Александр КОСТЕРЕВ
г. Санкт-Петербург

ЯРОСЛАВСКИЙ ЛЕТОПИСЕЦ 
                     Собрание преданий

⁠                      (Окончание. Начало и продолдение в предыдущих номерах)

Предание одиннадцатое. Американский Богоявленский мост 
    Мода на американские мосты, как выяснилось в последствие в русской технической интерпретации, буквально поразила Россию в середине XIX века. Особенностью данной конструктивной системы мостостроения было наличие одного или нескольких пролётов, решенных в виде сборной фермы, опиравшейся на береговые или промежуточные опоры. Так как такая система называлась американской, то и за автомобильно-пешеходным мостом через реку Которосль на Московском проспекте в городе Ярославле, закрепилось название Американский. Самый старый в Ярославле деревянный мост соединил центр города с южной его частью
    Пионером подобного мостостроения в России был Джордж Вашингтон Уистлер (19 мая 1800, Форт-Уэйн, Индиана – 7 апреля 1849, Санкт-Петербург) — американский железнодорожный инженер. Уистлер приехал в Санкт-Петербург летом 1842 года и занялся строительством фортификационных сооружений, военно-морского арсенала и доков в Кронштадте; руководил эксплуатацией мостов через р. Нева; консультировал строительство моста через р. Северная Двина в Архангельске и стального моста через р. Нева, используя при строительстве дорог американские методы и американское дорожно-строительное оборудование. Кроме того, Уистлер привёз с собой в Россию чертежи моста новейшей по тем временам системы американского изобретателя Уильяма Гау, запатентованной в 1840 году. Эта конструкция была использована, в частности, при постройке деревянных Американских мостов через Обводный канал в Санкт-Петербурге. Суть проекта заключалась в том, что мостовой пролёт являлся деревянной фермой с раскосами, стянутой поперечными железными стержнями (использование двух материалов в несущих конструкциях было новшеством). Металлические элементы сделали мост значительно прочнее без существенного увеличения веса сооружения. 
    Система Гау была теоретически перепроверена и усовершенствована русским инженером Дмитрием Журавским. Журавский доказал, что чем ближе к опорам, тем больше нагрузка на вертикальные тяжи и раскосы, и предложил делать элементы фермы разной толщины в зависимости от их расположения. Эти предложения были поддержаны Уистлером и использованы во всех мостах в России. За труд «О мостах раскосной системы Гау», изданный в 1855 году, Дмитрий Журавский получил Демидовскую премию Академии наук. Его теорию высоко оценил великий русский математик Чебышев.
    Отметим, что острая потребность в строительстве моста через Которосль, связывающего Ярославль с дорогой на Москву, существовала еще с XVII века, когда город быстро развился как крупный торговый и ремесленный центр. В «Путеводителе по Ярославской губернии», изданном в 1859 году, читаем: 
    «Весенний разлив Волги и Которосли, затопляющий недель на шесть всё низовье по берегам этих рек на большом пространстве, всегда производил величайшие затруднения в переправе через этот залив, особенно во времена ледохода. Не говоря о временах отдаленных, даже в первой половине XVIII столетия переправа здесь производилась на лодках и паромах». Кстати это печальное обстоятельство нимало способствовало получению Спасо-Преображенским монастырем платы за организацию перевоза.    
    В начале XIX века во времена губернаторства Михаила Голицына был устроен наплавной мост через Которосль на барках. В 1821 году на средства купца Порфирия Оловянишникова был сооружён первый деревянный мост, получивший название Богоявленский (по названию ближайшей башни монастыря). Протяжённость моста составляла 480 саженей «через Которосль и на всем протяжении весеннего разлива ея». Но сооружение было узким, деревянные опоры моста часто рушились и его неоднократно приходилось перестраивать. Первая реконструкция произошла в 1831—1832 годах — мост на деревянных сваях, часто разрушаемых ледоходом, был заменён. На его месте была насыпана земляная дамба с тромбованным шоссейным полотном, длиной около 1200 метров и шириной 13 метров, обложенная крупным булыжником, а переправа осуществлялась по наплавному мосту. Для свободного протока воды весной в насыпи была предусмотрена арка «из крупного дикого камня» высотой 12 метров. Эта арку спроектировал и соорудил крепостной крестьянин Емельян Орлов. В 1853 году плавучий мост, оказавшийся неудобным в использовании и приводивший к задержке в перевозке грузов, был заменён деревянным, связывавшим дамбу и ярославский берег реки. Постройку его оплатили города Рыбинск и Ростов, заинтересованные в удобных транспортных связях с Ярославлем.
    Газета «Ярославские губернские ведомости», сообщая о столь важной городской новости, писала: «Постройка моста через Которосль, начатая соборным молебствием 15 августа 1851 года, совсем уже окончена. 26 февраля, в день рождения Его Императорского Высочества, Благоверного Государя Великого Князя Александра Александровича, после литургии с благодарственным молебствием, совершенной в Спасо-Преображенском монастыре соборне преосвященнейшим архиепископом Ярославским и Ростовским Евгением, предпринят был из монастыря крестный ход на реку и на середине нового моста в присутствии высших сановников города и при многочисленном стечении народа, покрывавшего берег и дамбу, совершён водосвятный молебен, в заключение которого, по окроплении моста святою водою, возглашено многолетие Государю Императору и Августейшему Дому. За два дня перед открытием моста произведено было испытание прочности постройки наносными тяжестями, опыт оказался вполне удовлетворительным. Будущею весною предстоит ещё проба, естественная, при вскрытии Волги и Которосли, но заслуженная известность мостов американской системы, по которой сооружен мост ярославский, ручается за стойкость его и в предстоящей борьбе с наводнением. Стоит поздравить Ярославль с этой обновой! По громадности работ и укреплений — это твердыня, по лёгкости и красоте стиля — премилая игрушка, по ценности сооружений — одно из лучших украшений города».
    Примечательно, что Министерство от октября 21 дня, 1851 года приняло Положение «О содержании мостов американской системы», в котором в качестве § 1 было помещено следующее наставление: «Прочность мостов американской системы, по сооружении их, зависит от постоянного и своевременного за ними надзора и содержания в исправности. В сих главных видах, издается настоящее положение к непременному руководству местного Инженерного Начальства».

    А уже в 1873 году на месте деревянного был построен крытый железный ферменный мост. В 1900 году по мосту была проложена трамвайная линия, соединившая Богоявленскую площадь с Московским вокзалом. Линия действовала до ноября 1975 года. В 1961—1962 годах железный мост был демонтирован, а рядом с ним построен современный железобетонный мост. В 2009—2010 годах в рамках подготовки к празднованию тысячелетия Ярославля была проведена реконструкция моста: заменены пролёты, дорожное полотно, ограждения, освещение. Возле южного съезда с моста построена автомобильная развязка, связывающая Московский проспект с новым (Косым) мостом через Которосль. 

Предание двенадцатое. Вечная слава героям 
    В Демидовском саду Ярославля, вблизи Советской площади возвышается монументальный Памятник «жертвам белогвардейского мятежа» воздвигнутый по проекту архитекторов К. А. Козловой и М. Ф. Егоренкова над могилой (по утверждению официальных источников) большевиков, убитых в дни Ярославского восстания 1918 года. 
    Гражданская война не пощадила многие храмовые сооружения Ярославля, которых к концу XIX века насчитывалось в городе около семидесяти (включая домовые церкви).    
  Значительные разрушения нанесены всему центру городу, в частности Успенскому собору, в ходе артиллерийского обстрела и авиаударов войсками Советской республики при подавлении белогвардейского восстания в июле 1918 года.
    Что может быть вреднее для стабильности государства, чем кровопролитная гражданская война, когда одна часть населения страны стремиться любыми средствами уничтожить другую, ведомая интересами продажных политиканов и в первую очередь внешних врагов, подогревающих конфликт и стремящихся получить от такой междуусобицы максимальные дивиденды?
  История ярославского восстания, как и большинства восстаний против большевиков в начале становления советской власти описана во многих источниках. Задача нашего повествования оценить катастрофические последствия варварского подавления ярославского восстания.
    6 июля 1918 года большевики начали бомбардировку центральной наиболее населенной исторической части города, занятой белыми, которую очевидец описывает так: «Красные разместились по дальним окраинам города и открыли огонь из тяжелых орудий. Канонада продолжалась и днем и ночью, лишь во время обеда красные на четверть часа давали усталому обывателю вздохнуть, переставая бить из пушек. Местная центральная водокачка оказалась разбитой, а посему никакой речи о спасении пожарной командой и быть не могло… сухие деревянные постройки были всецело отданы во власть огня, и дома горели сплошь, вдоль всей улицы. Бомбардировка усиливается. Город превращается в развалины. Редкий дом не поврежден. Кафедральный собор изуродован донельзя. Добрая половина города уже выгорела».

    На подавление выступления в Ярославле были направлены крупные военные силы во много раз превышавшие численность восставших, которая на основе проанализированных источников представляется обоснованной в пределах от 2000 до 6000 человек. 
    По разным источникам в подавлении восстания (о возможности переговоров большевиков с восставшими источники даже не упоминают) участвовали следующие части и войсковые соединения: 6-й Тукумский Латышский стрелковый полк под командованием Вациетиса И.И., 8-й Вольмарский Латышский стрелковый полк под командованием Поне Я.Р., 2-й минный китайский батальон под командованием Ли Цинхэ, 1-й Тверской полк Красной армии, Московский сводный полк, 1-й Костромской Советский полк, Ярославская рота Интернационалистов, Батальон 1-го Варшавского полка, 1-ый Ярославский Советский полк, соединения венгров и австрийцев, лево-эссеровская дружина «Красный Перекоп», ярославский коммунистический отряд «Красный Перекоп», Ростовский, Иваново-Вознесенский, Рыбинский, Шуйский, Кинешемский и Даниловский отряды.
    В подавлении восстания в Ярославле можно выделить три этапа: первый — 6 – 14 июля; второй — 15 – 19 июля; третий — 20 – 21 июля 1918 г. Первый этап характеризовался образованием центров, контролировавших подавление мятежа. На этом этапе действия красных войск часто носили несогласованный характер, ввиду нехватки опытных военных руководителей и отсутствия оперативной связи между частями. На втором этапе происходит объединение усилий различных советских частей по подавлению мятежа. Красные войска охватывают Ярославль плотным кольцом. Усиливается артиллерийский обстрел города. Третий этап — непосредственно ликвидация мятежа.
    Наряду с белым офицерством, которое являлось главной боевой силой повстанцев, в выступлении приняли участие представители торгово-промышленных кругов, духовенства, интеллигенции, учащейся молодежи, рабочих, крестьян. Представители предпринимательских кругов встретили мятеж с оживлением и оказывали активную поддержку восставшим (в том числе, организуя питание). Моральную поддержку восставшим оказало духовенство, представители которого также приняли участие в организации помощи раненым и погорельцам из мирного населения. 
    Кроме пехотных частей на подавление восстания красными было направлено до 10 батарей артиллерии и три бронепоезда, активно применялась бомбардировка города с аэропланов.
    Бои носили ожесточенный характер. Командующий Заволжским участком фронта белых полковник П. Злуницин вспоминал, что красные несколько раз ходили в показательные атаки: «В 3 часа дня около полуторы тысячи красных повели наступление на нас. Здесь были и китайцы, и матросы. Шли они без рубах, полуобнаженные, через их грудь были надеты красные ленты. Шли и пели Интернационал. Но подобные методы не смущали опытных офицеров и раз за разом эти атаки заканчивались ничем. Наша артиллерия пристрелялась по большевистской цепи, и они терпели большой урон. Не выдержав огня, красные стали отходить, мы же преследовали их и заняли свои окопчики. Бой длился 8 часов... Потерь у нас было много... До вечера мы убирали трупы и сносили их в реку». 
    11 июля 1918 года. Шестой день восстания.
    «Дождь, начавшийся накануне, не прекращаясь идет и сегодня. В 8 часов утра батареи красных начинают сильный артобстрел центральной части города. После массированной артподготовки пехота пытается пойти в атаку. Однако оборона встречает красных организованным огнем. Во время артобстрела красными был разрушен городской водовод. Городская управа выпускает обращение к горожанам: «Мстя за изгнание из города, большевики в жестоком безумии разрушения города не пощадили и городского водопровода, в котором снарядами разбили котел. Для подачи воды в сеть водопровода Городским Самоуправлением приняты самые энергичные меры, которые в ближайшие дни должны привести к возобновлению водоснабжения. Временно вода будет подаваться насосами в чаны у Некрасовского бульвара, против дома Огнянова, в фонтане на Казанском бульваре (в саду) и во Власьевском сквере — откуда население и может брать воду. 11 июля н. с. 1918 года. г. Ярославль».
    Руководитель восстания полковник Перхуров публикует обращение к командирам Красной армии, в нем в частности говорится, что за каждый случай пожара будут расстреляны 10 пленных коммунистов. Как говорил впоследствии сам Перхуров это была лишь угроза, которую в действие никто не приводил, однако в суде это заявление будет преподнесено как одно из зверств восставших. 
    Вечером 11 июля Геккер, назначенный Командующим Ярославским районом приказом Троцкого за номером 02004, отправляет в Москву первую оперативную сводку:
    «Наступлением 11 июля разведки заняли станцию Филино, дошли до левого берега Волги, заняв территорию от железнодорожного моста до ст. Тверицы. Белогвардейцы, собрав силы, начали наступление и рисковали быть отрезаны от Вологды. Сильный дождь мешал оперативным действиям. Люди промокли и лежали [в] грязи, боеспособность, [за] исключением латышских стрелков, потерялась. Показаниями перебежчиков установлено, [что] штаб противника расположен [во] Всполье, председатель штаба Дмитровский. Командующий Ярославским Северным районом, Окркомвоен Беломорского [округа] ГЕККЕР». 
    Карл Гоппер в своей книге «Четыре катастрофы» так описывал ситуацию в Ярославле на 12 июля: «Кварталы поблизости водопровода были сплошь сожжены артиллерийским огнем. Все лучшие дома в городе начиная с Демидовского лицея и фабричные дома были также разрушены либо сожжены артиллерией красных. Несмотря на сильное разрушение кругом, защитники города чувствовали себя уверенно. На каждом из наших четырех боевых участков было в среднем около 6 пулеметов. В винтовках недостатка не было, но начинал ощущаться недостаток в патронах... оставшиеся же к этому времени ружейные патроны оставлялись исключительно для пулеметов. Общим резервом для всех участков служил единственный броневой автомобиль, который всегда появлялся там, где положение стало критическим и своими действиями всегда восстанавливал положение».
    В виду ухудшения ситуации в Ярославль прибывает один из самых молодых командиров Красной Армии, Константин Нейман, который берет в руки общее руководство всеми фронтами и так описывает ситуацию в городе: «Войска, базирующиеся против белогвардейцев, переутомлены, поэтому впредь до получения подкреплений броневых автомобилей, аэропланов предпринять ничего не могут. Прежним командованием до моего прибытия фронт был устроен неправильно, части не имели связи между собою, резервов совершенно не было».
    В один из самых «спокойных» дней двухнедельной эпопеи Штаб красных из Всполья посылает оперативную сводку в Москву: «Положение благоприятное...Замыкаем <противника> в мешок. Есть надежда дня через полтора или сутки совершенно уничтожить мятеж. Противника человек шестьсот... наши соединились в кольцо почти, <противнику> из него не уйти», ЩЕТКИН Заведующий оперативным Отделом военного комиссара Гузарского.
    Видя то, что красные отряды тем не менее не могут решить поставленных задач Гузарский телеграфирует в Москву: «Блестяще начатое наступление привело к весьма скромным результатам, так как сказались скудность технического материала и малая выдержка пехоты, которая много забрала, но неспособна укреплять занятое... Мне нужно пятьсот человек стойкой пехоты. Десять вагонов снарядов, среди них химические и зажигательные». Впервые красные говорят о возможности использовать химическое оружие по городским кварталам. 
    17 июля. Рано утром этого дня в воздух вновь поднялся самолет с красными звездами на фюзеляже. Морской летчик Илья Сатунин получил приказ Гузарского «...сбросить бомбы над прилегающим к Волге кварталом, в частности, над губернаторским домом, что возле Ильинского собора, а также на собор. Полёт закончите не позже 8 часов утра, время, когда наши части должны перейти в наступление. Если возможно, совершите 2 или 3 полёта». Самолет «Фарман-30» дважды принимал на свой борт по 6 пудов (100 килограммов) динамитных бомб и летчик исполнил приказ командования. После второго полета пилот сообщил, что «большая часть бомб попала в район расположения штаба противника (около бывшего губернаторского дома)».  Летчики заметили сильные повреждения зданий и возникшие пожары. 
    Помощник командира Южного фронта Нейман в сводке сообщает «Ввиду упорства противника решено было усилить бомбардировку, применяя для этой цели наиболее разрушительной силы бомбы...кольцо наших войск вокруг Ярославля тесно сомкнулось. Такова была первая боевая задача, успешное выполнение которой уже позволяло перейти к наступательным действиям, каковые нами и были вслед за тем предприняты».
    21 июля В 12.20 Гузарский посылает Троцкому лаконичную телеграмму: «Ярославль взят, белогвардейцы арестовываются».
    В этот же день Гузарский получает приказ от начальника оперативного отдела наркомата по военным делам Сергея Чикколини: «Не присылайте пленных в Москву, так как это загромождает путь, расстреливайте всех на месте, не разбираясь, кто он: в плен берите только для того, чтобы узнать об их силах и организациях».
    В 1922 году на Генуэзской конференции делегация Советской России представила документ-претензию к зарубежным государствам, подстрекателям ярославского восстания. В разделе «Разрушение Ярославля» отмечено: «Из общего числа жилых строений 7618 сгорело 2147 строений, остальные жилые строения почти все имеют большие или меньшие повреждения от пуль и снарядов и требуют ремонта... Из 75 фабрик и заводов ... сгорело 20 фабрик и заводов... Из чистого, уютного, красивейшего города Ярославль превратился в грязный, наполовину уничтоженный город с громадными площадями-кладбищами, покрытыми развалинами и остатками пожарищ».
    Сохранившиеся документы свидетельствуют о стремлении красных любой ценой подавить мятеж. При этом в воспоминаниях участников ликвидации мятежа есть упоминания о случаях, когда рядовые красноармейцы отказывались открывать огонь, опасаясь, что могут пострадать мирные жители, карательные меры, использованные для подавления мятежа, как правило вызывали негативное отношение населения.
    Ликвидация восстания сопровождалась репрессиями не только в отношении повстанцев, но и в отношении мирных граждан. Наряду с участниками восстания расправе подвергались лица, лишь заподозренные в участии в мятеже. 
    Открытие 21 июля 1958 года памятника «жертвам белогвардейского мятежа», гордо возвышающегося в Демидовском саду, приурочено к 40-летию описанных событий 1918 года.  
  Государственный эксперт, кандидат искусствоведения М. В. Стовичек, проводившая историко-культурную экспертизу памятника, предполагает, что в Демидовском сквере также проводились захоронения погибших при артобстреле жителей на основании «Отношения о создании братской могилы», направленного 13 июля санитарной частью Северной Добровольческой армии в Городскую Управу: «Санитарный Отдел… просит Городскую Управу образовать собственными средствами братскую могилу при одной из сгоревших церквей в Кремле и других местах для погребения трупов… Трупы находятся в саду при бывшем «доме Народа» (бывший Губернаторский дом на Волжской набережной, ныне — Ярославский художественный музей) и кроме того могут быть подняты в различных частях города, при церквах». По её мнению, несмотря на то, что в документах отсутствуют прямые указания на организацию захоронений в Демидовском сквере, косвенные данные указывают, что в сквере были похоронены горожане, погибшие в результате артобстрелов. 
    А вот документальные свидетельства похорон в Демидовском сквере «борцов за Советскую власть» сохранились. Автор книги «Расстрелянный Ярославль» Е. А. Соловьёв цитирует репортажи газеты «Известия Ярославского ВРК», в которых описываются церемонии похорон «жертв мятежа», которые состоялись на Советской площади 27 июля. Возле ограды Ильинской церкви были выставлены гробы с телами Нахимсона, Закгейма, Шмидта, Суворова и Кожина. Трое первых были найдены бойцами отряда санитарной комиссии, на которую была возложена задача собирать тела убитых и вскрывать временные захоронения в «зелёных зонах». 18-летний ткач Ярославской Большой мануфактуры Иван Васильевич Кожин был смертельно ранен в перестрелке с восставшими. Его похоронили на Донском кладбище, но после подавления восстания могилу вскрыли, чтобы перезахоронить Кожина в центре Ярославля. Сергей Александрович Суворов, в отличие от Кожина, был убит не белыми, а красными бойцами. Он согласился быть парламентёром, чтобы передать красному командованию воззвание Перхурова с требованием прекратить артобстрел города. Суворов шёл к позициям красноармейцев с белым флагом, но на подходе был убит винтовочным залпом. После многолюдного митинга тела Закгейма, Шмидта, Суворова и Кожина были похоронены в Демидовском сквере. Гроб с телом Нахимсона был отправлен в Петроград и захоронен на Марсовом поле. Таким образом, всего в Демидовском сквере по заключениям исследователей могли быть похоронены шесть жертв мятежа.
    Первый памятник в сквере появился в первую годовщину мятежа в 1919 году. Обстоятельства его установки изложены в записке архитектора И. А. Брылёва от 22.06.1949 г.: «В 1919 году в Ярославле был объявлен местный конкурс на лучший проект памятника жертвам белогвардейского мятежа в Ярославле… Из восьми представленных на конкурс проектов первая премия была присуждена известному архитектору Константиновичу (под девизом «их было семеро»). Первоначально предполагалось соорудить памятник из камня — гранита, однако из-за недостатка средств решено было построить временный деревянный памятник, что и было сделано в том же 1919 году».
    Памятник представлял собой пустотелое сооружение в виде ротонды, увенчанной сужающимся кверху семигранным шпилем со звездой, с семью сильно выступающими каннелированными пилястрами, под упрощёнными капителями которых были размещены таблички с фамилиями погибших большевиков. На сохранившихся фотографиях этого памятника читаются четыре фамилии: Зелинченко, Шмидта, Нахимсона и Суворова.
    Первоначально пятиконечная звезда на вершине обелиска была установлена одним лучом вниз. Некоторые считают этот символ (перевёрнутую пентаграмму) не ошибкой, в «знаком козла» — символом сатаны, и полагают, что он был установлен на памятнике «погибшим борцам за советскую власть» с намеренным вызовом: памятник располагается в окружении нескольких церквей и как бы противостоит православным крестам. В начале 1930-х в ходе ремонта памятника звезду перевернули лучом вверх, а в начале 1950-х годов было принято решение о замене обветшавшего деревянного памятника на гранитный. Проект нового памятника был разработан в 1956 году, строительство начато в сентябре 1957 года, а открытие состоялось в июле 1958 года. В начале прямоугольной клумбы, расположенной перед памятником, была установлена мраморная плита с текстом: «В июле 1918 года при подавлении контрреволюционного белогвардейского мятежа в Ярославле смертью храбрых пали верные сыны трудового народа и коммунистической партии. В числе погибших товарищи: Нахимсон, Закгейм, Зелинченко, Лютов, Шмидт, Кожин, Симановский, Куконков и другие. Вечная слава героям, павшим в борьбе за счастье народа». Плита подчёркивала символический характер памятника, поскольку названные на ней Нахимсон, Симановский и Куконков в сквере захоронены не были, а фамилия Суворова, с новой плиты исчезла. Возможно, это было связано с тем, что фактически он не был «борцом за советскую власть» и убит был как раз «борцами». Строго говоря, Нахимсон, Закгейм, Шмидт и Лютов не были участниками «подавления мятежа», а погибли в самом его начале, не сделав ни одного выстрела. Все они были такими же его жертвами, как Суворов или погибшие при артобстрелах мирные жители.
    Новый памятник представляет собой четырёхгранный обелиск, увенчанный звездой в лавровом венке, из чёрного лабрадорита с бронзовыми и лепными деталями на широком основании, на сторонах которого располагались ниши, заполненные овальными венками со знамёнами и текстом, выполненным бронзовыми буквами: на северной и южной сторонах — «БОРЦАМ ЗА СОВЕТСКУЮ ВЛАСТЬ, ПАВШИМ ВО ВРЕМЯ ПОДАВЛЕНИЯ БЕЛОГВАРДЕЙСКОГО МЯТЕЖА В ИЮЛЕ 1918 ГОДА», на восточной и западной сторонах — «ПАМЯТНИК СООРУЖЕН В 1958 ГОДУ» и главная надпись, применимая ко всем павшим в годы лихолетья как за чужие, так и внутренне осмысленные и выстраданные идеалы:    
«ВЕЧНАЯ СЛАВА ГЕРОЯМ, ПАВШИМ В БОРЬБЕ ЗА СЧАСТЬЕ НАРОДА». 
    Но безусловно самым достойным и величественным памятником всем жителям города является сам город Ярославль — праздничный и уставший после напряженного трудового дня, залитый ярким солнцем и умытый дождем, православный и многоконфессиональный, город неповторимой духовности и божественного умиления перед великой русской историей и культурой. 

Предание тринадцатое. Некрасов. Страсти по Селине 
    За те почти сто пятьдесят лет, которые отделяют литературу сегодняшнюю от Некрасова, мы успели почти окончательно отвыкнуть от этого имени. Даже прошедший в 2021 году 200 летний юбилей со дня рождения поэта вызвал только малую толику возможного публичного и писательского интереса, возрожденного к жизни, преимущественно «толстыми» журналами, гордо несущими звание «консервативных». Формальные почести, которые воздаются обыкновенно классикам такого уровня в литературной среде, за ним безусловно остались, но вокруг его некогда шумного имени установилась нынче тишина, близкая к равнодушию. 
    К. И. Чуковский в своих критических рассказах «Поэт и палач», так отозвался о личности Некрасова: «У нас в литературе завелась целая секта опреснителей и упростителей Некрасова. Каждый из них только и делает, что подмалевывает, затушевывает, приглаживает, прихорашивает, ретуширует подлинный облик Некрасова, — но мы из уважения к его подлинно-человеческой личности должны смыть с него эту бездарную ретушь, и тогда пред нами возникнет близкое, понятное, дисгармонически-прекрасное лицо — человека».
    Отношения Некрасова с поэтами современниками были преимущественно деловыми, всегда прохладными, а во многих случаях даже открыто или тайно враждебными. После внимательного прочтения писем поэта, создается устойчивое ощущение внутреннего одиночества поэта. Объяснение такому одиночеству вряд ли заключается только в личностных особенностях характера поэта, который как утверждали многие современники, был в достаточной мере неприятным. 
    Негромкая Муза Некрасова не тяготилась одиночеством без привлекательного налета гордыни и тщеславия, без слезливых жалоб на то, что она не понята, недостаточно оценена, не признана. Цены себе она не набивала, удовлетворяясь сознанием, что в кругу униженных и оскорбленных, «среди людей со злой волей, которым дана власть оскорблять и унижать других, и наконец среди рабов она призвана быть Утешителем и Немезидой». Покои ее были всегда настежь открыты каждому страннику, тайн при ее дворе не существовало, а назначенный неизвестно кем и по какому поводу строгий дворецкий не должен был блюсти чопорного церемониала и неукоснительно следить за порядком. В ее храмине толпился самый разнообразный народ, почти исключительно небогатый и невзрачный, однако привечаемый тем с большим вниманием, чем меньше внимания ему оказывали в других публичных местах. 
    В силу этого Некрасов по собственной инициативе проникся ролью диктатора-демократа там, где привыкли к аристократической литературной олигархии, спевшейся и спокойно правившей по консервативному кодексу законов изящного времени при более или менее ровном распределении таланта среди участников литературного клуба.
  Все традиции старины были Некрасовым попраны, заменены вновь сформированным уложением без допущения каких-бы то ни было компромиссов. Даровитых сотрудников в своем издательском деле «диктатор» не имел, учениками талантливыми не обзавелся; оставались поэты сверстники, для которых всё в нем было антипатично, начиная с его демократической программы и кончая языком его народных манифестов. 
    Дружба с Некрасовым была возможна только лишь при условии записи в его партию, а на такую деградацию личности, конечно, не мог пойти ни один из титулованных литераторов старого режима. 
    И борьба была предопределена и неизбежна, но вел ее не Некрасов: он ни на кого не нападал, так как успех ему был обеспечен с первых же выступлений и за всю его жизнь никаким колебаниям не подвергался. Литературная власть Некрасовым власть была не унаследована, а захвачена. В кругу литераторов нашлось немало лиц, которые Некрасову отказывали ему в почестях, следуемых по установившейся табели о рангах, так как считали его не рукоположенным, а Бог весть откуда взявшимся выскочкой. Отказ этот был следствием многих «нехудожественных» строф и целых стихотворений. Поймать Некрасова при желании на нехудожественном стихе — нетрудно, как не трудно найти у него стихи высочайшей художественной пробы: следует признать отсутствие у Некрасова тонкого богемного вкуса, а кроме того, он был журналистом и редактором, официальным главой известной общественной партии. 

    В августе 1913 года в фамильном имении Карабиха скончался последний, младший брат поэта Н. А. Некрасова, Федор Алексеевич, который сумел сберечь неизвестное дотоле наследство поэта —  значительное количество рукописей, писем и документов. Письма эти носят сугубо личностный и хаотичный характер, что объясняется как случайностью подборки, так и кратковременностью сроков пребывания Некрасова в Карабихе. 
    Большая часть архива Некрасова по понятным причинам осталась в Петербурге и перешла в другие руки. Карабихский архив уцелел благодаря счастливому стечению обстоятельств: в подполье дома среди мусора и пыли, где он благополучно пролежал почти четверть века. По воспоминаниям Федора Алексеевича, еще при жизни поэта, опасаясь обыска в связи с закрытием его журнала «Современник» в конце шестидесятых Некрасов стал несколько осторожнее, поскольку опасался закрытия нового детища — «Отечественных записок». В то время не мог прямо восхвалять революционеров, которых преследовало правительство, и поэтому искал обходные пути, чтобы донести свои мысли.
   Некрасов связал все рукописи и письма, хранившиеся в имении и сумел закинуть их через слуховое окошко в нежилое подполье дома. Там и лежали они много лет, пока сыновья Федора Алексеевича не вздумали поискать их. Это была весьма нелегкая задача: окошки подполья узки и малы; зато наградой кладоискателям стала довольно увесистая пачка документов, содержащая черновые тетради поэта, письма, рукописи, 2 – 3 запрещенные по тому времени книги и коллекцию фотографических карточек декабристов. 
       Часть рукописей Некрасова была опубликована в Ярославле в 1915 году.
    Определенный естественный дисбаланс в харизматический образ Некрасова издателя и литератора-демократа вносят известные подробности его личной жизни.  
    16 апреля 1861 года Некрасов пишет отцу: «Брат говорил мне, что Вы готовы предоставить имение в наше распоряжение. В том-то и дело, что я избегаю всяких распоряжений. Вы знаете, что здесь жизнь моя идет не без тревоги; в деревне я ищу полной свободы и совершенной беспечности, при удобствах, устроенных по моему личному вкусу, хотя бы и с большими тратами. При этих условиях я располагаю из 12-ти месяцев от 6 до 7 — жить в деревне — и частью заниматься. Вот почему я ищу непременно усадьбу без крестьян, без процессов и, если можно, без всяких хлопот, то есть, если можно — готовую. На это я могу истратить от 15 до 20 тысяч серебром (можно и больше — если будет за что платить) и прошу вас разузнавать в наших местах, а к 1-му мая мы будем в Ярославле, если не купим чего-нибудь подобного между Москвой и Петербургом. Будьте здоровы. Душевно любящий вас сын. Н. Некрасов». К концу 1861 года Некрасов все-таки находит и покупает подходящее имение: «Я купил Карабиху, купчую нельзя сделать ранее мая, теперь же имеется контракт, с которого копию вручит вам Николай. Заплатил я дорого, но не жалею, потому что покупаю не для дохода, а для собственного проживания летом. Любезный Батюшка! Николая посылаем чтобы присмотрел за усадьбой и за лесом, для сторожения которого до нашего приезда пусть наймет хорошего сторожа не жалея денег, на днях пришлем опись по которой будем просить вас принять вещи находящееся в доме. Теперь еще опись нужна здесь чтобы выторговать кое-что, вообще постарайтесь Николаю оказать всякое содействие, но вообще воспретите ему поступать грубо и круто, потому что мы с Толстым хорошо знакомы и надеемся мягким образом больше выиграть. Прощайте будьте здоровы. Остаюсь преданный вам Н. Некрасов. 7 декабря. 1861 г. СПб».
    В мае 1864 года Некрасов отправился в заграничную поездку, которая продолжалась около трёх месяцев. Жил он преимущественно в Париже вместе со своими спутницами — родной сестрой Анной Алексеевной и француженкой Селиной Лефрен (фр. Lefresne) — актрисой французской труппы, выступавшей в Михайловском театре в Петербурге, с которой он познакомился ещё в 1863 году. Как многие актрисы, а тем более и француженки, Селина отличалась живым нравом и лёгким характером. 
    В апреле 1866 он напишет брату в имение о планах провести лето в Селиной в Карабихе: «Любезнейший брат Федор Алексеевич, в начале мая, по обыкновению, думаю тронуться в Карабиху. Поэтому прошу тебя прикажи приготовить дом к моему приезду. Разумеется, парк и сад тоже прикажи вычистить; к сожалению, я потерял список цветочных семян, которые требовал садовник; если еще не поздно, то можешь выписать семян из Москвы, написав к Ивану Ильичу Маслову в удельной конторе, попроси его от меня, он купит и пришлет. Впрочем, Селина настаивает всего более на резеде, вели садовнику, чтоб ее было больше. Плотину через Которосль тоже прикажи сделать».
    Бурный роман продолжался до 1867 года, когда весной Селина, как и в прошлом году, отправилась за границу вместе с Некрасовым и его сестрой Анной, однако в Россию больше не вернулась. Разлука не прервала окончательно их отношений — в 1869 году писатель и актриса встретились в Париже и весь август провели у моря в Дьеппе.
    Весной 1870 года Некрасов пишет брату интригующее письмо: «Любезнейший брат Федор, я думаю приехать через неделю в Карабиху. Пожалуйста распорядись, чтобы мое помещение было в порядке, ибо приеду не один. Очень нужны повар и прачка. Я думаю пробыть в деревне до 15 – 20 июля, а потом уеду за границу купаться в море, что мне было очень полезно прошлый год. Мне бы нужен на эти полтора месяца ройяль. Нельзя ли, во избежание хлопот, взять порядочный в Ярославле напрокат. И не прикажешь ли сделать рамы в мой шкаф? Твой Н. Некрасов. 21 мая 1870. СПб».
      Однако долгожданный приезд Селины в Карабиху не состоялся. 
 Сегодня некрасовская усадьба «Карабиха» является ведущим научно-исследовательским центром не только по сохранению и приумножению некрасовского наследия, но и русской усадебной культуры XIX века. 
  Полностью усадебный комплекс был достроен в 1804 году Михаилом Николаевичем Голицыным — ярославским губернатором с 10 июня 1801 по 12 января 1817 года, который был женат третьим браком на Наталье Ивановне Толстой (1774—1841), которой перешло имение после смерти Голицына.  
    Земля под усадьбу досталась Голицыным в качестве приданого Анастасии Толочановой, на которой в первой половине XVIII века женился дед будущего губернатора: «Двор вотчинный, в нем конюхи 2, лесник с детьми 3 человека, двор скотный и скотники 2 человека. В деревне Карабитове крестьянских жилых дворов 13. Крестьян 42 человека» — указано в «Переписной книге Закоторожского стана» от 1709 года.
    По своей планировке Карабиха была типичной провинциальной усадьбой своего времени: господский дом, имеющий два этажа с антресолями, а по его южному и северному фасадам располагались просторные балконы. К южному балкону с обеих сторон до уровня второго этажа от земли поднимались каменные пандусы, по которым экипажи поднимались к парадным дверям гостиной. Два флигеля в те времена соединялись с домом двухъярусными галереями.
    Сохранились некоторые любопытные моменты из истории усадьбы. Так, в 1809 году ярославский губернатор принимал здесь военнопленных шведов, причем оказал им прием «ласковый и вежливый». В военном сборнике 1906 года опубликованы страницы из дневника шведского прапорщика фон Брейтхольтца, оказавшегося в русском плену:
     «20 июля я и семь моих товарищей были приглашены губернатором ехать в его имение Карабик, в 15 верстах от города. Это была наша первая поездка в деревню после прибытия в Ярославль. Это хорошо обстроенная местность, с прекрасным садом и прелестными окрестностями, доставила нам истинное наслаждение... Вечером танцевали. Нас, шведов, оставили здесь до другого дня, когда после обеда роздано было угощение подчиненным или крепостным имения… После ужина мы отправились в город в крытой пролетке, запряженной шестью лошадьми».
    В 1919 году усадьба была национализирована и передана совхозу «Бурлаки», в ней размещался и санаторий для туберкулезных больных им. поэта Некрасова (1919 – нач. 1930-х). В 1930 – 1947 годах в усадьбе располагался детский дом им. Е. С. Коковина. После окончания войны в 1946 и к 125-летию со дня рождения поэта Постановлением Совета Министров СССР № 2610 от 5.12.1946 Ярославскому облисполкому поручено «реставрировать усадьбу в Карабихе и организовать в ней мемориальный музей». 
    В 1959 году Музей-усадьба Н.А. Некрасова «Карабиха» приобрел статус филиала Государственного Ярославо-Ростовского историко-архитектурного и художественного музея-заповедника. 
    В 1987 году музей получил самостоятельность и название «Государственный литературно-мемориальный музей-заповедник Н. А. Некрасова «Карабиха», а в 2011 году — статус государственного автономного учреждения культуры Ярославской области.
    Карабиха и сегодня готова приоткрыть завесу над некрасовскими тайнами XIX века искренне любопытствующему туристу.   

Предание четырнадцатое. Ярославская Троица
    «Троица» — единственное в России скульптурное изображение Святой Троицы — расположена в центре Ярославля, недалеко от Стрелки и нового Успенского собора. Авторов композиции, и это символично, тоже трое художник — Н. Мухин, скульптор И. Б. Трейвус, архитектор — А. Бобович. 
    Открытие памятника состоялось после одобрения Патриарха Алексия II, и затем архиепископ Михей освятил скульптуру. Установка скульптурной композиции «Троица» на месте алтаря взорванного в 1937 году Успенского собора приурочено к празднованию тысячелетия распространения христианства на Руси. После начала работ по восстановлению собора скульптура в 2004 году перенесена ближе к набережной. 

  Первоначально композиция вызвала неприятие части ярославской общественности из-за нетипичных форм ангелов и смелой попытки авторов предать каноническому «плоскому» изображению иконы, решенному с использованием приема «обратной» перспективы, объемные скульптурные формы.
    Замечено, что на многих древних иконах мир выглядит как бы «наоборот» — предметы на дальнем плане в ряде случаев кажутся больше, чем фигуры на переднем, ближнем. Иконописцы сознательно использовали «обратную» перспективу, поскольку уделяли особое внимание символам и акцентировали в образах то, что казалось им наиболее важным, отказываясь от линейной перспективы.  Именно поэтому на изображениях средневековых художников дома, например, часто имеют три развернутых к зрителю стены, а плоскости столов повернуты так, чтобы показать расположенные на них главные предметы. 
    Памятник Святой Троице в Ярославле представляет собой скульптурную композицию из трех скульптур ангелов, сидящих за воображаемой трапезой (столом), отсутствующим в объеме (как изображено на иконе), но выполненным в плоском основании, в центре которого покоится чаша с жертвенным тельцом. Фигуры ангелов выполнены просто, без особой деталировки, с крупными вытянутыми телами и небольшими головами, что придает фигурам определенную легкость, даже возвышенность. Скульптурная композиция установлена на низкий круглый гранитный постамент большого диаметра, охватывающий и замыкающий в единое целое всю композицию. По контуру постамента бронзовыми древнерусскими буквами нанесены письмена из библии. 
     Памятник является единственным памятником Святой Троице в России.
    Непосредственно термин «Троица» в привычном нам понимании отсутствует в канонических текстах книг Ветхого и Нового Заветов. Учение Церкви о Троице появляется в более поздних трудах святых Отцов и Учителей Церкви. Впервые в христианском богословии термин «Троица» употребил во II веке святой Феофил Антиохийский, но совсем в другом значении, в сочинении «Против Автолика»: «Три дня, которые были прежде создания светил, суть образы Троицы, Бога и Его Слова и Его Премудрости». К середине IV века, после отвержения ряда ересей и благодаря трудам отцов Василия Великого, Григория Богослова и Григория Нисского, Церковью была выработана единая тринитарная терминология. Учение о Триедином Боге стало содержать три положения: 
        1) Троичность Бога состоит в том, что в Боге Три Лица (Ипостаси): Отец, Сын, Святой Дух. 
    2) Каждое Лицо Троицы есть Бог, но Они — не три Бога, а суть единое Божественное существо. 
        3) Все три Лица отличаются личными, или ипостасными свойствами. 
Пресвятую Троицу Церковь исповедует единосущной и нераздельной. Православное вероучение утверждает монархию (единоначалие) Бога Отца, то есть Бог Отец является источником Бога Сына и Святого Духа. При этом она не означает подчинение Богу Отцу Бога Сына и Святого Духа, так как Сын и Святой Дух являются самостоятельными Личностями и обладают всем, что присуще по природе Отцу, кроме свойства Его нерождённости (не происхождение ни от какого другого начала). В истории Русской православной церкви известно только одно явление Троицы — в 1508 году Александру Свирскому. 
    По сему Православная церковь допускает только символическое изображение невидимой и непостижимой Троицы. Общепризнанной в православии русской традиции иконой Троицы служит образ Троицы Ветхозаветной («Гостеприимство Авраама») иконописца Андрея Рублёва. В основу композиции иконы положен ветхозаветный сюжет, изложенный в XVIII главе Бытия.
    Икона Святой Троицы, написанная Андреем Рублёвым в первой трети XV века — самое знаменитое из его произведений и одна из двух (вместе с фресками Владимирского Успенского собора) сохранившихся работ, которые, как считают учёные, с большой долей вероятности, принадлежат ему, хотя документальных свидетельств об авторстве и истории создания «Троицы» не сохранилось. Исследования иконы — научное, технико-технологическое, искусствоведческое и богословское — продолжаются и в настоящее время.
    Сюжет иконы — три ангела, сидящие за престолом, на котором стоит чаша с головой тельца, приносимого в жертву. На дальнем фоне иконы представлены дом (палаты Авраама), дерево (дуб Мамврийский) и гора (гора Мориа). Фигуры ангелов расположены так, что линии их фигур, округлостей рук, вытянутых ступней, образуют замкнутый круг. Они сидят, склонив головы, а композиционным и смысловым центром здесь выступает чаша. Она трактуется как символ евхаристии, а ветхозаветный телец — предтеча агнца из Нового завета. Руки среднего и левого ангелов направлены к чаше с благословляющим жестом. 
    В иконе отсутствует динамика — фигуры словно застыли в неподвижном созерцании, а их взгляды устремлены в вечность. Ангел в центре — в красно-коричневом хитоне и гиматии синего цвета, гиматии левого и правого ангелов — светло-синий и зелёный соответственно. Стремясь раскрыть догматическое учение о Святой Троице, Рублёв отказался от традиционных менее значимых повествовательных деталей, которые обычно включались ранее в изображения «Гостеприимства Авраама»: на иконе отсутствуют фигуры второстепенных персонажей — Авраама и его жены Сарры, сцены заклания тельца. Атрибуты трапезы лаконичны и сведены к минимуму, ангелы представлены не вкушающими, а беседующими. Жесты ангелов, плавные и сдержанные, предполагают возвышенный характер их беседы. В иконе всё внимание сосредоточено на безмолвном общении троих ангелов.
    «Формой, наиболее наглядно выражающей представление о единосущии трёх ипостасей Святой Троицы, в иконе Рублёва становится круг — именно он положен в основу композиции. При этом ангелы не вписаны в круг — они сами образуют его, так что взгляд зрителя не может остановиться ни на одной из трёх фигур и пребывает, скорее, внутри того пространства, которое они собой ограничивают. Смысловым центром композиции является чаша с головой тельца — прообраз крестной жертвы и напоминание об Евхаристии (силуэт, напоминающий чашу, образуют также фигуры левого и правого ангелов). Вокруг чаши, стоящей на столе, разворачивается безмолвный диалог жестов». 
  Впервые об иконе «Троица» письма Андрея Рублёва упоминается в постановление Стоглавого собора (1551 год), которое касалось иконографии Троицы и канонически необходимых деталей изображения (крестов, нимбов и надписей). 
    Известно, что Стоглавый собор был созван по инициативе царя Иоанна Васильевича Грозного, роль которого не ограничилась торжественным открытием его и произнесением четырех речей. Иван Грозный сформулировал для обсуждения собором целую программу действий, выраженную в так называемых 69 царских вопросах, на которые собор должен был дать исчерпывающие ответы. Среди первой группы важнейших вопросов отметим вопрос под номером три: «о писании икон по божественным правилам, об иконописцах и требуемых от них качествах». Во второй группе вопросов под номером первым «об изображении на иконах Святой Троицы». 
    По вопросу как следует писать образ Святой Троицы собор постановил, что живописцы должны и в этом случае подражать греческим образцам, Андрею Рублеву и прочим знаменитым живописцам, а от своего замышления ничего не изменять: «Писати иконописцем иконы с древних переводов, како греческие иконописцы пишут или писали, и как писал Ондрей Рублев и прочие пресловущие иконописцы, и подписывати святая троица, а от своего замышления ничтоже претворити».
    Надпись на иконах Святой Троицы делать только такую: Святая Троица, а не делать двух надписей: Иисус Христос и Святая Троица. Наконец, на вопрос о том, можно ли на иконах изображать не только живых людей, но и умерших, и притом не святых, собор отвечал, что можно. 
    Иконописное дело было поставлено Стоглавым собором под высший надзор самих епархиальных архиереев. Иконописцы должны были удовлетворять следующим условиям: «подобает быть живописцу смирену, кротку, благоговейну, непразднословцу, не смехотворцу , не сверливу, независтливу, непьяницы, неграбежнику, неубийцы». Они должны хранить чистоту душевную и телесную; кто не может сохранить целомудрия, тот должен вступить в законный брак. Духовные отцы их должны следить за их  поведением. Живописцам  вменяется в  обязанность писать иконы с превеликим тщанием  «по образу и по подобию и по существу, смотря на образ древних живописцев и знаменовать с добрых образцов ... а от самосмышления своими догадками Божества не описывать». 
    До конца 1904 года икона «Троица» в Троице-Сергиевой лавре была скрыта от глаз любопытствующих тяжёлой золотой ризой, оставлявшей открытыми только лики и руки ангелов. В 1929 году Сергей Соловьёв написал стихотворение «Троица Рублёва».
     Новейшее время определило характер длительных и опасных для сохранности скитаний святой иконы между Третьяковской галереей и Троице-Сергиевой лаврой, между РПЦ и государством. 
    По информации в открытом доступе 12 июля 2023 года патриарх Кирилл и министр культуры России Ольга Любимова подписали компромиссный договор между Третьяковской галереей и Троице-Сергиевой лаврой о передаче в безвозмездное пользование Троице-Сергиевой лавре иконы Святой Троицы. Однако после передачи РПЦ в безвозмездное пользование икона останется в музейном фонде РФ.

Наследники мудрости Ярославовой   
    XVI век — крупный поворотный пункт исторического развития России. По об стороны этого века, как разделительной линии, лежат две совершенно различные России: удельная раздробленная Русь и Русь московская.
    Удельная Русь — хаотичный конгломерат больших и малых удельных княжеств, рассыпанных по чащобам тогдашней лесистой России, с очень слабыми задатками взаимного политического единения и с весьма настоятельными вековыми мотивами вечного взаимного соперничества.
    Московская Русь — крепко сплоченное военное государство, построенное на началах сильнейшей централизации. Потребности вооруженной самообороны — вот определяющее начало московского политического устройства. Удельная свобода сменилась теперь закрепощенностью всех общественных классов государственной властью. Индивидуальный интерес отдельных княжеств и боярских группировок утонул в суровых требованиях государственной дисциплины.  
    Московские князья далеко не сразу выступают врагами удельных порядков. Довольно популярное воззрение, по которому Московское княжество сначала явилось колыбелью иного политического уклада сравнительно с остальною Русью удельной эпохи и московские князья вступили на политическое поприще с Новым Словом — совершенно ошибочно. Успех собирательной деятельности московских князей определен тем обстоятельством, что они победили прочих удельных князей, всецело опираясь на жестокие и враждебные удельные порядки. И уже затем, победив с помощью удельных же порядков удельных князей, они объявили войну самим удельным порядкам в расчете на объединение государства.  
    Веским побуждением при выборе для поселения служила в то страшное время относительная безопасность данной местности от нападений внешних врагов, которые грозили Руси с юго-востока и юго-запада — то были литовцы и татары. Скоро самым безопасным и самым привлекательным с точки зрения естественных выгод из всех удельных княжений определилось расположенное по среднему течению реки Москвы — одноименный с рекой городок этого княжения — Москва — которое упоминается летописью впервые под 1147 годом.  
    Москва была со всех сторон прикрыта от нападений соседними княжествами: Рязанским, Нижегородским, Ростовским, Ярославским и др. Такое счастливое положение делало край, сравнительно, безопасным, следовательно, очень привлекательным для населения. Накопление населения увеличивало число «данников» московского князя и тем обогащало его казну. Но Московский край отличался не только сравнительною безопасностью: с юго-востока на северо-запад край этот перерезывается рекой Москвой — важной передаточной торговой дорогой. Низовьями своими она входила в Рязанский край, богатый хлебом, а верховьями близко подходила к Новгородской области, главной торговой республике того времени. По Москве-реке новгородцы возили хлеб из Рязани и с Волги для торговли. Большое торговое движение по главной реке края давало заработки жителям и обогащало, благодаря пошлинам с проходящих торговых караванов, княжескую казну. Не удивительно, что слабый и незначительный некогда городок Москва начал понемногу крепнуть, расти и усиливаться. К 1300-ым годам Московское княжество является уже сильным, богатым и обширным. Первые московские князья, особенно Иван Калита (1328 – 1340), заботливо устраивают свой удел, переманивают к себе людей со стороны, во множестве покупают в орде у татар русских пленников и поселяют их в своем княжестве; заводят поселки, слободы, выкупают обширные земельные пространства у соседних князей, бояр, у монастырей; включая целые города с округами, даже княжества; не брезгают поживиться и силой, отнимая земли у слабых князей. Московские князья умели ладить с татарами, которые подчинили себе в то время русскую землю и брали с нее дань. Располагая большими средствами, московские князья легко подкупали татарских ханов и сумели войти в такое доверие к татарам, что те поручали московскому князю сбор дани со всей русской земли и признавали его старшим над всеми русскими князьями, главным судьей в их взаимных распрях. Все это вместе взятое подняло значение московского князя и к 1400 годам ни один князь уже не смел равняться с московским, и дело присоединения к себе уделов Москвой стало продвигаться необыкновенно быстро. 
    В 1463 году все князья ярославские отказались от своих уделов в пользу московского и перешли к нему на службу в Москву. Летописи рассказывают так об этом событии. 

  Имя Александра Фёдоровича Брюхатого (1420 — 1471) — последнего владетельного князя ярославского упоминается на страницах летописей под 1436 годом. В это время шла упорная борьба между великим князем Василием Васильевичем внуком Дмитрия Донского и дядей его князем Василием Юрьевичем Косым (Галицким). Еще раньше, в 1433 году, Василий Косой и брат его, Дмитрий Шемяка, оскорбленные на свадебном пиру великого князя Василия (мать которого, Софья Витовтовна по преданию сорвала с Косого драгоценный пояс), бежали из Москвы в Галич и по пути напали на Ярославль, пограбили посады и прихватили княжескую казну. 
    Потерпев в 1435 году, поражение под Ярославлем Василий Косой бежал в Кашин, отсюда — к Вологде и, наконец, в Кострому, где начал собирать войска, послав между прочим и за вятичами, которые откликнулись на его зов. Между тем великий князь московский также выступил в поход против Косого. Василий Юрьевич, готовясь к битве, послал на судах к Ярославлю отряд вятичей числом 400 человек. Предупрежденный об этом движении врагов, Александр Федорович, согласно приказанию великого князя, встал в судах с ярославцами и угличанами, в количестве 700 человек у Ярославля, в устье реки Которости. Вятичи, доплыв до устья реки Тутошны (в 26 верстах от Ярославля), не решились идти далее. Оставив свои суда, они пешими отправились на соединение с князем Галицким, но, узнав от бежавших с бою, что галицкие полки разбиты, а сам князь Василий Косой взят в плен, пустились обратно вниз по Которости. Встретив по дороге странствующего монаха, плывшего вверх по реке, вятичи запросили его, где стоит князь Александр, а узнав место стоянки князя решились на отчаянное предприятие: схватить князе заложником врасплох во время сна, чему способствовало туманное утро. Сорок вятичей незаметно пробрались к княжескому шатру, схватили князя и княгиню и на княжеских же судах стали переправляться на противоположный берег Волги. Воины князя Александра, пробудившись бросились к оружию, хватали копья, луки и стрелы и метали их в удалявшихся вятичей. Последние, подняв топоры и копья над головами пленников, угрожали, что, если хоть одна стрела будет пущена ярославцами, князь и княгиня будут убиты. Переправившись на другой берег Волги, вятичи запросили выкуп в 400 рублей. получив который не освободили пленников, а увезли их в Вятку. В мае месяце того же года великий князь Василий Васильевич, узнав об этом вероломном поступке союзников Косого, приказал ослепить последнего. Между тем вятичи, видя, что сила, остается на стороне великого князя московского отпустили пленников домой.
    Это предопределило в 1463 году два важных события, изменивших судьбу Ярославля: были обретены мощи предков князя Александра Федоровича —  Феодора Ростиславовича Черного и детей его, — а, главное, благодаря хлопотам великокняжеского дьяка, Алексея Полуехтова, ярославские князья миром уступили вотчины свои, конечно, за соответственное вознаграждение, великому князю московскому Ивану III. 
  Для управления вотчиной был назначен наместник из Москвы, однако Александр Фёдорович номинально оставался князем ярославским и проживал в городе до самой своей смерти 17 апреля (по старому стилю) 1471 года, ему, единственному из всех удельных князей, было оставлено право чеканки собственной монеты. Погребён в Спасо-Преображенском монастыре. Его единственный сын Даниил Пенко (Пенек) был наместником в Ярославле в 1496—1497 годах, а в 1500 году стал московским боярином и вошёл в Боярскую Думу.
    Это мирное и стратегически важное решение о присоединении ярославских удельных княжеств к московской Руси впоследствие окупится для Ярославля сторицей: во все последующие грозные времена Ярославль не подвергался гонениям со стороны московских великих князей, а многочисленным ярославским монастырям жаловались московскими царями дорогие подарки и вотчины, способствующие процветанию города. 
    В 1470-х годах был силой покорен Новгород, a вместе с ним в распоряжение московского князя отошли огромные пространства земель, составляющие ныне Архангельскую, Олонецкую, Вологодскую, Новгородскую, Пермскую, Вятскую области. Даже за Урал протянулась власть московского князя. В 1489 году покорилась Тверь; в начале 1490-ых годов множество мелких князей, владевших южными городами, передали свои уделы Москве. В начале 1500-ых годов к Москве отошли: Рязань, Смоленск, Псков, Новгород-Северский, Стародуб со своими областями. 
    В конце концов, к середине XVI века — времени правления Ивана Грозного — вся великорусская земля, т. е. та часть нынешней России, на которой и по сие время обитает русский народ, собралась вокруг Москвы и из раздробленной на отдельные части, княжества, уделы, страна превратилась в одно целое, населенное одним племенем, управляемое одним князем государство, имеющее одну столицу — Moскву. Это новое государство стали называть Московским государством или Русью Московской.

©    Александр Костерев