Дмитрий АНИКИН
г. Москва

Аникин Дмитрий Владимирович родился в 1972 году в Москве. По образованию — математик. Предприниматель. Публиковался в журналах и альманахах «Prosodia», «Нижний Новгород», «7 искусств», «Русский колокол», «Русский альбион», «Современные записки», «Золотое Руно», «Новая Литература», «Зарубежные задворки», «Великороссъ», «Камертон», «Тропы», «Новый енисейский литератор», «Фантастическая среда», «Айсберги подсознания», «Русское вымя», «Фабрика Литературы», «Точка зрения», «9 муз», «Арина», «Littera-Online», «Поэтоград», «Вторник», PS. Автор книг «Повести в стихах» и «Сказки с другой стороны».

ОГНИВО
 Поэма-сказка

          1
Закурить бы…
                              И по всем карманам
ну искать огниво — где ж оно? —
верная вещица — а обманом,
как и все мое обретено.

          2
Много чего солдат
делал, пока война!
Выживший — виноват,
заслуживающий ордена —

вдвойне. За спиной рюкзак,
поклажа, его доход,
добытый и так и сяк —
от вдов, от сирот!

***
Генералы, они —
богатые у богатых
берут, а мы — чернь войны,
нет более виноватых.

Домов дым и пух перин
по ветру. И крики, вопли
мертвых. Дела мужчин —
любовные лапли, ловли.

***
А небольшой доход
скоренько истощился,
в крапе чужих колод
был фарт — прохудился!

Значит, что совесть всё
чиста, потому что —
было добро мое,
сплыло на пусто-пусто!

          3
Она ему так сразу: я, мол, ведьма,
не сомневайся, милый, нечиста,
как самая война ваша. Смеется,
в ее глазах такие огоньки,
как ночью там у вражеских окопов
мелькали… Ну солдат и понимает,
что вот сейчас действительно пропал.

          4
    Солдат:
А этих ведьм на дорогах тьма;
пока воевали мы,
они отчизну свели с ума,
ей подпустили тьмы.

Вот это — родина? Прах и гниль
свисают со всех ветвей!
Старухи рыщут, стучит костыль
каждой — мертвей, мертвей!

И каждой надо запутать путь,
чтобы никто домой!
Глаза у них как живая ртуть,
рот красен, велик, кривой!

Попросит сука — ей пособи
в некошных ее делах,
душу свою ни за что сгуби,
тело рассыпь в пыль, прах.

          5
    Ведьма:
Ты уж, милый, слазай, колодец этот
пересох давно, неопасно, значит,
я б сама… Но старость, скрипят суставы,
косточки ноют…

На веревку. Да не вяжи за шею,
ты вот так, под мышки, тебе удобно,
не сорвется, я ухвачусь. Конечно,
силушки хватит.

          6
Сил у нее хватит. Руки-то, руки,
погляди,
как две коряги —
коричневы и тверды,
древние-то, древние, как сама земля!

Такими кожи воловьи мять,
такими ветры к полю гнуть,
такими по весне льды ломать,
большой воде открывая путь.

Сил у нее хватит! Подталкивает тебя —
ну-ка, под землю
лезь, опускайся,
воздуха набирай в легкие,
когда еще подышать придется!

          7
    Солдат:
Не в таких еще бывали дуплах,
экой старью, прелью тянет — ну,
опускай! Сыграю этак крупно,
проиграв по мелочи войну!

          8
Ведьма рассказывает ему,
как оно будет, когда во тьму, —
не так, бывало, война темнила,
войска в атаки свои водила.

Ведьма знает подвохи и
как аккуратно их обойти —
не так военные командиры,
чтоб гнать на залп, на огонь, как в тире.

Ведьма потянет всю кладь наверх,
он и мешок, что тяжол, как грех, —
не так, как раненого солдата
товарищи только обшарить рады.

Ведьма готовится обобрать,
в равный дележ едва треть отдать —
не так страна за все наши службы
просто взашей, кто уже не нужны!

          9
Ведьма объясняет ему диспозицию.

    Ведьма:
Там, значит, первая собака,
глаза как блюдца,
рычит, но двинуться без знака
не смеет, льются

две слюнки, две с клыков свисают…
Хватай чертовку,
сажай на мой передник. Знаю,
сумеешь ловко.

Под ней сундук. Откинешь крышку,
там медь — монеты,
греби как можешь, на излишки
нам счета нету.

          10
    Ведьма:
Ну а вторая шавка глянет —
как жерновами
покрутит мельница. И прянет
жрать с потрохами.

Урчит некормленое брюхо,
но ты не бойся:
второй передник даст старуха,
ты им укройся!

Собака чует, станет рыскать,
сундук покинет,
в нем серебро — бери без риску,
горсть сколько вынет.

          11
    Ведьма:
Как башни — лютые глазищи
у третьей суки.
Геката смотрит, жертву ищет
убить со скуки!

Кинь ей передник — прянет, в клочья
его терзая,
тебя, хоть рядом, хоть воочью,
не замечая.

Откинешь крышку — светит злато,
собой сияет!
Одной монеты, чтоб богато,
нам не хватает…

          12
    Солдат:
Руки загребущие ссыпали
три добычи. Вот она, моя
настоящая судьба. Едва ли
есть полнее мера бытия.

Трижды наполнял, три веса в ношу,
швы трещали, планы бытия
совмещались — ничего не брошу,
вся добыча вот она моя.

          13
    Ведьма:
Всё, сынок, себе оставишь, потому что прах
все добычи, все монеты, всё, что впопыхах
сыпешь в ранец, высыпаешь, хоть все три туда
умести свои добычи — влезут без труда…

Ну а мне чего, старухе, надо? Табачку
покурить, укрыться в дыме, разогнать тоску;
есть там, право, безделушка, вещь такая, что
мне — на память побрякушка, а тебе — ничто.

          14
А что б солдат ни делал, всё, всегда
теперь война. И каждый встречный — враг,
убить — это разумно и привычно,
когда ты не успеешь, то тебя…

          15
И он берется за оружие —
всё сдал, но ржавый штык остался, —
всего-то в бок старухе нужно,
но глубоко чтоб, на три пальца.

          16
Сомнительный, конечно, подвиг — так вот
штыком старуху… Ну и скинул труп
в колодец.

    Солдат:
                     Чтобы ведьма не решила
захапать золотишко себе?! Нет…
Ищите дурака! Она бы в спину.
Еще у ней такие заклинанья…

          17
Доделав дело —
скорей, скорей!
Он прячет тело —
снедь — от зверей…

          18
И деньги ляжку жгут. Да что там ляжку —
их много так, что жаром естество
всё целиком томится. Он в карман
монеты трогать и перебирать —
что ж там еще, что пальцам больно... а…
огниво…

          19
Шел солдат в деревню, а теперь в город направится.

    Солдат:
А теперь я пребогатый сукин сын,
а теперь я не солдат, я господин,
а теперь пойдет в трактирах пыль столбом,
я монету,
я медь эту,
я ребром!

Покуражусь — собирайтесь, бедняки,
покормитесь, сволочь, голь, с моей руки,
вы сцепитесь за подачку — пыль столбом,
за потеху
вам для смеху —
серебром!

В дом веселый сам неквелый захожу,
выводите таковую госпожу,
чтобы с чувством, чтоб от страсти пыль столбом, —
ей — червонным,
ей — законным,
ей — с гербом!

          20
И жизнь пошла солдатская такая —
не надо лучше…
                                 Перед ним в долгу
весь город наш, швыряет он без меры,
чего жалеть…
                            Сам бургомистр сводит
бюджет солдатским золотом.
                                                         Мы все
зависим от зарвавшегося хама...

          21
    Солдат:
Пусть назовут этот город,
маленький городок
в честь меня: месту — впору,
вам — пустяк, а мне — впрок.

И на площадь статую
в полный рост я хочу —
чтоб стою, в ус не дую,
над людями шучу!

Генеральского званья
все регалии мне:
в стратегическом плане
я умею вполне.

И дворянство мне нужно,
чтоб потомство века
чтило герб, где оружье,
ну и лавры венка.

А еще, чтоб в соборе
пастор слово сказал
обо мне, об герое,
чтоб в овацию зал!

          22
Ну, как и говорили умные люди, все заканчивается быстро и некрасиво.

Звучали золотые доводы
любви, но, кажется, исчерпаны,
гудят докучливые оводы —
дурные мысли: эти женщины
не стоили, любую ушлую
в постели можно и бесплатно,
чтоб без подарка и без ужина.
И что с того, что долго, маетно…

Уж в ранце серебро, не золото:
и всё-то ставки ошибаются,
всё бито, всё рулеткой смолото,
так скоро шансы истощаются,
быстрей, чем это мы расчетами
предвидели, как будто старая
оттуда ворожит — тенетами
ловя удачу, отбирая…

Медь шла на дело: харч и выпивка,
стонали стоном ресторации,
откуда сытых-пьяных выперли,
куда не надо возвращаться и
канючить то, что недоедено,
недопито, — поутру постнику
возжаждется глотка последнего
от состояния несносного.

          23
Закончились солдатские ресурсы,
гол как сокол, он хочет прежних дел
и преданности должников своих.

Но, слава богу, хоть на это хватит
ума у нас, достоинства — прогнать
нахала, нищеброда. Мы готовы
терпеть из уважения к богатству,
но мы задаром подличать не станем!

          24
Солдат оказывается там, где ему и место.

На чердаке ему привычно,
пусть крысы юркие снуют,
пусть в трубах ветер воет зычно —
такой вот бедняку уют.

***
Дурные мысли посещают,
как будто вот проснулся, бред
какой-то, деньги так не тают,
какой-то должен быть их след:

покупок нет, похмелья тоже,
а не привиделось ли всё? —
Старуха ведьма это может,
крутя колодца колесо…

***
И хорошо, что не бывало
удачи нам и вспоминать
почти что не о чем. С начала,
с нуля придется начинать

жизнь трудовую, жизнь такую,
что горше горькой, никогда
не даст удачу никакую
за годы тяжкого труда!

          25
Да нет, не бред. Все это было, было,
а вот и доказательство. А то
уж ум за разум начал заходить…
Не так уж безнадежно всё. Когда
была уже удача, что мешает
вернуться ей, чтоб взять за шкирку нас?

Берет огниво, искру высекает.
И что в неверном свете воровском?
Украдкою тень беглая, собачья.
Глаза у ней как блюдца. Он еще
огнивом стук — другая псина сразу,
а может быть, другая тень. Глаза
как жернова… Он третий раз стучит
огнивом, ждет, что третья пасть Гекаты
раззявится.
                       И пасть не медлит капать
тяжолой, ядовитою слюной.

О, вот ведь как. Какие чудеса…

          26
Ходят, нюхают воздух, не по нраву
им, собакам, твоя конурка, ищут,
где хозяйка, — тут нет хозяйки, дальний
ее запах, ин запах неживого.

Как в три пасти завоют, так большая
приклоняется, мутью льет холодной
мать-луна… В ее свете трехголовой,
скольконогой покажется тварь, псина?

До утра досидеть бы. Утром ранним
можно выскользнуть из дверей, — где люди,
там собакам нельзя, — плутаешь, знаешь:
не найдут больше. Станешь ты огнивом
еще звякать? Да выбросишь игрушку.
Да устроишься сам на живодерню.

          27
Эта ведьма, верно, знала
нужные слова,
но солдату не сказала —
думай, голова;

есть, пока нас не порвали,
несколько минут,
время мало, суки, дали —
что успеешь тут?

Вспоминаешь все собачьи
клички, их зовешь,
обещаешь им подачки,
знаешь ведь, что врешь!

Ищешь, что потяжелее —
стул? — сгодится стул,
только станут суки злее,
всё равно швырнул!

Кинулись, как по команде,
жрут в три глотки плоть:
«Эй вы, суки, перестаньте,
помоги, Господь!»

Но молитва не поможет,
тихая была,
ты и сам, солдат, не божий:
ведьма, все дела…

Крик последний утихает,
кончен смертный крик!
Тварь-Геката подвывает,
тужатся все три…

          28
Остались от солдатика,
остались от касатика
не ручки, ножки, органы —
всё порвано, всё сожрано!

Осталось — дело громкое,
история потомкам и
вот вещь-огниво нужная…
Судьба моя досужая,

ударить, что ли, с искрами
шумнуть, чтоб суки рыскали,
а вдруг послужат сильные,
дадут дары обильные?

Да нет, я битый, опытный,
и кто шепнула шепотом:
«Не трогай!»? Ведьма старая
грозит своими карами…

          29
Дальнейшие события: второе
обогащенье и ночные встречи
с принцессой, казнь, чудесное спасенье —
всё это так… всё — вымыслы, желанье
хоть как-то скрасить правду, всю ее
бессмысленность и наготу такую,
что и не растолкуешь, — очевидна.

***
История закончилась быстрей,
чем ожидали. Нужно человеку
побольше денег, а чудес не надо.
Совсем не надо. Только денег надо.

          30
Это, сказочник, такая
сказка, что у ней
нет идеи. Как живая
среди темных дней

искра, может, озаряет,
может, так мелькнет:
кто находит, кто теряет —
что? за что расчет?

Только пробовать не надо,
без огнива мы
знаем — знанию не рады —
тварей здешней тьмы:

может, если стук — осечка,
не учуют нас.
А при свете-то конечно,
кто б при свете спас…

©    Дмитрий Аникин