Сергей СМИРНОВ
г. Москва

ЧЕРНЕЕ ПАРОХОДНОЙ САЖИ

    Николай Пахомов, боцман сухогруза класса «река-море», решил погонять чайку из граненого стакана в мельхиоровом подстаканнике с выдавленной надписью НКПС («Народный комиссариат путей сообщения»). Свежезаваренный напиток обжигал губы.  Николай приоткрыл створку кухонного окна и поставил чай на подоконник. Пока он остужался, боцман прихватил мусорное ведро и зашлепал тапками на лестничную площадку к мусоропроводу. Заодно покурил и перекинулся парой фраз с соседом Анисовым, таким же моряком и заядлым курильщиком. Анисов — рулевой контейнеровоза. Через неделю оба уходили в рейс до Ялты. 
    Когда вернулся на кухню с пустым ведром, ахнул от изумления! На подоконнике сидел  ворон: здоровенный, величиной с петуха, и черный, чернее пароходной сажи. Как ни в чем не бывало, сверкая бездонным глазом, пытался вытащить огромным клювом из стакана блестящую чайную ложку. Николай от такой наглости сначала оторопел, но через секунду пришел в себя и загремел ведром на незваного гостя:
     — Это кто тут мои ложки таскает! А ну кыш отсюда!
    Ворон, с досады крякнув по-утиному, оставил ложку в покое, попятился назад и выскочил из окна на оцинкованный карниз. Но не улетел, а с чувством собственного достоинства  продолжил следить за хозяином квартиры через стекло.
     — Чертяга! Ходят тут всякие, ложки потом пропадают, — Николай для вида еще поворчал немного, затем достал из старенького обшарпанного холодильника кольцо  краковской и принялся ровно нарезать ее матросским складным ножом.
Пока он с удовольствием завтракал крепким сладким чаем и душистой колбасой, пернатый заинтересованно придвинулся к щели приоткрытого окна.
    — Ну, брат, даешь! Совсем страх потерял, — с набитым ртом оценил его смелость Николай, тоже наблюдая за ним карем глаза,— или от голода такой борзый? — и ради смеха положил на подоконник нарезанное колесо краковской. 
    Тот без всякого смущения подскочил, подобрал кусок и, будто подражая Николаю, медленно, с наслаждением проглотил. Тогда боцман поднес еще кусок к самому клюву. Птица снова приняла угощение, чуть растопырив крылья и крякнув от удовольствия.    
    — Чудо в перьях, — рассмеялся Николай, — ладно, оставайся, если хочешь. Буду подкармливать. Еды хватает, я один живу.
    Ворон, словно понимая его речь, перелетел на спинку стула и начал вертеть головой, то одним, то другим антрацитовым глазом разглядывал боцманское жилище.
    — Только без воровства, — с зевотой предупредил Николай перед тем, как прилечь на диван, — у меня в два часа футбол по телику. Прямая трансляция из Бразилии, — и незаметно заснул. Ворон, глядя на него, тоже угомонился, засунул нос под крыло... 
    В два часа прозвенел будильник. Николай не услышал. Продолжил храпеть басом, как пароход. Ворон уже со шкафа раскинул крылья и спланировал на диван. Снова дернул крыльями, поправляя их, и клювом потянул край одеяла на себя. Спящий перестал храпеть, чуть зашевелился, но и не подумал вставать, а снова задремал. Тогда птица подобралась к самому уху и громко, во все воронье горло каркнула! Боцман, как по команде «Полундра!»  машинально откинул одеяло и сел, ничего не соображая. Ворон отпрыгнул на стул. Николай протер глаза и огляделся:
         — Ну ты, брат, даешь! Это я себе живой будильник приобрел, значит?
    Он ополоснул лицо холодной водой из-под крана, потом включил телевизор и уселся напротив экрана. Футбольный матч оказался интересен обоим. В перерывах на рекламу боцман угощал ворона остатками краковской... 
    Неделя прошла незаметно. Теперь Николая будили не часы, а его новый приятель Черный. А как его еще окликать... Не кошка же, и не собака, и даже не хомячок... Черный, налетавшись за весь день или за всю ночь, являлся к нему через нарочно приоткрытую форточку и сразу устремлялся на платяной шкаф. Сон в жилой теплой квартире не такой тревожный, как на шумной улице, где глаз да глаз за вездесущими дворовыми кошками... 
  Во вторник, когда отпуск подошел к концу, Николай позавтракал в компании Черного. В прихожей надел речной китель с нашивками, фуражку с потускневшим козырьком, перекинул через плечо сумку со сменкой и перед уходом сделал наставления подскочившей провожать птице:
    — Ну все, труба зовет! Остаешься за старшего вахтенного. Квартира на тебе. Открытую форточку, воду и корм оставляю. Чур, ложки не воровать, подружек не водить. 
    В порту танкер дожидался у стенки окончания погрузки. Портовые краны ковшами ссыпали в трюмы щебень. Поднятая пыль серым облаком уносилась в сторону портовых сооружений и оседала на мокрую после дождя землю, превращаясь в липкую чавкающую кашу. Стараясь не запачкать ботинки, Николай пробрался меж больших ящиков возле трапа и не спеша поднялся на судно. У вахтенного матроса узнал обстановку и направился в каюту. Только ступил ногой на первую ступеньку трапа и услышал, что кто-то за спиной кашляет, как заправский курильщик по утрам. Обернулся. Напротив двери, ведущей в нижние помещения, на фальшборте, вцепившись  когтями в планширь, сидел Черный.
    — Ты как тут оказался? Ты чего прилетел? — удивился боцман, — Давай кыш отсюда!
    Черный с места не тронулся, продолжая разевать клюв и заходиться в кашле. Никакие увещевания на него не действовали.
    — Вот задача! Придется докладывать капитану, — вздохнул Николай, — а он, знаешь ли, не обрадуется. У нашего электрика,  гагауза Сашки, живет в каюте зверь — черный кот Фауст, — Николай пустил птицу к себе, а сам с повинной поплелся к капитанскую каюту. 
    — Товарищ капитан, прибыл, значит, с берега исполнять... — и  запнулся.
    — А дальше что, Пахомыч? — усмехнулся капитан, повернувшись к нему. 
   — Владимир Георгиевич, я не один... Со мной птица. Ворон. Черный. Чернее пароходной сажи из трубы. Просто не знаю, что с ним делать.  Сам в окно влетел да так и остался.  Живем, можно сказать, одной командой. Теперь сюда увязался за мной этот черт.     
    Капитан снова усмехнулся:
   — Мне бы, конечно, ваш зоопарк пресечь на корню. Сашкиного кота терплю за ловлю крыс. А от твоего Черного какая польза? Гадить начнет где попало. Ты же, Пахомыч, не пират, чтобы птицу разную на себе таскать. Ты еще обезьянку сюда приведи.
    — Он понимающий, воспитанный, — уговаривал боцман.
  — Говорят, вороны — самые умные среди птиц. По соображению, как пятилетние дети, — рассуждал сам с собой капитан, — ладно, разрешаю. Но чтоб ни соринки на судне, иначе обоих спишу на берег. Свободен, Пахомыч.  
  Боцман радостный побежал к себе. Черный маршировал в  каюте,  постукивая когтями,  словно  матросскими ботинками  с подковками  по линолеуму:
   — Договорился, брат! Только чтоб без бардака. Сам понимаешь, я при исполнении. Здесь тебе не дома, — и со спокойной душой запер каюту, отправился подменять второго помощника, наблюдающего за погрузкой.  
    Мимо проходил судовой электрик Сашка:
    — Пахомыч, а кто у тебя в каюте кашляет? Я сначала думал, что ты. Очень похоже. 
    Боцман не хотел признаваться раньше времени:
    — Я и кашлял. Табак не в то горло попал, забегал на минуту минералки  из холодильника хлебнуть. Кто там еще может быть, скажешь тоже, — пожал плечами.
    Но питомец все же выдал себя. Сашкин кот Фауст, прогуливаясь в районе кормы, увидел, как за ним с якорного шпиля наблюдает большая черная птица. Котище выгнулся дугой, словно шлюпочная балка, выражая тем самым высшую степень гнева и презрения. Он готов был сражаться за свою территорию! Фауст со своим хозяином давно ходил в рейсы на этом танкере и свято чтил судовой устав по соблюдению санитарных норм.  Черный спокойно спрыгнул на палубу в полутора метрах от взбешенного кота и просто уставился на него мигающими бусинами. Фауст не решался первым вступить в схватку. Птица вроде сама не нападает, ни на что не претендует. Некоторое время поглазели друг на друга и мирно разошлись в разные стороны...
    С той поры перед утренней приборкой палубы вахтенные матросы часто видели, как  Фауст и Черный на пару совершают променад... А за то, что ворон завел привычку залетать в ходовую рубку и садиться напротив компасной тумбы, чтобы наблюдать за  движущейся стрелкой судового компаса и при отклонении от курса издавать звуки,  матросы дали новое прозвище, настоящее морское — Компас. 

©    Сергей Смирнов