Вадим КУЛАКОВ
г. Звенигород, Московская область

Вадим Кулаков родился 10.11.2001, работает учителем русского языка и литературы в школа №4 города Орехово-Зуево. Публиковался в «Литературной газете», «Пролиткульте», журналах «Поэзия. Двадцать первый век Новой эры» и других изданиях. На конкурсе прозы 4-его фестиваля «Солнечный круг» жюри присудило ему третье место.

ВЗРОСЛОСТЬ
    Первый урок начинается в восемь тридцать. Самые ранние дети приходят в школу к восьми. Узкий коридор, но места пока много. Садятся, переобуваются, приносят листья на подошве.
    По средам он дежурит у раздевалки. Можно откинуться на бетонную стену и подремать. Бетонная стена —  оранжевая и холодная. 
    В восемь восемь приходит завуч. На минуту замирает, смотрит в одну точку, будто не дышит. Затем вздрагивает, достает телефон, печатает. В рабочую беседу приходит сообщение: «Коллеги, не забываем про дежурство! Просьба заполнить портал! Могу по фамилиям…» 
  К восьми пятнадцати узкий коридор переполнен. Дети выталкивают друг друга с лавочек, рвут куртки, оскорбляют чужих матерей. Дежурные учителя должны это контролировать. Приходит директор. Нужно пожать ему руку. 
    Школу несколько лет назад отремонтировали. Милые обшарпанные стены стали неприветливо разноцветными: на ярко-зеленом желтые квадраты, красные прямоугольники, синие трапеции. Такая геометрически-световая игра усиливает детскую ярость. Вместе с ярким электрическим светом по зданию растекается животный страх. 
         Пучит живот. Течет пот. Знобит.
    Геометрические фигуры сходятся в круг с номером школы — восьмеркой.  
    Фигуры, цвета, цифры и крики плавятся, мнутся и смешиваются, как пластилин, кружатся, обволакивают его. 
    К восьми двадцати пяти коридор немного освобождается. Приходят обычные дети. Родители не выгоняют их из дома. 
    По средам ей ко второму уроку. Это делает его дежурство бессмысленным. 
 Когда другая учительница по русскому и литературе — одна из его ближайших коллег  — проходит, всегда спрашивает, назвав по имени-отчеству: 
    — Как ваша невеста?
    Он вертит ладонью, мурчит что-то вроде: 
    — Всё нормально.
 — А новенькая? Справляется? Вы ей подскажите, если что. А то сбежит, и нам все её часы засунут. 
    — Мне бы кто подсказал. 
    В коридор все пребывают дети. Звонок. 

   Литература 6 «А». Тема урока: «Романтическая история любви Маши Троекуровой и Владимира Дубровского». Первый вопрос по методичке: «Уважаемые ученики, как вы думаете, что такое любовь?». 
    Муть. Лучше перескочить. 

    — То есть она забеременела, ты решил сделать ей предложение, устроиться на работу и съехаться? 
    — Ну да, стать взрослым. 
    — А потом встретил меня? 
    По средам она заканчивает на урок позже. Он остается проверять тетради и готовиться к четвергу. Бегло просматривает, ставит «См», скачивает несколько презентаций. Убирает имя-фамилию автора, дурацкие картинки и «Спасибо за внимание!».   
    — Да. 
  После уроков она всегда заходит к нему, заперев дверь. Он делает вид, что не замечает. Она закрывает ладонями его глаза. Ладони пахнут детским кремом, мелом и потом. Крошечные, а пальцы длинные. Он улыбается и называет её — по имени-отчеству. 
    По средам она носит красное платье с белым воротником и темно-красную помаду. Худенькая, низенькая, с плавными чертами лица, немного сутулится — похожа на девятиклассницу. Короткие темно-русые волосы, карие глаза с зеленой каемкой — почти как у его невесты.  
    — Я сегодня провела такой замечательный урок. 
    — У восьмого? 
    — Да. Мои зайчики. И ты — мой зайчик.
    Гладит его волосы. Прижимается к макушке. 
    — Так они же дикие. 
    — Хорошие дети. И ты — хороший ребенок…
  Она младше. Учится на пятом курсе. Все считают её чудом. 
    — Тебе совсем тяжело? Сильно устал? Мой бедный…
    Разминает его плечи. Садится на стол, гладит по щеке. Когда улыбается или расстраивается, проступают морщинки. 
    — Просто это не моя работа. Ненавижу детей. Уволюсь, пойду на склад…
    — Я тебе пойду на слад…
    Когда они первый раз переспали, на ней были белые носочки с кроликом. Тихо вскрикивала, шепотом: «Больно, будь нежнее. Слишком… Ничего, со временем я привыкну…»
    — Хочешь, перестанем общаться? Совсем. Как тебе трудно, мой бедный… Может, ты встретил меня, чтобы вы разобрались, помирились, жили дальше…
    Однажды на педсовете им обоим не хватило места. Пришлось сесть рядом, коленка к коленке. Завуч опаздывала. В коридоре кто-то пробил головой стену. Весело и глупо. 
    — Я не смогу. 
    — Тогда я уволюсь. 
    — Тогда лучше я уволюсь. Ты замечательная…
    Она садится к нему на колени. Он гладит ее живот. Такой маленький, но мягкий. Как он может вырасти? Как туда что-то поместится? 
    Он прислоняется к ее шее, вдыхает. Запах теплого сна, как подушка утром. Он представляет, что она — его мама, будет гладить по голове, читать сказки, защищать от всего. Вдыхает еще раз, уходит глубже. Кажется, что он плавает у нее в животе, не нужно думать ни о чем, никуда идти. 
    — Как она себя чувствует? 
    — Нормально. Уже лучше. 
    — И как вы провели вечер? 
 — Да нормально. Прогулялись чутка, поужинали. 
    — Её тошнит еще? 
    — Утром несколько раз, вечером.
    — Бедная. 
 Поворачивается к нему. Тонкие губы, крошечный подбородок, впадинка между щеками и носом. В такие моменты она похожа на грустную собачку — совсем как его невеста.  
    — Тебе не тяжело? 
    — Нет, правда, ты легкая, совсем невесомая. 

  Середина осени — бесконечный вечер. С самого утра закат зреет в умирающих листьях и ледяном воздухе. Чистое голубое небо кажется 
    

 очаровательным дурачком, которого поставили на замену. 

   Старые учителя переживают, когда болеют, оставляют задания, чтобы дети не отставали от программы. Молодым педагогам — все равно, но она бы переживала. Точнее, будет переживать.    
  — Я буду заботиться о тебе, сделаю счастливым. Нам будет хорошо вместе.
    — А ей? Ты вообще понимаешь? Я не оставлю своего ребенка. Он не будет расти без отца, как я или ты. Я выращу его нормальным. 
    Окна в его кабинете удивительно чистые, хотя он их ни разу не мыл, а розовые жалюзи — потрепанные. На школьном дворе дети дерутся, кидают друг друга в кучи листвы. 
    — Мы будем помогать ей, брать на выходные. Можно жить рядом, каждый день будете видеться. 
    — Вот это ты придумала. Может, нам вообще всем жить вместе? Чтобы не усложнять. И денег сэкономим. Вообще прелестно.  
    Листья разлетаются. Дворник и завхоз бегут разгонять. Ругань, смех и солнце. 
    — Ты написала заявление? 
    — Какое? 
    — Про три процента. Ну, типа, мы от каждой зарплаты перечисляем военным и семьям. На СВО, типа. 
    — Завтра напишу. Не успела. Знаешь, когда все началось… Если бы я тогда работала, принципиально бы писать не стала. А сейчас… понятна необходимость. Что все правильно. Все так, как должно быть. Стало легче. 
    — Я сразу написал. Не хочется отношения портить, понимаешь. Да и… из этой страны я навряд ли когда-нибудь уеду. Мне тут жить. Тут будет жить мой ребенок и… человек, которого я люблю. 

    На съемной квартире из мебели у них — массивный советский шкаф, разваливающийся раскладной диван и стол. Хозяйка намекала, что они могут выкинуть старую мебель, купить новую. Невесте нравится эта идея. Часто ругаются. 
    Он берет любимое пиво, набирает горячую ванну. После рабочего дня невыносимо болят ноги. Засыпаешь с болью. Просыпаешься с болью. 
    — Подашь полотенце? 
    — А сам взять не можешь? 
    Голый идет по квартире. Под окном проходят люди, проезжают машины. 
    — Я же просил опускать жалюзи. К вечеру хотя бы. 
    — Мне свет нужен. Витамины, солнце. У меня все отекает. Ты знаешь, как тяжело проходит первая беременность? Мама говорит, вторая легче, а вот первая… 
На пыльных полках, где раньше стоял хозяйский сервиз — его книги, её рисунки, мягкие игрушки. 
    —  Сядь. Иди ко мне. Посиди со мной. Ну сядь. На пару минут. Пожалуйста. 
    Садится. Поскрипывает раздвижной диван. Шесть вечера. Небо — бетонное, с бледно-оранжевым дном. У соседнего дома — голубые, коричневые, зеленые балконы. К подоконнику прилип золотисто-красный листок. 
    — Потрогай. Пинается. Чувствуешь? 
    — Да. Ух ты. Здорово. Тебе не больно? 
    Он улыбается. Он не чувствует никаких толчков. Просто гладит живот и не понимает, как так получилось. Первые месяцы живот не растет, кажется, он не вырастет, так будет и дальше. У нее живот появился резко. 
    — Больно, но это приятная боль. Нет, приятно — это недостаточно. Это — боль с ощущением радости.
    Приобнимает её, целует в припухшее лицо. 
    — Все будет хорошо, не переживай. 
    — Я верю, ты же со мной…
    Вода в ванне обжигает ноги, потом — хорошо. Холодное пиво. Несколько глотков. Стекает по подбородку. Зеркало запотело. 
    Криво висит шторка с неестественным морем и двумя улыбающимися дельфинами. Шторка справляется плохо, пол — мокрый. Все мокрое. Тусклая лампа. Пар поднимается. Капли на потолке, на стенах, переливаются, дрожат. 
    Она распахивает дверь, врывается холодный воздух из коридора. Ее тошнит. Долго. Смывает. Двигает шторку, наклоняется к ванне, умывается. 
    Глаза у нее карие, с желтыми крапинками. Длинные темно-русые волосы. Причесанные. 
    — Можно я посижу с тобой? 
    — Сиди, конечно. Только встань с пола. И дверь закрой. Пожалуйста. 
    — Нет, я на полу. 
    — Встань с пола. 
    — Не спорь. 
    — Тогда на стирку сядь хотя бы. 
    Он привстает, достает из ведра под зеркалом штаны, футболку, пару простыней, пододеяльник, платье. 
    — Так удобнее? Не холодно? 
    — Не холодно. 
    Она облокачивается на бортик. Смотрит на него. 
    — Ты ведь не бросишь меня? Не бросай меня, хорошо? 
    — Не брошу. 

    Русский язык 5 «Б». Организационный момент: «Так, встали. Рты закрыли. Я сказал, закрыли рты. Заткнулись. Я сказал, рот закрой. Самостоятельную пишем? Будем весь урок стоять. Постойте хотя бы десять секунд в тишине, и я вас посажу». 
    Тема урока: «Вопросительные предложения». Какие бывают предложения по интонации? Какой знак препинания мы ставим в конце предложений с вопросительной интонацией? Зачем мы используем вопросительный знак? 

    Калитку и несколько прутьев покрасили в августе. На весь забор краски не хватило. Калитка выглядела мокро и неуверенно. Прикасаться не хотелось. 
    Выйдя из школы, он сразу почувствовал себя лучше и выпрямил спину. 
    Школьники расходились по одинаковым пятиэтажкам. Из одинаковых пятиэтажек выходили одинаковые люди.  
    Последний теплый день. Передавали осадки и похолодание. Солнце, сухая трава, привычно нагретый асфальт. Пахло расставанием, дорожной пылью и летом. 
     Ветер срывал разноцветные листья, поднимал упавшие, смешивал, запускал. Листья кружились, распускались, живые. Шуршали. Казалось, кто-то говорит ему нечто важное, а он не понимает. Вот-вот поймет и придёт решение. Решение придет. Еще немного. 

©    Вадим Кулаков