Всероссийский фестиваль «Солнечный круг»    

    
Мария ЛЕОНТЬЕВА
 г. Санкт-Петербург 

Поэт и археолог, родилась в Санкт-Петербурге. Окончила Санкт-Петербургский Государственный университет культуры и искусства. Публиковалась в журналах «Звезда», «Москва», «Урал», «Причал». Лауреат фестиваля «Мгинские мосты» (2021, 2022).  В 2022 году стала лауреатом Фестиваля имени Л. И. Ошанина в Рыбинске и участницей Дней Пушкинской поэзии и русской культуры во Пскове. Дважды участвовала во Всероссийском совещании молодых литераторов в Химках (2021, 2022). 

ОБЛАКА ОТТЕНКА ЛЕТЫ

*   *   *
Пока в упрямый купол голос льётся,
И замирает вдох в голоснике,
Проходит круг невидимое солнце,
И волны засыпают на песке.
Пока отлив перебирает гальку,
Смеётся, дно речное оголив,
День проступает медленно сквозь кальку,
С печалью, заштрихованной в дали.

Неузнанной тростинкой у моста,
В тени собора, южного придела,
Мелодией, в которой немота
Нащупывает очертанья тела.
Где наливают форму в голосник,
А глина — ей — застывшая, тесна...
Качается потерянно тростник,
Соскальзывает нить с веретена.

*   *   *
И свет горит, и блики на полу.
И никогда, мой друг, я не умру.
Останусь тонкой веточкой в углу,
Жучком, грызущим мёртвую кору.

Останусь, не останусь, лепесток
Летит сквозь свет и тьму наискосок.

И я лечу, лечу тотчас за ним.
Сквозь смерть и дым, мой друг. Сквозь смерть и дым.

САМОСДЕЛКА. НА РАСКОПЕ
Твёрдый отвал, каменные ладони,
Десять мозолей, двадцать одна лопа...
Там, где никто имени не запомнит,
В жаркой степи, где ни одна тропа
Не сохраняет след, терпкий и невесомый,
Знаки оставим, их прочертив стопой.
Нерасшифрованными, падая на песок, мы
Станем землёй. И станет самим собой
Небо без нас. Герои черновиков,
Нынче — живые, завтра сгорим в огне.
Вкось на раскоп падает тень веков.
Ветер звенит горстями шальных монет.

*   *   *
Встречаемся на страницах журнала,
Соприкасаясь кончиками строк,
Как некогда, почти никогда, — руками.

Здесь время равняет нас,
Приравнивает к вечности:

Хотя у бумаги есть срок,
У стихов нет срока.
И они выходят в небо,
Куда я смотрела, теряя из виду — тебя.

Чёрные буквы на серой бумаге под красной обложкой
Говорят, говорят,
Как некогда, почти никогда, — мы.

*   *   *
речь поднявшегося с колен
отрывиста, не рифмована

расфокусированность мелодии
сменяется чётким шагом
эхо поднимается над домами

стою во дворе
в снегу
мысленно молчу

боюсь нарушить звуком
свалившуюся на меня свободу

КИНОГОРОДОК
Мысленно, а значит спокойно,
Хожу по воспоминаниям.

Декорации, оглохшие и потёртые,
Отдалённо напоминают
Эпизоды фильма,

Где были боль, любовь и обида.

Произнесённые единым режиссёром,
Они длились сами собой,
Вырастали сами из себя
В непроходимую даль,
Ощутимый свет.

Беззвучны шаги в киногородке,
Иду по воспоминаниям налегке,
Играю сама себя,
Зрителей нет.

Свет всё так же отчётлив.

*   *   *
В мороз войду, вдыхая, и трезвея
От наваждений, прочей суеты.
И выпадут слабеющие звенья
В объятья эфемерной пустоты.

Луна сгорит, как бешеная спичка,
Накроет город снежной шелухой.
Останется всего одна кавычка
И разговор разорванно-живой.

Привязанная крутится маршрутка.
Цветов пыльца не более, чем пыль.
И вдребезги разрушится минутка,
Внутри которой по теченью плыл.

И я, (идёт замедленная съёмка),
Лечу за край, рукой взмахнув смешно,
Последний час, как одеяло, скомкав.
Да только это жизнь, а не кино.

*   *   *
Апрель. Больничный. Книга, чтобы жить.
Лежать и бредить о далёком лете,
В которое не на велосипеде,
А на удобной трёхколёсной лжи.

Во весь опор куда-то. Хоть куда.
Плацкартной болтовне кивая сонно,
Заходит проводница, как Мадонна,
От сдачи не оставив и следа.

Подсчитываю дни, теряю счёт.
Свет солнца — это порожденье бреда.
Обманчиво живое, злое лето
Нечаянно в вагон ко мне зайдёт

И сядет рядом. Все слова — ключи,
Все темы растекаются от зноя,
Все буквы тают, с ними заодно я.
И семафор сигналит нам в ночи.

*   *   *
Потом шёл град, и разные мелькали
Детали на заснеженном пруду.
Едва ли уловимые детали,
Придуманные Господом в бреду.
Ещё был град, и шаркали бахилы,
И очередь шла в коридор змеёй.
Что, в целом, этот день определило,
Апрельский, перемешанный с землёй.
Ещё глотали воздух у больнички,
И в магазин толпились на авось,
По пустяковой, въедливой привычке.
И что-то вроде даже и сбылось...
Но помню точно — падал, как орнамент,
На штукатурки сыроватый фон —
Белейший град, рассыпчатый местами.
Шел с четырёх, точней, с пяти сторон.

*   *   *
Где хрусталь становится железом,
Синим ветром, пепельной водой,
Пролетало облако над лесом,
Над страной, над станцией худой.
Следующая станция — сорока,
Дрозд, опушка, ежевичный куст.
Лето начинается до срока,
Разбавляя синим цветом грусть,
Смешивая облако над бездной
С маленькой фигуркой, и с доски
Шахматной я невзначай исчезну.
Свет кладёт последние мазки...

*   *   *
Не узнаю лица деревьев в парке,
Недолюбленные стоят, сгорбленные.
Будь они плодами, сказали бы:
Гнилая середина, сморщенная кожура, кислые.

Когда моя бабушка обнимала деревья,
Были они высокими, гладкими,
Плодоносили облаками.

Возьми, прохожий, яблочко с добрых ветвей,
Помяни, вырони.

*   *   *
Идёт по небу скол: по голубому,
Высокому, с заоблачной каймой,
Касаясь восемнадцатого дома,
Заканчиваясь в облаке за мной.
Расколотую чашку с битым краем,
Заполненную небом и пером,
В глазах своих, как в лодочке качая,
Несёшь заросшим полем и двором.
Выруливая на проспект широкий,
Куда-то дальше — бог пойми, куда.
И тычутся в меня вот эти строки,
Как в небо — бесприютно — провода.

РАЙОН
Молчат дома, вперясь в закат.
И, выбившись из звукоряда,
Шипит бутылка лимонада
И люди тихо говорят.

И вьётся дым из серых ТЭЦ,
Примкнув к тяжёлым тучам с края.
Закат горит, не догорая,
Но будет и ему конец.

А над районом, над стеной,
Кран стреловой стоит, как воин.
И по-железному спокоен
Анфас холодный, неземной.

*   *   *
Невидимая классика звучит.
На том конце — симфония порядка,
И доктор на гнедой кобыле мчит,
Заснеженные огибая грядки.

На том конце — всезнающий покой.
И музыка печатью на конверте,
И звёзды над заснеженной рекой
На белом, разведённом мраком, свете.

На этой стороне — белиберда:
Симфонию заполнили помехи.
И каждый, кто заглядывал сюда,
Однажды отвернулся и уехал.

*   *   *
Я чувствую затылком белизну,
Её сеченье, белым по живому,
Июльским ветром облако слизну,
Припавшее к сиреневому дому.

Опоры выгибаются моста,
Когда на мост взбирается троллейбус.
Так водоросль колышется туда,
Потом сюда, морской решая ребус.

Колышутся дома, теряет свет
В них форму и решительность, и яркость.
Свет приручён, его наверное нет,
Он — штрих, намётка, вещая помарка.

И я теряюсь напрочь в белизне,
От края до обрыва тонкой речи,
Которую вести — тебе и мне,
Пока в нас есть хоть что-то человечье.

©    Мария Леонтьева