Анастасия БОЙЦОВА
г. Орёл

Родилась в Орле. Член Союза писателей России с 2009 года. Автор трёх книг: «Стихотворения и поэма» (2008), «Легенды и апокрифы» (2014), и «Легенда о Вис и Рамине» (2020). Произведения публиковались в журналах «Подъём», «Новый Енисейский литератор», альманахах «Орёл литературный» и «Лесной орех», интернет-альманахах «Артбухта» и «45-я параллель».

ПЕСНИ МЕДЖНУНА

ИЗ ЦИКЛА «MISER CATULLE»
Отшумело застолье, и слуги допили яд.
Каплет масло из факелов, пьяным пятная лбы.
Никогда ты меня не любила, любовь моя, —
Десять чанов вина не заставят о том забыть.

Шевелится дремотное время в сухом плену
Тишины. Я опять один. Я не в силах пить.
Я запродал бы душу за пять соляных минут —
Оглянуться хоть раз на незримом конце цепи

И порвать ее снова. Пускай похмельная муть,
Пусть рассвет, как улитка, ползет, и спасенья нет...
Тяжело умирать одному и пить одному, —
Но не так, как моей любви тяжело во мне.
-----
Я, как в камере, заперт в груди, я уперся лбом
В средостение боли и болью моей дышу —
И ни хмель, ни вода не глушат еле слышный шум:
Никогда ты меня не любила, моя любовь.

А рассвет моей ночи уже подпалил края,
И раздавлен в руке мой кубок, и стих мой спет...
Никогда ты меня не любила, любовь моя, —
Вот и все, что смогу написать на своей доске.

* * *
Так вот и ходишь — ни зло, ни услада.
Неприглашенный на здешнем пиру.
Так вот и ходишь — калиф по Багдаду,
Неузнаваемый ночью Гарун.

Платьем задели, окликнули, или
Кров разделили с тобой пополам, —
Знали бы, нищие, с кем говорили!
Знала бы, женщина, с кем ты спала!

До невозможности к вам притираясь,
Сердце смеется и падает дух:
Если бы знали вы, с кем препирались
Из-за объедков в обжорном ряду!

Если бы знали, — за кислыми щами
Не замечавшие шепота лет, —
Если бы знали, кого поучали
Жить на е г о, а не вашей земле!

Вы, чьи года исчисляются днями,
Чьи обольщения — глина из глин;
Если б вы знали, кого соблазняли
И отчего соблазнить не смогли...

Так вот и ходишь — в оборванном гиде
Уличном прячась за жалкий барыш, —
Так вот и ходишь; и слышишь, и видишь,
И притворяешься, что говоришь.

Мир, вдохновленный отсутствием даты,
Старый базар дарового жилья,
Если бы знал ты, какой соглядатай
Бродит по пыльным твоим колеям!

В ношеном платье, в одолженном теле,
Странном — и явно с чужого плеча, —
Так вот и ходишь — неузнанной тенью
По бесконечным багдадским ночам.

Не оставляя ни дома, ни сына,
Не подвизаясь на поприще дел,
Так вот и ходишь — пожизненный ссыльный —
По балагану своих площадей,

Не приближаясь к застолью со снедью,
Вьется в пыли исчезающий след...
Зная, что мир посмеется последним,
И никогда не наступит рассвет.

* * *
Разве знали мы, о чем просили,
На морских лелеемы равнинах?
Смилуйся, о Господи! Верни нам
Хвостовой плавник зелено-синий!

Осуши и благостно, и горько
Слезы дочерей твоих скуластых.
Господи! Верни нам наши ласты;
Ноги — это словно по иголкам!

Разве знали мы, о чем роптали,
Следуя за пенною кормою?
Господи! Верни нам наше море,
Воздух обжигает нам гортани.

Возврати нам жабры, что прорезал,
Господи! Зачем ты нас послушал?
Слишком дорога нам эта суша —
Как по раскаленному железу!

Мы забыли, ч т о рвалось и пело,
Что через себя переступило...
Возврати нам в грудь морскую пену.
Сердце — это слишком нестерпимо.

ПЕСНИ МЕДЖНУНА

1.

Оттого я безумен, что мать меня родила;
Что недвижна земля; что днем молчат соловьи;
Оттого я безумен, что имя тебе — Лейла;
Оттого я безумен, что эти глаза — твои.

Оттого я дик, как шакал, и худ, как скелет,
Оттого слова мои — пламя, а стоны — дым,
Что из тысячи тысяч ступающих по земле
Нет ноги, что могла бы оставить твои следы.

Оттого-то, как только прохладой пахнет в окно,
Я безумен. Я вижу тебя. Я с тобой вдвоем.
Что мне проку хвалить твои очи и губы, Ночь?
Кто сгорел, тот не хвалит ожоги в сердце своем.

2.

За пуды серебра покупают жен,
Словно море, текут по степи стада, —
У меня только нож, да и тот чужой,
Только сердце, да разве ж его продашь?

Две сумы я надел, да и те пусты,
Три страны я прошел — на тебя взглянуть.
Что пуды серебра для такой, как ты?
Все равно, что за грош торговать луну.

Где возьму я парчи тебе для шатра?
Из каких самоцветов построю дом?
У меня только нож, да и тот украл;
Только краденый нож, да своя ладонь.

Но из тех, кто рабом для тебя служил,
Никому не гордиться ни перед кем:
Разве что-нибудь, кроме крови из жил, —
Это плата за ночь на твоей руке?

Нет вина у меня — напоить гостей;
Нет ума у меня — уж не первый год...
Только нож у меня — рассчитаться с тем,
Кто под свадебный кров тебя поведет.

3.

Я — на руке у тебя перстень с печатью, девушка:
Мной запечатано слово твое любое.
Я — у тебя под ногою камень брусчатый, девушка:
Каждый твой шаг отзывается в сердце болью.

Я — непривязанный пес, и если луна — ты,
Плач мой несется к тебе на дороге горной.
Я — у тебя под фатою цветок граната:
Запах волос твоих перехватил мне горло.

Я — бесноватый, юродивый, грош цена мне,
Брошенный камень, волны разнесенный рокот.
Я — под перстами истерзанных струн стенанье,
Падаль, присохшая взглядом к твоим воротам.

Имя мое для тебя — плод недоспелый, любовь моя.
Сорванный лист на ветру меж летящих сонмищ.
Имя мое для тебя — песнь без припева, любовь моя:
Даже и в сонном бреду ты его не вспомнишь.

Что же во мне, как огонь в пустоте ночи,
Победоносное имя твое звучит?

4. Передайте той, белогрудой, —
Пусть наденет синее платье.
Видеть в синем ее — проклятье,
Я смотреть на нее не буду,
Убегу, уеду, забуду...
Сотвори, о Господь мой, чудо:
Обесцветь проклятое платье,
Перекрась синий цвет повсюду...
Наапет Кучак

Клином солнце тянется от дверей,
Под окном премудрствуют сизари...
Я хотел бы певчим быть при дворе,
Чтобы синее платье тебе подарить.

Чтобы стали блеклыми пред тобой
Свод небес и моря лазурный вал,
Я пошел бы горше, чем на разбой, —
Для воров бы на площади танцевал.

Я бы отдал золота сто возов,
Сам за это бы нищим в тюрьме зачах,
Чтобы самый синий в мире узор
Заиграл бы парчой на твоих плечах.

Я запродал бы клочья своей души,
Чтоб оно предстало моим глазам;
Я сапфирами дал бы его расшить —
Пусть рабыням достанется бирюза!

Но бессильны руки мои, и не-
У кого просить: нищета и сор.
А в чертоги сильных в любой стране
Не пускают петь ободранных псов.

Никогда бы ты не стала носить,
Не взяла бы подарка из этих рук...
И во сне мне снится смертная синь,
Застилая зной на сером ветру.

5.

В кабаке густеет пьяный дым,
В кабаке пирует всякий сброд...
Нынче пью с бродягою одним,
Что сидел на камне у ворот.

И на пальцы, скрюченные вдрожь,
Ты ему, из дома выходя,
Уронила в пыль блестящий грош —
Каплю золотистого дождя.

До кончины дней его тугих
Он теперь от стужи защищен:
Отдал башмаки ему с ноги,
Обменялся платьем и плащом;

Отдал все. И нет тому причин,
Чтобы нам не пьянствовать вдвоем:
Место у ворот теперь мое —
Я его навеки получил.

Кто тебя не видел — не постиг,
Что таится в слове «навсегда».
Мне теперь отсюда не сойти
Даже в час последнего суда.

И ни часовому на посту,
И ни башне в каменном тыну…
Я корнями в камне прорасту,
Ветви над оградой протяну,

Уподоблюсь терну и плющу,
Стану тамариском и травой...
Я корнями сердце проращу
Посреди булыжной мостовой.

Чтобы не сумела миновать
Ни в одной из троп твоих земных ⁠—
Для того я выкупил права
На свое владенье у стены.

В кабаке бессумрачные дни,
В кабаке щербатая луна...
Нынче пью с бродягою одним,
Пью и упиваюсь без вина.

Всю неделю ни куска во рту
Не держать почти наверняка —
Все монеты отдал я за ту,
Что дала ему твоя рука.

6.

Пятьдесят у тебя рабов, клейменые лбы.
Пятьдесят у тебя рабов и сорок рабынь;
Затеряться бы в этом стаде, став посреди...
Пятьдесят рабов. Со мной — пятьдесят один.

Пятьдесят женихов (был бы с ними, если бы мог).
Пятьдесят теней, обступившие твой порог,
Пятьдесят трофеев к чести отцовских седин...
Пятьдесят влюбленных. Со мной — пятьдесят один.

Пятьдесят ночей не могу осилить тоску.
В полусотый раз мне снится, как по песку
Увлекают за трупом трупы, с ножом в груди...
Пятьдесят убитых. Со мной — пятьдесят один.

7.

Ты замкнул небеса для меня, Творец!
Просверлил глаза мне Твой окоем!
Я бы стал святым на своей горе,
Если б я любил Тебя, как Ее.

Убери с души мне каменный груз —
Я, как птица, взлечу к Тебе в вышину!
Вместо этого ниже и ниже гнусь,
Ни рукой, ни ногою не шевельну.

Ни движенья, ни сил у меня в груди —
Только эта проклятая там, внутри...
Отвори небеса Твои, Господин.
Забери навсегда меня... забери...

8.

Руки высохли. Рот и глаза затянуло льдом.
Даже имя утратил — не помню, когда и где.
Только пепел остался от места, где был мой дом.
Как живой среди мертвых. Как мертвый в мире людей.

Что за тени вокруг разевают немые рты?
Не могу я думать о них, если снилась ты.

Кандалами клубится дороги призрачный шелк.
Я зажал себе уши, пытался закрыть глаза —
Я ушел от тебя, я ушел от тебя, ушел!…
Каждый стон в изможденных суставах тянет назад.

Кто сказал мне о Боге? — Ступайте в свой монастырь!
Не могу я думать о Нем, если снилась ты.

Для чего ты убила меня? Для чего я жив?
Для чего я иду? Для чего обречен дышать?
Это просто во сне я скитаюсь в мире чужих,
Это просто ступни обжигает мне каждый шаг,

Это просто горячка во лбу не хочет остыть…
Как могу я думать о ней, если снилась ты?

Отнялись и глаза, и язык, и на шраме шрам,
А на месте дома — лишь пепел кружат ветра;
Ничего впереди и глумливый смех за спиной…
А куда я иду, не знаю. Мне все равно.

Что за смерть меня встретит в дороге? — Мысли пусты.
Как могу я думать о ней, если снилась Ты…