Сергей Павлович Степанов-Прошельцев родился в таежном сибирском поселке, изрядно поколесил по просторам бывшего Союза. Жил на Кавказе, в Казахстане, Латвии, Белгороде, на Урале. Осел в Нижнем Новгороде в 1987 году. Публиковался в 1970–80-е годы в журналах «Аврора», «Звезда», «Студенческий меридиан», «Крылья Родины» и других. Позже — в журналах «Простор», «Звезда Востока», «Литературная Армения», «Дальний Восток». Издал свыше 50 книг.
* * *
С ума эта синька сумеет свести,
песчаная близко коса...
И ветер в натянутых вантах свистит,
как средневековый корсар.
И некуда деться от этой волны,
что мчит, как зюйд-вест, без руля.
И палуба стонет, как в годы войны
стонала от взрывов земля.
И берег скалистый весь в дырах, как сыр,
от солнца он глиной подтёк,
и хлещет из трала азовской хамсы
тугой серебристый поток.
И душу лелеет, как отблеск огня,
теплом, что и я приручу,
та светлая радость удачного дня,
когда тебе всё по плечу.
1980, Каспийское море
* * *
Я бы не расстраивался сильно,
но тот город, словно морок, зыбкий,
представлялся мне, как холодильник, —
тот, что замораживал улыбки.
Он был весь в финифти и эмали
и светился по ночам, как бакен.
Здесь меня, увы, не понимали
даже беспризорные собаки.
Он дремал, казалось, в позе сфинкса,
вписан в круг, как будто пентаграмма,
и вонзалась в сердце, словно финка,
рыбья кость готического храма.
Я тогда совсем не знал удачи,
на края, помимо воли, зарясь,
где короче зимы и богаче
фруктами осенние базары.
Отчего ж теперь под небом юга,
где нисколько легче мне не стало,
вспоминаю, как улыбку друга,
взгляд его холодный и усталый,
голубые поздние метели,
звёзды над усталою рекою?
Вероятно, мы тогда болели
очень близнецовою тоскою.
2016, г. Нижний Новгород
* * *
В парке приморском, у липок, которых не было раньше,
мне часто казалось,
будто я слышу отчётливый шорох тайной тревоги,
то всё приближалась.
Было тогда нам совсем не до смеха.
Вот и сейчас обстановка такая,
словно звучит прошлогоднее эхо,
ни на мгновение не умолкая.
Словно и не было вовсе ухода в мир,
где в заботах забудется старость.
Словно себя вспоминает природа тою,
что в памяти нашей осталась.
2014, г. Нижний Новгород
* * *
Поверь, невозможно когда-нибудь это постичь.
И разве забыть суждено то, что каждый не волен?
Ты будешь мне сетью, в которую ловится дичь,
и я буду рад этой сладкой и вечной неволе.
И нежность нахлынет. И слёзы, как капли росы.
И руки мои твои тёплые пальцы отыщут.
Так майской траве разрешенья не надо просить,
чтоб вырасти там, где чернело сто лет пепелище.
Наверное, всё же мы с веком живём невпопад,
но пусть мы стареем, пусть дерево шашель источит,
любовь сохранит изболевшийся нежностью взгляд
и самые светлые в мире февральские ночи.
Курчавые вербы украсятся зеленью в срок,
не мы, а другие стоять будут возле колодца...
Пускай говорят, что любовь — это хрупкий цветок,
её красота всё равно навсегда остаётся.
2013, г. Нижний Новгород
* * *
Вечно тянет нас к молу, где знобит и остуда.
Наша родина — море, все мы вышли оттуда.
Но от нашей державы нас давно отрешили.
Где вы прячетесь, жабры, как аппендикс в брюшине?
И — не видно ни буя, ни конца и ни края:
снится мне, что плыву я и с дельфином играю...
Море строго не взыщет: мы почти уже птицы.
А из моря мы вышли, чтобы к звёздам пробиться.
2013, г. Нижний Новгород
* * *
Мы просыпались по ночам от шума
и слушали, как с берегом в раздоре,
шумело равнодушно и угрюмо,
как ветер в кроне лиственницы, море.
Оно нам радость вовсе не давало —
мы не могли забыть свои заботы.
Сплошное голубое одеяло,
оно как будто укрывало что-то.
И лишь однажды, как больной в удушье,
хрипя и не желая гибнуть рано,
оно свое забыло равнодушье,
налившись злобной силой урагана.
Оно казаться тихим не старалось,
и целый мир попал к нему в немилость,
и обнажилась бешеная ярость,
что в глубине до этого таилась.
Волна вздымалась пенистой горою
и обдирала берег, словно рашпиль.
И это было вовсе не игрою,
и это было очень даже страшно.
В чём тут секрет? А не было секрета.
И ничего не может быть случайным.
В природе часто происходит это,
что мы считаем величайшей тайной.
Судить ли нам из своего корыта?
У нас другие планы и резоны:
то, что природа делает открыто,
мы это всё шифруем, как шпионы.
2015, г. Нижний Новгород
* * *
Не слышно здесь гомона чаек,
затылок замшел валуна.
Как лёгкую лодку, качает
арбузную корку волна.
Весь берег народом запружен,
здесь яростных жаждут лучей,
забыв про обед и про ужин
и все наставленья врачей,
теснятся в кафе среди чада,
где разве что мухи не мрут,
следя, чтоб любимое чадо
с ладоней оттёрло мазут...
Наверно, здесь многим не мило,
не нравятся пляж и вода,
и все же какая-то сила
людей направляет сюда.
Зачем? Что влечёт нас с тобою?
Везде хорошо, где нас нет.
Кто скажет? Лишь грохот прибоя,
наверное, знает ответ.
2013, г. Нижний Новгород
* * *
Снег мелкий, словно манка,
зажат в еловых лапах,
и этот запах манго —
неповторимый запах.
От пряной хвои колко,
но то — живая хвоя.
Несрубленная ёлка
украшена фольгою.
Всё как-то не нарочно —
такого не бывало,
и пенится морозно
шампанское в бокалах.
Ещё не опростали
кастрюльку, где купаты.
Ещё нас не прозвали,
как нынче, — оккупанты…
Пузатый термос с чаем
мы под конец осушим…
Так Новый год встречали
подводники на суше...
Со мной случалось всяко,
понять я не рискую,
как я попал, писака,
в компанию морскую.
Но выяснять не будем
мы главную причину:
тогда не знали люди
различия по чину.
Увы, не вышло толку,
мы стали вдруг врагами.
Осталась только ёлка,
не срубленная нами.
Снег на еловых лапах,
метель заходит с фланга,
и тот особый запах,
морозный запах манго.
2016, г. Нижний Новгород
* * *
Нынче — здесь. Завтра — там. Неустроенный быт.
В общежитии жарят на кухне картошку.
Денег нет. Он один. Всеми прочно забыт.
Нет причин для тоски. Только всё-таки тошно.
Где-то дети. Жена. Но не ждут и они.
Ждут другого отца у другого причала.
Жизнь такая пошла — как осенние дни
с моросящим дождём без конца и начала.
Что-то силится вспомнить — одна пустота.
Жизнь мелькнула, как миг, и теперь — лишь усталость.
А когда-то имелись любовь, и мечта.
Ничего не сберёг. Ничего не осталось.
Выключает ночник. Звёзды мокнут в ветвях.
Ночь, как лодка, плывёт по мерцающим волнам.
И стучится в окно неотвязчивый страх —
тот, который зовут одиночеством полным.
1986, Северный Урал
* * *
Порывистый ветер приносит туман и дожди,
весна, словно доктор, болезнь застарелую лечит.
И лучше забыть и не верить, прошу я, не жди,
забудь всё плохое, так будет, наверное, легче.
И выйди на взморье. Там хлещет волна через пляж и,
гальку швыряя, мычит с непокорностью бычьей.
И розовых чаек рискован порой пилотаж,
когда над волною несутся они за добычей.
Вот так же и ты заарканить хотела мечту,
да только не вышло: ворвалась беда, как цунами.
Ты даже не знала, что я это перерасту —
так пень иногда обрастает по-новой ветвями…
2024, г. Нижний Новгород
* * *
Я под вечер в том городе буду,
где удача меня не ласкала,
я в ларьке сдам пустую посуду
и возьму себе пару бокалов.
Я стоять буду долго за кружкой
в телогрейке и драном треухе,
и, подумав, что я — побирушка,
мне дадут на похмелку старухи.
Не возьму я у них подношенья,
и тогда они спросят у Бога,
не дарует ли он мне спасенья
от спиртного — не так уж и много.
Но он будет всезнающим Богом,
но он знает ответ на загадки,
скажет он: «Вы ошиблись немного,
у него со спиртным всё в порядке».
А потом я пойду по аллее,
где деревьев ухоженных мало,
и на севере будет светлее,
чем на юге, где туч понагнало.
Я почищу под краном одежду,
трону волосы мокрой рукою.
И затеплится в сердце надежда
на хорошее что-то такое.
1984, г. Белгород
© С. П. Степанов-Прошельцев
Литературный интернет-альманах
Ярославского областного отделения СП России
Авторизуйтесь, чтобы оставить свой комментарий: