Тима КОВАЛЬСКИХ
г. Барнаул

    Тима Ковальских — литературный псевдоним Дмитрия Владиславовича Акиншина. Он окончил журфак Алтайского госуниверситета, но свою жизнь так и не связал с журналистикой. Сейчас занимается бизнесом. Любит путешествовать (особенно в Балканские страны), изучать историю, культуру, общаться с жителями. Многие герои его текстов — реальные персонажи. Его рассказы в разное время были опубликованы в альманахах и сборниках «Поколение», «Сестра таланта», «Встреча», «Ликбез». 

ВЕРНОСТЬ

    Птицы пели в вечерней заре. Рассекали воздух воробьи, спускаясь с деревьев на пыльную дорогу. Поднимали серую дымку крыльями. Крутились. Поселок готовился к наступлению ночи. В окнах домов уже появился свет, занавески в спальнях — задернуты. Из редких банных труб шел дым. В воздухе висел запах сгоревшей березы.
    Людей на улице не было. Редкие машины ползли по дороге. Камни из-под колес отскакивали под давлением шин, ударялись то о столб, то о забор. Закат был алым. Огненные всполохи разбавляли палитру. И казалось, что ближе к горизонту горит земля. Дымка нарисовалась, расстелилась вдали.    В начале главной улицы одиноко шла собака. Белка её кличка. Она медленно двигалась посреди дороги, поглядывала по сторонам. Сходила на обочину. Потом снова выворачивала на проезжую часть. 

    Лет пятнадцать назад на краю этой длинной улицы стоял ветхий домик (он и сейчас стоит, но — бездушный). В нем жил полковник в отставке, сбитый мужчина, кареглазый. Ему было почти пятьдесят. Он приехал из Красноярска. Один. Бежал от себя, бежал от кошмаров, которые снились.
    В своё время он служил в Афганистане. Кандагар стал его последним пунктом. А до этого молодой парень быстро сделал военную карьеру, был в почете у начальства. Пока не попал в засаду к боевикам. Три раны — в плечо, грудь и левую руку. Три месяца врачи боролись за его жизнь. Клиническая смерть. Три месяца комы. Но. Врачи сумели поставить его на ноги. Даже воспоминания вернули (но не все). А в один из дней высшее руководство наградило его медалями, подарило звезды полковника и под шумок попросило оставить службу.
    Ему было тяжело свыкнуться с этим. Но он смирился. Поехал в Красноярск к родственникам. Прожил там несколько лет. И переехал сюда, в тихое место, как ему казалось. В мир без пуль, самолетов. И смертей. Он научился жить по-новому, хотя армейские привычки сохранил. Вставал рано, делал зарядку, закалялся…
    Военной пенсии хватало на тихую жизнь, но сидеть без дела он не мог. Полковник помогал фермеру в конюшне. В соседнем селе. Кормил лошадей, убирал за ними навоз, строил загоны. Казалось, он нашел свое утешение в них. Верил им. С любовью гладил и кормил яблоками и морковью. Фермер платил за эту любовь.
    В один из летних вечеров полковник возвращался домой, уставший от жаркого дня и тяжелой физической работы. Он уже повернул на главную улицу, уже увидел крышу своего дома… как услышал писк. Огляделся. Прислушался. Писк продолжался, и тогда полковник присел на корточки, чтобы понять, откуда идет звук. Просидел с полминуты, поднялся, подошел ко рву. Спустился и увидел щенка. Тот пищал, будто звал на помощь.
    — Ты моя маленькая псина, — сухо произнес полковник, взял в руки серый комочек, прижал к себе и понес домой.
    Накормил. Приручил. Назвал Белкой. Просто же: она ловко забиралась на всё, что было выше её взгляда.
    …Белка встречала своего хозяина после работы каждый день, сидя у порога. Потом спускалась со ступенек, бежала навстречу. Облизывала руки, когда полковник присаживался на корточки, гладил ее. Она плелась за ним в дом, виляя хвостом. Знала, что сейчас будет теплый ужин. Гречневую кашу она любила безумно. Съедала целую тарелку, просила добавки. Но полковник армейским тоном говорил:
    — На сегодня всё.
    И Белка, будто понимая его приказ, ложилась на бежевый коврик около стола и утихала. Полковник жевал хлеб, не смотрел на собаку, но знал, что она на него смотрит.
    Одним днем, а было пасмурно, тучи вот-вот готовы были лопнуть, второпях полковник забыл запереть калитку. Он так спешил до начала дождя, хотел успеть дойти до конюшни… Крючок остался болтаться на столбе. Белка спустилась с крыльца. Тучи ее не испугали, она добежала до калитки. Остановилась. От ветра сбитые штакетники воедино качались, то распахиваясь, то запираясь от внешнего мира. Белка шмыгнула сквозь щель и очутилась за оградой. Она редко бывала здесь, возможно, ей было даже немного страшно видеть дорогу, поляну, чужие дома перед собой. Не из-за забора, а вот так — реалистично. И, повиляв хвостом, она побежала по улице вверх. И пропала.
    Когда полковник вернулся домой, то заметил, что его не встречает Белка. Он позвал ее по кличке, обошел дом по кругу, заглянул в сарай. Но ее не было. Он вышел из ограды, покрутил головой в разные стороны и пошел направо, будто бросив жребий. Полковник остановился около рва, где когда-то нашел Белку и тут же засеменил обратно. Искра страха проскользнула в его глазах. Он оставил открытой калитку.
    …Белка вернулась на следующий день. Была суббота. Полковник сидел на крыльце и точил нож. Она виновато, опустив голову, подошла к хозяину и легла у его ног.
    — Ну и где ты была? Я волновался.
    Белка ощутила неровный тон хозяина, какой она никогда еще не слышала прежде. Глубоко вздохнула, будто поняла свою ошибку.
    Спустя час к калитке полковника подошел злой мужик, коротко стриженный, и  закричал во все горло:
    — Твоя собака сожрала моих утят!
    Полковник копал яму для вишни. Оглянулся на мужика и ровно произнес:
    — Она не ест живых птиц.
    — Как не ест? А кто тогда?
    — Она не ест живых птиц, — с тем же спокойствием повторил полковник. — Она у меня ученая…
    — Кручёна! — не дав закончить фразы. — Еще раз увижу — застрелю!
    Полковник, столь спокойный до этого момента, бросил лопату на землю, сжал кулаки и всем голосом сказал:
    — Идиот! Как эта мелкая безобидная собака могла съесть твоих утят?!
    — Я тебя предупредил.
    Мужик повернулся и пошел.
    Вечером, за столом, полковник тихо произнес:
    — Я не дам тебя в обиду. Но пообещай мне, что больше не будешь убегать со двора?
    Белка тявкнула, будто дала согласие.
    Следующая неделя для полковника была ужасной. Если бы ему предложили пережить ту ночь в Кандагаре, когда он попал под обстрел, он бы непременно согласился. Но выбора не было.
    Около ограды полковника кто-то, а были предположения, раскидал крысиный яд. Мелкие крупицы. И когда Белка по разрешению хозяина выбежала из двора, то лизнула несколько горошинок. Забежала обратно. И у поленьев упала навзничь. Полковник не сразу заметил это. Но во время. Он подбежал к Белке, она не откликалась на его зов, приподнял ей голову и стал щупать пульс. Она не реагировала на манипуляции, тогда он схватил ее на руки и понес в машину.
До ветеринарной клиники они домчались за двадцать минут. Врач, седой старик, верно сказал:
    — Это крысиный яд.
    Полковник стёр со щеки слезу и присел на стул.
    — Прошу вас, без сентиментальностей, — врач посмотрел на дрожащие руки полковника.
    Белка выжила, но до конца своей длинной собачьей жизни ощущала жжение внутри. Много пила воды, стараясь заглушить боль.
    В первую ночь после отравления полковник сидел около Белки и задавался одним-единственным вопросом:
    — Почему люди так жестоки?
    Он не находил ответов, смотрел на беззащитную Белку. И ему было тяжело. Он давно знал, что такое — возможность потерять любимое существо. Долго курил. Ложился спать, оставляя включенным свет в коридоре.
    …Он перестал смотреть жителям поселка в глаза. Боялся по взгляду узнать того, кто чуть не убил единственное любимое живое для него существо. Знал, что не может ручаться за свои поступки после этого случая.
   Он сделал еще один крючок на калитке. И каждый вечер, приходя домой, закрывал входную дверь на два замка. И не открывал до утра. Включал телевизор и смотрел спортивные каналы. Иногда исторические фильмы. Белка подходила к полковнику, лизала его руки. И внутри у него появлялось тепло. Хрупкое, живое тепло. Он даже не мог описать это словами. Лишь гладил собаку, смотрел в любящие глаза и понимал одну простую истину — его страх в этой мирной жизни все-таки существует.

    Раны полковника болели. Семь лет они не давали о себе знать, но тут… В один из вечеров в его грудь врезалась нестерпимая боль. Его тело рухнуло с грохотом на пол. Он потерял сознание. К нему сразу же подбежала Белка и начала лизать лицо. Полковник пришел в сознание от такого жеста, дотянулся до телефона и вызвал скорою помощь. …Его увезли. Белка сидела на крыльце, внимательно смотрела на уезжающую машину.
    Она ждала полковника день. Потом еще один. И еще несколько. Но приехали другие люди. Они не сразу обратили внимания на собаку. Лишь вынесли несколько пакетов из дома, закрыли дверь на ключ. Уходя, невысокая женщина, дошла до калитки, отворила её и произнесла:
    — Беги. Уходи отсюда!
    Белка не шелохнулась.

    В начале главной улицы одиноко шла собака. Она медленно подошла к дому, где когда-то жила. Света в окнах не было. Уже шесть лет, с того момента, когда скорая увезла полковника. Белка ходила из двора во двор. Добрые люди кормили её. Она их, конечно, пугалась, подходила к еде только тогда, когда рядом никого не было. А жила в той конюшне, где когда-то работал полковник. Два километра отсюда.
    В этот последний раз Белка сидела напротив дома долго. Пока догорал закат. Пока в каждом окне соседних домов не загорелся свет. Пока сверчки не стали сводить с ума. И звезды — пока не появились. И даже свет фар не сдвинул ее с места, лишь водитель прикрикнул с открытое окно:
    — Сдохнуть хочешь?
    И поехал дальше, объезжая собаку по левой обочине.
    Белка уже хотела завыть на луну, как в горле образовался комок, и она почувствовала жжение внутри. Бывает ли собачья досада? Наверное.
    Она еще раз посмотрела на дом, приподнялась и зашаталась по дороге. Дошла до конца этой длиной улицы, спустилась в канаву и исчезла из вида.  Больше ее никто не видел.

©    Дмитрий Акиншин