Мировая классика

Юлия ГОРНОСКУЛЬ

ГАБРИЭЛЕ д'АННУНЦИО

    Русскоязычному читателю Габриэле д'Аннунцио знаком в основном по романам и в связи с городом Фиуме. Не задаваясь целью написать полный портрет этого уникального деятеля, мы бы хотели привлечь внимание к его основной ипостаси и представить д’Аннунцио-поэта. Ведь в первую очередь он был Поэтом и именно с помощью поэзии преобразовывал реальность. Более того, весь его жизненный путь предстает как поэма, в которой любовные строфы сплелись с героическим эпосом.
    Габриэле д'Аннунцио (1863–1938) родился в одной из провинций Южной Италии. Литературный талант он обнаружил еще в детстве, но в действительности его восхождение началось, когда 18-летний юноша прибыл в Рим и окунулся в атмосферу столичного декаданса. 
    В кратчайшие сроки он прославился как творец и как эпатажный любитель роскоши и женщин. Это сверхчувственное изобилие переполняет его прозу, которую мы вправе определить как «пурпурную». Если бы д'Аннунцио ограничился только своими страстями, он бы вряд ли оставил такой след в памяти современников. Однако писатель поразительным образом сочетал в себе любителя неги — и воина. 
    Возможность доказать свои фантазии подвигами выпала ему с началом Первой мировой войны. К этому времени д'Аннунцио уже исполнилось пятьдесят лет; за плечами у него была масса опубликованных виршей, романы, пьесы; неистовые любовные похождения. И героические грезы, которые требовалось воплотить в жизнь. Драматург и актер по своему характеру, он стал одним из самых колоритных участников драмы национального героизма. Начал он военным корреспондентом — и писал свои репортажи в стихах. Затем вступил в уланский полк и принял участие в более чем полсотни боев. Он же совершил несколько опасных полетов над Альпами, в том числе и после ранения в голову, вследствие которого потерял глаз. Успел он побывать и на флоте: в ходе одной его вылазки австрийцы получили снаряды вместе с лирическими эпистолами. Прежде не имевший никакого отношения к ратному делу, за несколько лет войны д'Аннунцио успел прожить отдельную жизнь, сражаясь на суше, на воде и в небе.
Особняком стоит его авантюра с основанием Свободного города Фиуме, исполненная так, будто она протекала на сцене крупнейшего театра в Европе.
      Война разукрасила его грудь: став международным героем, он был награжден несколькими медалями и крестами. В послевоенной Италии престиж писателя равнялся авторитету политических деятелей.
    Что важно: вся его деятельность, вся вереница подвигов сопровождалась риторикой, которая впервые начала звучать еще в довоенные годы.
    Для творчества д'Аннунцио, как и большинства его современников, был типичен поиск «нового человека». Будучи итальянским ницшеанцем, писатель рассматривал современную цивилизацию как тонкую оболочку, под которой клокочут дикие инстинкты. Выход он видел в том, чтобы раскрыть их — и тем самым обрести целостность. Именно такими он видел своих соотечественников в ретроспективном зеркале латинской античности, такими он желал видеть их и в будущем: совершенными в своем бесстрашии, желаниях и самоотдаче, дышащими полной грудью. Умение рисовать идеальные образы и доносить свои грезы до масс развернулось во всей красе, когда накануне войны д'Аннунцио стал самым популярным оратором. Он выходил к публике облаченным в древнеримскую тогу — и вещал о возрождении славы, сравнимой с временами Римской империи. Его харизма и риторические приемы производили на толпу такой эффект, что итальянское правительство неоднократно запрещало ему публичные речи, признавая его растущее влияние.
    Воспринимая себя в первую очередь как Поэта, д'Аннунцио писал о своей миссии следующее: «Толпа таит в себе скрытую красоту, вдохновиться которой могут только поэт и герой. Красота эта проявляется в неожиданном шуме, который раздается в театре, на площади или в траншее. При этих звуках радость переполняет сердце того, кто вдохновил толпу своими стихами, ораторским искусством или же мечом. Таким образом, слово поэта, обращенное к толпе, как и жест героя, является действием, которое мгновенно создает красоту в глубинах души. Равно так же великий скульптор высекает божественную статую из каменной глыбы…»
    Д'Аннунцио мог действительно стать одним из ведущих политиков на заре нового века, однако чашу весов перевесило творчество. Политика интересовала его скорее как одна из форм Искусства с аспектами сакрального и мирского, с вопросами этоса, эстетики и духовного потенциала народа. После войны он предпочел публике роскошное уединение своей виллы и внимание избранных красавиц. Хотя новый режим осыпал его привилегиями, наградил княжеским титулом, дал должности почетного генерала ВВС и президента Академии Италии. 
   1 марта 1938 года д’Аннунцио умер от апоплексического удара. Но пламя, которым он был охвачен на протяжении жизни, оставило неисцелимый ожог, неизгладимый след в памяти Италии.
    Творческий путь д’Аннунцио делится на определенные вехи. Начавшись с декаданса, он закончился бурным прославлением витальности. Неизменно одно: язык д’Аннунцио, будь то проза, поэзия или риторика, всегда отличался высокой чувственностью и пышностью. Показательно его обращение к латинскому наследию итальянского языка: это использование архаизмов и стилистическая игра с оттенками слов. Что касается звучания, то в оригинале его поэзия поражает музыкальностью, усиленной такими приемами, как ассонанс, аллитерация и редупликация. Безусловно, родной язык служил ему зеркалом, множа грандиозные замыслы. 
    Представленное ниже стихотворение «La pioggia nel pineto» было написано в период с июля по август 1902 г. и посвящено одной из самых влиятельных женщин в его жизни, Элеоноре Дузе. В нем д’Аннунцио обращается к излюбленной на тот период теме дионисийского экстаза. Поэт и его героиня буквально «выходят из себя», теряют человеческий облик, сливаясь с растительным миром. В этом срастворении они, словно первая пара, слышат — и сознают — чудную речь леса, «дивье» разноголосье капели, листьев — и лесных обитателей. Омовение дождем и блуждание в древесном лабиринте передает в типичных для поэта квазирелигиозных понятиях возврат к первозданному состоянию. С самого порога леса до потери себя в зеленых дебрях читатель участвует в мистерии, которая закольцована в чувственных строфах.

Габриэле д'Аннунцио 

«Дождь в сосновом лесу»

Перевод с итальянского – Юлия Горноскуль

Тише. 
Во вратах леса не слышно
Слов человечьих —
Иного наречья
Чудные слышны слова:
Каплей и листьев молва.

Слушай. 
Дождь шелестит,
Облака расколовши,
Над тамариском,
Что солнцем целован,
Над соснами колкими,
Ероша их кроны.
Дождь шелестит
Над миртами дивными,
В ракитнике ярком,
В соцветьях лучистых
Ягод душистых,
Над можжевельником…
Дождь омывает 
Лики нам дивьи,
Дождь омывает 
Нам руки нагие,
Одежды воздушные
Дождь орошает
И мысли, рожденные
Юной душою…
Дождь осеняет то чудо,
Что вчера 
Пленяло тебя,
А сегодня оно
пленяет меня,
О, Гермиона.

Слышишь? Дождь…
Его шелест 
В глуби лесной чащи
Глушь наполняет
То реже, то чаще…
Трепеща, отвечает
На ласки листва.

Слушай. Вторя́т
Плачу дождя
Тучи цикад, 
Ничуть не страшась
Туч в небесах.
Древес голоса
Ему отвечают:
Поет там сосна,
И с ней звучит мирт,
А там — можжевельник,
И все — как один,
В игре многоперстой
Гремит все окрест нас,
Звуком разнясь!
Так погрузимся
В лесной, дивий дух,
С древесами роднясь…
Влагой омыт
Опьяненный твой лик,
Словно лист.
Будто цветы,
Благоухают
Косы твои,
О, созданье земли
По имени
Гермиона.
Слушай же, слушай! 
Цикад созвучье
Все тише и глуше,
Оно замирает
В плаче кипучем,
Да опадает
Рокотом долгим
К подножью корней,
Где тени глубоки…
Все тише и глуше —
Их песнь угасает,
И лишь одна нота,
Колышась, витает,
Вьется — и тает…

Гул моря глуша,
Всеочищающий
Дождь сплошь шумит,
Капелью блеща,
Переливаясь,
Листвой шелестя —
То чаще, то тише,
То глуше…

Слушай!
Молчит дочь небес —
Но дочери суши
Песнь лягушачья
Льется зыбуче
Под сенью древес,
Где же? Кто знает!
Где-то вдали…
И дождь
На ресницах твоих,
О, Гермиона.

Дождь на твоих 
Ресницах дрожащих,
Будто ты плачешь,
Цветущая счастьем —
Древа побег, золотая лоза!
Плоть наша соков 
Сладчайших полна.
Плод наливной —
Сердце в груди,
Блеск наших глаз —
То родники,
Зубы в улыбках —
Как спелый миндаль.
Сходясь да теряясь,
Бредем мы сквозь марь
(а цепкие травы 
шаг наш стреножат,
тенёта сплетают…)
Где мы? Кто знает!

И дождь орошает 
Лики нам дивьи,
Дождь омывает 
Нам руки нагие,
Одежды воздушные
Дождь осеняет
И мысли, рожденные
Юной душою,
Дождь славословит то чудо,
Что вчера пленило меня,
А сегодня оно
Пленяет тебя,
О, Гермиона…

Июль-август 1902 г.

©    Юлия Горноскуль