Ярославль
* * *
Как тяжело тебя я забывал!
Я нашу память выпил в одиночку.
Я время сжал в невидимую точку
И строки о тебе разрифмовал.
Я отпечатки пальцев стёр твои.
Я стёр свои следы по всей планете.
Красивые у нас могли быть дети,
Когда бы мы не предали любви.
Но что об этом... К прежнему теплу
Возврата нет. В беспамятство, как в пламя,
Я бросил всё, что было между нами.
Я даже ветер обратил в золу.
Я всё забыл. Но память у огня
Отнять не смог. И нежными глазами
Печально сквозь оранжевое пламя
Всё смотрит, смотрит память на меня.
И в полутьме, у света на краю
На ворохе клубящегося дыма
Рисует образ еле уловимый.
Я всматриваюсь — и не узнаю.
И, как безумный, угли ворошить
Я начинаю, будто между ними
Забытое хочу увидеть имя.
Ведь было имя. Не могло — не быть.
* * *
Настрочив пуд всякой дряни,
Душу в рог свернув бараний,
Прогуляться выхожу.
Листья прелые пинаю
И не то, чтоб проклинаю
Жизнь — скорей о ней тужу.
Всё не так, да всё не этак.
Лунный свет свисает с веток
Паутиной сентября.
Кто-то зря сказал, похоже,
Что писать стихи — дар божий
Высоко — но, всё же, зря.
Всё земное — те же будни.
Из высокого — лишь блудни
Музы ветреной в ночи.
Впереди меня и справа
Яблоки стучат об травы,
Как литые кирпичи.
Пыль. Всё пыль. Всё наносное,
Как видение ночное.
Лицемерие словес.
И стихи — не голос божий,
А мой шанс, последний может,
Домолиться до небес.
* * *
В краю репья, в эдеме для крапивы,
Среди времён, свой исчерпавших срок,
Откуда эта дева, это диво?
Зачем здесь этот утренний цветок?
Фантазии, надеюсь, не лишённый —
Как ни стараюсь, более ни с чем
Не в силах я сейчас сравнить мадонну
Прелестную и юную совсем.
Но красоте вселенского порядка
В подобных неприлично жить местах.
Что здесь она — ошибка, опечатка
В небесной канцелярии листах.
Иль это Русь, пропахшая укропом,
В дугу согнув упругий горизонт,
Пытается, как Ной перед потопом,
Спасти свой самый нежный генофонд?
Пусть даже так, всё ж верится мне слабо,
Что есть на то особенный секрет.
Провинция — не женщина, а баба,
Вплетающая в косы сухоцвет.
А девушка сгребает в копны сено...
Ни здесь, ни дальше вглубь на полстраны
Никто не знает бриллиантам цену,
Никто цветам не ведает цены.
«В Париж, в Париж! Карету ей! Карету!».
Ни что не пробудилось ото сна.
Лишь эхо прошептало: «…эту, …эту»,
И снова наступила тишина.
Пусть будет трижды проклята она!
НОЧЬ
За окошком дождь закапал.
В вазе — вянущий букет.
Лепестки слетают на пол.
Мотыльки летят на свет.
Ночь на стёклах толстым слоем,
Словно зеркало, и в нём
Отражается былое
Угасающим огнём.
Тьма всё гуще, дождь всё пуще,
И букет из алых стрел,
Осветивший день грядущий,
Вмиг увял и облетел.
Ухнул гром. Постель не смята.
Ночь права — мне нечем крыть.
Кто мешал прожить мне свято?
Что потом не даст мне жить?
Да и кто я? Много ль драмы
В том, что смыты мотыльки
Дождиком с оконной рамы,
Что опали лепестки?
Может быть, не так всё сложно,
Зря я мысли сел толочь —
И Вселенная безбожна,
Как бессонна эта ночь.
Дождь, раздумья, тьма да ветер
И боязнь до тошноты
После жизни вдруг не встретить
Даже этой темноты.
ГОРОШИНА
Он расстался с людьми по-хорошему —
На обиды не стал отвечать.
Бросил всё, прихватив лишь горошину,
Что в наследство оставила мать.
Он не крикнул: «Гори оно пламенем
Всё вокруг!» Тяжело лишь вздохнул,
Обвернулся судьбой, словно знаменем
И за двери неслышно шагнул.
Так бывает, такое случается.
Отчего? Тут, попробуй, пойми!
Человек не всегда уживается
В этом мире с другими людьми.
Вот и бродит, как зверь, по окраинам,
Хоть любви у него через край!
И не Каин, да мается Каином.
Почему? Тут, пойди, угадай!
И катает, как ветер горошину,
Жизнь его по просторам земли.
Снегом звёзды его запорошены,
Улетели его журавли.
Он идёт по дороге заброшенной,
В путь с собою не взяв ничего,
И грохочет жемчужной горошиной
Счастье в сердце огромном его.
© Владимир Серов
Родился в 1957 году в городе Ярославле. Основная профессия — помощник машиниста электровоза. Автор книг стихов "Даль моих полей" и "Зимующая птица", член Союза писателей России, член творческого совета ярославского областного отделения СПР.