такая вот терапия.
    Лишь весной она начала медленно оттаивать. Снег сошел, и березы в окрестных городских рощах были выдоены, земля покрылась травой. В воздухе разлилось какое-то тревожное предчувствие.
    Лена смотрела и удивлялась: ведь еще совсем недавно, пару месяцев назад, ей казалось, что такого уже не будет в ее жизни никогда. Но вот стоило солнышку пригреть посильнее,…
    Лена начала общаться с подругами, которые все как одна очень ее жалели и старались ничем не травмировать, не напоминать о былом. Впрочем, подруг поубавилось — многие отвалились от нее, как сухая кора с дерева. Больше она не ездила на шашлыки, почувствовав вкус к холостой жизни. Никому и ничем не была обязана. Стала как-то суше в разговорах, и уж вряд ли кто мог рассчитывать увидеть прежнюю Лену, покладистую девочку из ОТК.
    Пришло лето. Погода была роскошная, и Лена отважилась сделать вылазку на пляж. Все там было как раньше. Лишь женские купальники еще уменьшились в размерах, стремясь к абсолютному нулю. Раздолье заинтересованному мужскому взгляду.
    Вдруг она случайно увидела там знакомого, учившегося когда-то в школе  двумя классами старше ее; вспомнила, как он играл в школьных спектаклях, которые сам и ставил, как нравился ей тогда, но она даже и мечтать не смела подойти к нему…
    Парень был один и без обручального кольца.

©    Алексей Серов