ВЗРОСЛОМУ СЫНУ
Ты не здесь. Ты в северной столице.
Впереди меня не ты идёшь.
Просто паренёк в таких же джинсах
На тебя издалека похож.
Он как ты, такой же долговязый,
Курточка похожая на нём.
Только б шёл помедленней. Не сразу,
Не за этим скрылся бы углом…
СЫН ПРИЕХАЛ…
А в хозяйстве у нас беспорядки —
Улетело с верёвки бельё,
В огороде не вскопана грядка.
Мы забыли совсем про неё.
Сын приехал — подбитою птицей.
Он печально, как старец, глядит.
Говорит: «Мама, брось суетиться,
Лучше рядышком сядь, посиди.»
И сидим, и не спим до рассвета.
Нужно память листать и листать.
Не прорехи дырявого пледа,
А дырявые души латать.
Чай да семечки. Да разговоры.
Перед этим не виделись год.
До чего же пугливо, не споро,
Исцеляясь, душа восстаёт.
А в окно виден краешек солнца
Да крапива видна с лопухом.
Час придёт — и рука доберётся
И до грядок. Но это — потом.
МАЛАЯ ЛЕПТА
1
Ветер мне спать мешал,
В окна швырял листвою.
Трепетная душа
Чья-то была со мною.
Слёзно и горячо
Что-то сказать хотела —
То ли просила о чём?
То ли о чём жалела?
С этой душой немой,
С ней, уходящей в вечность,
Хмурой порой ночной
Плакала я, как свечка.
Чем я могла помочь?
Если бы мне открылось…
Может быть, в эту ночь
С телом она простилась?
Вот и пришла тотчас,
Сильно, видать, любила.
Может, в последний раз
Многое мне простила?
Жалко — то мне кого?
Знать бы, кого теряю.
Слёзы — то отчего?
Знать бы… Но я не знаю.
Мама? Подруга? Сын?
Кто же, мои земные?
Кто-то из вас один,
Грешные и больные…
Будьте такими, как есть,
Там, где вы есть. Но — БУДЬТЕ!
…Дождик стучит о жесть.
Ветер метёт и крутит…
Только б дождаться утра,
Всем дозвониться в восемь.
Может, со мной — хандра?
Просто хандра. И осень.
2
Было восемь. А, может, семь.
Позвонила я всем, наконец.
Не стряслось. Ничего. Ни с кем.
Вот и слава Тебе, Творец.
А в обед позвонили те,
Кто давненько уже не звонил,
Не рассказывал новостей,
И вообще — обо мне забыл.
Кто назначил им день звонков?
Надоумил по пять минут
Не жалеть мне сердечных слов,
Слов, которых годами ждут?
Или Бог перекличку вёл,
Пересчитывал всех моих,
Успокаивал — что ты, мол,
Беспокоишься зря о них?
Ожиданье беды не сбылось.
Остальное — переживём.
Вновь заботушек полон воз
Я везу. И машу хвостом.
Поспеваю в пятнадцать мест.
Отдуваюсь, как паровоз.
У меня ж — не Иисусов крест,
А простой повседневный воз.
Если нужно — я швец и жнец.
И судьбу не прошу менять.
О другом попрошу, Творец, —
Ночь прошедшую не повторять.
3
Ничего не осталось наутро от ночи тревог.
«Живы все. И о чём только были печали?!»
— Так подумала я. И, шагнув за порог,
Улыбнулась ветрам и пожала плечами.
И на что же списать беспричинные слёзы в ночи?
На бессонницу разве и частые стрессы?
… Мне казалось — душа чья-то рядом кричит…
Или так надо мною проказили бесы?
Между тем новый день запрягал и кнутом подгонял,
Не оставив единой свободной минутки.
Новый день распорядок мне свой диктовал
И затягивал мысли в свою мясорубку.
И о чём будешь думать? О той же заботе земной.
В воскресение, в храме — и мысли другие.
О пришелице, плакавшей ночью со мной,
Я искала ответа в словах Литургии.
Я не вспомнила бы. Но к канону пошла со свечой,
Засветить, как всегда, огонёк для покойных.
В этот миг словно кто-то меня за плечо
Тронул чуть. И шепнул: «Обо мне тоже вспомни».
Вот и служба — к концу. Уж людской развернулся поток,
Устремился на улицу, к двери открытой.
А в углу встали семеро в тесный кружок
Отслужить, как обычно, в конце панихиду.
Я уже уходила. Но кто-то шепнул мне опять:
— Встань и ты с ними рядом, со свечкою. С краю.
Я спросила: — Да как же я буду стоять?
Кто вообще ты? Я имени даже не знаю.
Мне на это — молчанье. Но — как на словах объяснить?
Можно ль чувствовать кожей чужое рыданье?
Словно к каждому нерву натянута нить,
Безысходность чужую, как чувствуешь чьё-то дыханье?
И — была не была — встала я со свечою в руке
И просила облегчить душе её участь,
Всё простить и позволить уйти налегке,
По молитве моей, не скорбя и не мучась.
Панихида закончилась. Как же мне стало легко!
Словно в детстве, на ёлке — чудесно и жарко.
Словно сняли с меня миллионы долгов,
Или, как в Новый год, надарили подарков.
Я не знаю путей и дорог неизвестной души,
Просто верю — на Небо взлетела свободною птицей.
Может, был человек этот мне не чужим,
А из нашего рода. И, может быть, самоубийца…
Кем он был? Из каких он веков приходил?
И как долго вымаливал пропуск на небо?
Я не знаю. Он мне ничего не открыл.
Знаю только одно — свою малую лепту.
Я историю эту поведала грубым ушам —
Одному атеисту знакомому, как откровенье.
Он обычно твердит, что вовек не поверит попам.
Но уж мне-то поверит, надеялась я, без сомненья.
Первоклассный он врач. Но махровый при том атеист.
Он подумал недолго и выдал: «Да где же тут факты?
Тут — психозы твои. А психозы на что мне сдались?
Жаль, что я — терапевт. А тебе бы пора — к психиатру».
И о чём было спорить? Ведь он всё равно не поймёт.
Атеистам учёным такое понятно едва ли…
Ведь не с ним кто-то плакал всю ночь напролёт.
И молился — не он. И грехи не ему отпускали.
ЗАБЛУДШИЙ
Шла дорога во поле.
А закат малиновый
Растекался по небу,
Словно кровь пролитая.
Плыли тучки алые,
И в траву росистую
С неба что-то падало
Белое, пушистое.
Нет, не снег на горушке.
На траву зелёную
Сыплют пух да пёрышки
Крылья побеждённые.
Это бились Ангелы
С полчищами демонов.
Да, видать, неравная
Сила одолела их.
— Вы откройте, Ангелы,
За кого сражалися?
Да за чью же душеньку
Столько настрадалися?
— За тебя, заблудшего,
За тебя, мятежного,
За твою-то душеньку
Бились безуспешно мы.
— Как же в бой неравный вас
Без подмоги бросили?
Не по Божьим правилам?
Не по Божьей совести?
— В бога если б верил ты—
Жил бы сам, как надобно.
Вот тогда и перья бы
На траву не падали.
Мы давно бы демонов
Разогнали полчища.
Это ты всё время нас
Оставлял без помощи.—
Так сказали Ангелы,
Крылышки расправили,
Скрылись в тучи алые.
А меня оставили.
ДУША
Вызвездило как! Перед морозом…
Хорошо, что пешая хожу.
Не посмотришь в городе на звёзды.
Только здесь, пока иду — гляжу.
Осень. Темень. Я сегодня с дачи
С рюкзаком, во всей своей красе —
Не стройна, не молода. Невзрачна —
Топаю по краешку шоссе.
Мимо мчат машины по дорогам.
Мимо — словно в мир других людей.
И грохочет музыка из окон
В ритме человеческих страстей.
Вдалеке кудахчет смех визгливый
И летит в кого-то злой упрёк.
Мимо всё — и чей-то взгляд блудливый,
И игривый чей-нибудь намёк.
Я давно ушла с пути такого.
Мне хватило ревности и лжи.
И душа моя — раба Христова
Не берёт приманку у чужих.
Я одна. И всем ветрам открыта.
Темень. Звёзды. Млечный путь рекой.
Вот иду себе, пою молитвы.
А на сердце — ласковый покой.
На меня никто не заглядится —
До того невзрачна и проста.
На судьбу мою не покусится —
Душу не похитит от Христа.
© Елена Ивахненко
Литературный интернет-альманах
Ярославского областного отделения СП России
Авторизуйтесь, чтобы оставить свой комментарий: