Поэт, прозаик, публицист Иван Алексеевич Смирнов родился 20 января 1921 года на хуторе своего деда, мельника Ивана Трифоновича, недалеко от пошехонской деревни Якушово. В 1925-1926 гг. дед будущего писателя купил дом и мельницу в деревне Кладово того же уезда и перевез туда дочь Лукерью и внука Ваню. В 1932 году Лукерья Ивановна Смирнова умерла. Двенадцатилетнего мальчонку приютила тётка, вскоре определившая племянника в пастухи. Но тут вмешался директор школы крестьянской молодежи, возвративший шестиклассника за парту: «Школа тебе поможет. Дадим хлеба и закажем в мастерской сапоги».
    Окончив в 1939 году Рыбинское педагогическое училище, молодой педагог уехал учительствовать на Алтай. Там он был призван в Красную Армию. Прослужил шесть лет, из которых четыре провел на фронтах Великой Отечественной. Артиллерист Иван Смирнов прошагал дорогами войны до самого Берлина. Участвовал в боях на Северном Кавказе, в Крыму, в Белоруссии, Литве, Германии, стал кавалером ряда боевых наград — ордена Отечественной войны 2-й степени, медалей «За отвагу», «За боевые заслуги», «За оборону Кавказа», «За взятие Кенигсберга», «За взятие Берлина», «За победу над Германией».
    Демобилизовавшись, Иван Алексеевич работал в многотиражной газете Рыбинского завода полиграфических машин, учился в партийной школе в городе Горьком, редактировал газету «Щербаковская правда» («Рыбинская правда»). Он был первым послевоенным редактором областной молодежной газеты «Сталинская смена» (впоследствии «Юность»), около десяти лет работал в областной газете «Северный рабочий».
    В 1951 году в Ярославле увидела свет первая поэтическая книга И. Смирнова «Весна моя». В 1962 году он был принят в Союз писателей СССР, а затем два года учился в Москве, на Высших литературных курсах. В 1964-1981 гг. Иван Алексеевич возглавлял областную писательскую организацию, совмещая творчество с общественной работой — он был народным депутатом Рыбинского и Ярославского городских советов, членом бюро Рыбинского городского комитета КПСС, кандидатом в члены обкома партии, членом ревизионной комиссии Союза писателей России. По его инициативе и при его деятельном участии в деревне Карабиха под Ярославлем стал проводиться ежегодный Всероссийский Некрасовский праздник поэзии.
    Стихи Ивана Смирнова публиковались в журналах «Москва», «Наш современник», «Звезда», «Волга» и многих других. В столичных издательствах «Советский писатель», «Советская Россия», «Современник» и «Воениздат» увидели свет шесть сборников поэта; около полутора десятков книг были опубликованы в Ярославле и Чебоксарах. Стихи И. Смирнова переводились на грузинский, украинский, белорусский, чувашский языки; поэт и сам немало работал в области поэтического перевода.  В городе Тамань, который И. А. Смирнов освобождал от фашистских захватчиков, в музее Лермонтова имеется специальный уголок, посвященный Ивану Алексеевичу. Поэт не оставлял пера и в преклонном возрасте: в 2006-2007 гг. в Ярославле вышли в свет два новых его сборника — «Сумерки» и «Поэмы».

ПАЛЮШКА

*   *   *
Последний выстрел прозвучал в Берлине.
Виновник бедствий поднял белый флаг.
И мы идём по улицам пустынным
Осматривать поверженный рейхстаг.

Нам выпала великая работа —
Здесь полыхал огня девятый вал.
Рейхстаг последним был немецким дотом,
И перед нами он не устоял.

На закоптелых стенах пишем чётко,
Как в записную книжку, имена.
В словах, по-телеграфному коротких,
Запечатлелась долгая война.

1945, Германия

ВДОВА
Неторопливо рюмку допила,
Отставила на краешек стола
И, как бы ненароком, нас, женатых,
Чуть захмелевшим взглядом обожгла.

И в целом мире нет ничьей вины,
Что все в нее мы были влюблены,
Но приняла она не наших сватов,
А их пославший не пришел с войны.

Запели песню, и она поет,
Ее смешит соленый анекдот.
Я заглянуть в глаза ей попытался,
А в них тоска, как многолетний лед.

Тоску не плавит праздничная речь.
Пусть дома ждет натопленная печь,
Ах, как же знобко будет после вальса
Подушку одиночества стеречь!..

Зайди к ней в дом — и по селу молва:
На семьи покушается вдова!
Косятся жены взглядом налитым,
Ей цедят, встретясь, тусклые слова.

Чтоб ни ее, ни жен не обижать,
Никто вдову не вышел провожать.
Молчим. И друг на друга не глядим.
Друг друга стали меньше уважать.

Она идет в завьюженную ночь
От песен прочь. От нашей дружбы прочь.
Идет одна, укутавшись платком.
А мне ни пить, ни песен петь невмочь.

ПАЛЮШКА
Букварь и пенал-погремушку
В холщовую сумку совал,
Бежал от палюшки к палюшке,
Ступни на огне согревал.

На травах, что после покоса
За осень опять подросли,
Звенели стеклянные росы —
Застывшие слезы земли.

Иль слезы сиротского детства
Казались застывшей росой?
Я мог лишь в обноски одеться
И бегал до снега босой.

И мой однокашник Сережка,
Мою раскусивший беду,
В намазанных дегтем сапожках
Торил для меня борозду.

За ним поспешаю, ледащий.
Сережка мелькает вдали,
Бересты и хворосту тащит
И просит меня: «Запали!»

Из спички я высеку пламя,
Береста свернется в рожок.
Не дегтем пахнет — сапогами,
Тем чудом, что носит дружок.

Огня желтоватая завязь
Хрустящую ветку брала.
А в сердце мальчишечья зависть
Печально и слепо брела.

Она не к Сережке — к пахучей,
Скрипучей обувке дружка.
Догадлив, он выберет случай
И скажет, краснея слегка:

«Надень, разомни-ка немножко,
Путь пятки мои отдохнут!»
Наивный хитрец мой Сережка,
Скидай — хоть на десять минут!

Но как-то с простудным пожаром
Потел я на печке три дня.
Принес сапоги мне в подарок
И на ноги поднял меня.

Сережка, мой друг конопатый,
С войны не вернулся домой.
Но так же, как в детстве когда-то,
Сидит у палюшки со мной.

Сидит, золотятся веснушки,
Заботою светится взгляд.
И всюду палюшки, палюшки,
Как в школьные годы, горят.

9 МАЯ
Листаю биографию.
Не чью-нибудь, свою,
Попутно фотографии
Из шкафа достаю.
Правдивые свидетели —
И этим хороши! —
Не мудрствуя, отметили
Движения души.
На вид непритязательны:
То — в профиль, то — анфас,
А глянешь — обязательно
Вздохнешь, хотя бы раз.
Заполыхает зарево,
Тревога сдавит грудь, —
Переживаешь заново
Четырехлетний путь.
Как будто повторяются
Походы и бои...
Со снимков улыбаются
Товарищи мои.
Надежнее товарищей
И не было, и нет.
О них — неумирающий
На карточке сюжет:
Начало мая месяца,
Салюты в небесах,
Огонь Победы светится
В ликующих глазах!

А КАК ЖИВУ?
А как живу? — за будущее в страхе,
Его черты размывчиво-черны…
Жена, вздыхая, штопает рубахи.
Донашиваю старые штаны.

Сердечник с застарелой глаукомой,
Бессонницу врагинею зову,
Держу всечасно наготове дома
Пилюли и целебную траву.

В газеты гляну — поогрязли в ссорах,
Занозистые в драчке показной.
Свобода слова шустрых газетеров
Беспромашно оплачена казной.

Слыхать, внедрились новые гаранты
Благого процветания толпы:
Барышники, банкиры, фабриканты,
Царь-президент, активные попы.

Пал на планету мор страшней холеры.
Всё гуще сеть чиновников в Кремле.
Всё больше на Руси миллионеров,
Всё меньше русских ходит по земле.

Всё реже письма. Всё кусачей цены.
Всё меньше упований на Москву.
Всё отрешенней от житейской сцены,
От пенсии до пенсии живу.

Мечта о лучшем съежилась на плахе.
Так и живу — за будущее в страхе.
                                                   1994 

ПОЛЕ
Словно в траурной раме,
Полоса за селом:
Перевита ветрами,
Перебита дождем.

А ведь только что, только,
Может быть, с полчаса,
Ливень встретила стойко
Богатырь-полоса.

Колос к колосу — слитно,
Как под обруч один!
На проруху обидно —    
До морщин, до седин.

Горше всех агроному,
Хоть на свет не гляди:
Ни зерна, ни соломы,
Ни мякины не жди.

Не возьмешь ни комбайном,
Ни серпом, ни косой.
Вот те год урожайный
С богатырь-полосой!

С той, что холил ревниво
Столько пасмурных дней…
Всё ж, доверенный нивы,
Стой прямее на ней.

Не казнись, что так худо
Приключилось с тобой,
Что не можешь покуда
Отвратить громобой.

Да и он не всеволен,
Урожаю грозя.
Ибо Русское поле
Уничтожить нельзя!

ВСЁ БЫЛО…
Всё было: в рубищах, босые,
Несли вериги в никуда…
Но истязательство Россия
Не прославляла никогда.

Всё было: трутни, лизоблюды,
Низкопоклонников орда.
Но Русь предательство Иуды
Не возвышала никогда.

Всё было: произвол кровавый,
Лжегосударей череда…
Но потрошителей державы
Русь не прощала никогда.

Напастей роковых истоки
Постигнуть с маху не берусь,
Но верю в жребий твой высокий,
В твой богатырский подвиг, Русь!