Анна АКЧУРИНА
г. Казань

Анна Акчурина — художник, педагог, иллюстратор, искусствовед, автор более 80 статей по искусству и проблемам культурологии. Печаталась в журналах «Аргамак», «Талант», «Казань», «Эхо Шахтинских прогулок», «Бег», «Вестник» (Союз художников России в Татарстане), и других изданиях. Статьи выходили на русском, татарском, немецком языках., были включены в книги и каталоги. В 2014 году в «Издательстве Сергея Бузукина» вышел томик стихотворений «Страж» с иллюстрациями автора. Стихотворения в разные годы печатались в журналах «Бег», «Талант», «Идель» и других. Живопись и графика Анны Акчуриной регулярно экспонируются на выставках в Казани и Сергиевом Посаде, работа «Рубеж» включена в каталог «ИДЕЛЬ-АРТ» 2014 г. 

НЕВЕЧЕРНЕЕ

*   *   *
Бронзовку-лето зажму в кулак:
Сердится, жжёт, выбираясь наружу...
Располовинит хитина лак,
Взмоет — и прочь. И витраж обрушен.

...Через пустырь, где шиповника флаг
Ровно иглой проникает в душу...
Ну же, — давай, разожми кулак,
И принимай — темноту и стужу.

*   *   *
Тимьяном   заплетен порог,
забытый у людей.
Дохнёт рассвет в стеклянный рог
меж синих орхидей,

и что-то будто отомкнёт...
Чуть дрогнет колесо —
и зашумят потоки вод...
И — где твой смертный сон?

НЕВЕЧЕРНЕЕ
В смарагдовых сколах
гранатовых зерен,
в тяжелых параболах
мокрых шелкОвиц —
вибрирует звон
позолоченных бОрон
и в солнечном ливне
скольжение горлиц.

И как ни свирепствует
буря под кровом,
в порушенных сводах,
прозрачных экседрах... —
Живут тайнозримым
могуществом Слова —
ливанские кедры
и грозы, и лето.

*   *   *
Горьковатая, острая, нежная,
растворенная ужасом гроз,
в брызгах камеди, в пряже орешника,
в фиолетовом треске стрекоз —

ускользаешь, родная, нездешняя,
обрывая заветный клубок...
И седая кликуша бесснежная
разбивает твой сказочный рог.

СВИНЦОВЫЙ ДИРИЖАБЛЬ

Памяти Бориса Рыжего

Ворчит далекая гроза,
дырявя кровель скаты.
Гляди, горит стеклянный сад
В фольге зеленоватой.

Мы — беглецы... Неровен час...
А мы — на дне колодца,
Где время позабыло нас,
сгустив эфир до оцта*.

Но хочешь, мы раскроем холм —
и больше нет секрета, —
лишь обживает новый дом
осколок рваный света,

и вторит посвисту дрозда
трофейная гармошка;
Вот пуговица. Вот звезда.
Вот оспина на ложке.

Молчит таинственный улов,
и, письмами без даты,
под брюхом призрачных мостов
плывут аэростаты.

* Оцет – с ударением на первый слог – это уксус. Аллюзия на Евангельский текст о Голгофе (прим. автора).

ТЫ ГОВОРИ СО МНОЙ…
Жилки нервюр на висках твоих беглой приметой,
спрятанной тут, меж надгробьем, лучом и надгробьем,
тёрном врастают сквозь алый суглинок столетий
в вечности дёрн, изрешеченный снежною дробью.

Горечью мёда и дыма, и тем, что не снится,
ты говори со мной — тенью ли малою этой,
этим ли гибнущим снегом у рваной границы —
жизни и…  Жизни, и что тебе — черная Лета.

Ты говори со мной... Только и дела у света,
что отвлекаться от тайны, и в токах нездешних
плавить скудельную твердь, в невечернее лето,
Огненной Птицей латая твой детский скворешник...

ИЗ БРЕНИЯ

 «Прорцы, сыне человеч...»
                         Иезекииль

Скажи иначе — языком немого,
и языком играющих стихий, —
когда язык таинственного Бога
стал недоступен брению глухих.

Из мертвости хранилища пустого,
из тлеющей безгласия трухи... —
И становленья огненное Слово
врастет мечом в незрячие стихи.

ОГНЬ ПОЯДАЮЩИЙ
Когда твой истерзанный мотор
истечет кровью,
выработав весь запас жизни,
когда оскудеет болью
выжженный прах,
и ни йоты способного ощущать
не останется под солнцем, —
Приходи.
Покурим.
Порассуждаем о Нём, Безымянном.
О Красоте,
мироздании.
И о Промысле,
у которого нет ошибок.

ПРОРОЧЕСТВО
...Затихнут в лесу пичуги...
Забудешься за игрой, — 
и вот, над крылом лачуги,
за темною той горой —

встают заветные   струги.
Так ныне, под флейты вой,
в железной простой кольчуге
проходишь сквозь века строй.

ЖАННА

30 мая 1431 г.

Милая Франция...
Твои дрова вечно сыры,
а площадь тесна, как крысиный лаз.

— В самый раз.
Зато эшафот на ладони.

— Тихо, Ведьму ведут!
Посторонитесь, посторонитесь!

Нет, это не снится.
Господи, сколько рук...

Жадно ждет,
сиротой юродивой, —
неужто не помнит
бедная родина

— Шутка ли — десять тысяч ливров золотом
— За эти-то кости?
— Что это — колокол?
— Эй, потаскуху ведут!

Очнись, Жанна,
вот твое знамя.

— Сгодится на растопку,
сюда ее, Ведьму.
Эй, отступи-ка подальше, 
добрая Франция

АРХАНГЕЛ

              «А у весны изо рта
               сыплются мертвые птицы»
                                          Д. Хейлер
                
Два каменных крыла разгнуты книгой трудной* —
алтарных створок клин раскроен пополам —
для тех, кто брошен в лед, ждать неба голос трубный.
И пусть тебя, как есть, навеки примут там —

За то, что у тебя в бинтах колючих   крылья.
За то, что у весны навек бесстрастный вид.
За ржавый снег. И... да! — тот сгусток за грудиной,
что, отменяя смерть, сквозь изморозь кровит.

* — «Книги совестные разгнуться...» (прим. автора).

ДОМУ ТРАГИКА В ПОМПЕЯХ

«Quousque tandem abutere, Catilina, patientia nostra?» 
                                              Marcus Tullius Cicero*

Есть Везувий — и есть человеческий рой —
безрассудная братия эта.
И как следствие — ты, погребенный горой,
Дом Трагического Поэта.

Против Терм, что на Форуме — их не пройдешь,
у разрушенных капищ Фортуны,
В неказистом проулке предательски дрожь
пробирает оглохшие струны.

Почерневшая сень, тесных выступов ряд...
трансформаторной будке подобен —
ты встречаешь туриста молчаньем цикад
и гекзаметром стоек и кровель.

Ни за грош, Катилина, цветущая твердь
отдана истребляющей воле!
Геометрия права — расцвесть — и сгореть.
И брожу, повторяя: «Доколе...».

Безымянный аэд, что хотел он вместить
в тесный слог лабиринта и света?
И гудит мой чердак, резонируя: «жить»,
обожжен дешифровкою лета.

* «Доколе, Катилина, будешь ты злоупотреблять терпением нашим?» Марк Тулий Цицерон, «Речи против Катилины» (прим. автора).

В ГОРСТИ
Синеет в чане медный купорос,
и август, кромкой шелестя фольги,
по комнатам разносит шорох гроз
и книжный прах, и золото перги*.

Скрипучий ставень настежь отворен,
и ветер анфиладою спешит,
а слух трепещет, синью изнурен,
и вечность, точно озеро, лежит:

ни края нет, ни отзвука во тьме,
лишь свет над твердью ходит — сень Стожар**,
лишь Млечный шелк*** струится в глубине.
А ты во сне ладошку вдруг разжал.

Там запотевший камушек птенцом,
сокровищем забытым кротко спит, — 
но кто над ним с заплаканным лицом
с оплавленными крыльями стоит?..

Кто сторожит нас, малых, на краю,
кто у костлявой отобрал заклад,
пока глотает латников в строю
антимиров пульсирующий ад?..

* Перга – пыльца, собранная пчелами (прим. автора).
** Стожары – древнерусское наименование звездного скопления «Плеяды» (прим. автора).
*** Намек на Млечный Путь

*   *   *

Белле Ахмадулиной

Проклюнется зерном — земное имя,
И зашумит, свиваясь льном с другими,
Заплачет, запоет — с тобой и с ними,
И забормочет голосом прилива:
Я древа сень, я синь терновой сливы,
Я алый дым сквозь стылое кадило,
Плывущее над слепнущей долиной...
...Я это имя, ласковое имя...

СВЕРЧОК
Твой век — что игрушечный Мейсен* —
чуть тронь — и осколки света.
Трещи золоченой стружкой
о панцирь пустых часов —

И что тебе — прах Бетельгейзе**,
Что — радужный шарик этот...
Смычок партитуре послушен.
А сердце…  запри на засов.

* Имеются в виду фигурки из Мейсенского фарфора (прим. автора).
** Звезда Бетельгейзе созвездия Орион. Находится в завершающем этапе своей жизни (прим. Автора).

©    Анна Акчурина