Елена СОМОВА 
г.  Нижний Новгород

«Шоколадные дети сумерек...»

*   *   *
Такое есть преддверие игры,
Когда по коже — не душе — когтями —
Распознают тебя: за ниточку потянет  —
И разовьют  клубок — зажим коры.

Щитами затянуло след — 
ожоговое тление начала
любовной муки. Сердце в ней кричало,
Прося изведать притяженья лет,
Где вместе и в одном пространстве свет
для потеряшек  в  глубине,  летами
не видящих себя в глазах любви,
когда по-настоящему светает,
и небо разливается в крови.

Котенок-жизнь впивается, дразня —
вот-вот и встреча… А словес резня
резьбу по телефону нарезает —
и колба герметична. Кто не знает,

Как больно открывать себя на свет,
Когда зашторенные чувства, словно склеп,
А бабочка любви вокруг витает!

Ее спиралевидные витки,
Как писем свитки. Тают голубки
повыше в небесах, роняя плитки
от сейфа, укрывающего слитки
надежд любви, в которой есть рассвет
и тянущийся свет над головами,
и тянущий за душу летний свет,
которым раны вылечишь едва ли.

*   *   *
Как всё проходит, как не все сбывается,
Что было в моде, в тлене растворяется,
Становится смешной пустоголосицей
Пустышка славы, соска, — в мусор просится,
Когда ушедшей прыти перья носятся,
И выбирает эхо, где же встретиться,
В кроватке в это время Зайка возится,
И расцветает во саду нелепица.

И своды арок овивают веточки,
Цветущие, как барельефные виньеточки,
В кувшинах млечных рек поет понятие —
Оно для пониманья озорнятины:
Фортуна цепко держится за прошлое
И навлекает в жизнь твою хорошее.
                                                  
*   *   *
Я помню эти брызги над рекой.
Весны от Боттичелли начертанья,
И тонкий узел сна над головой,
Слова любви, слова предначертанья.
И не сбылось вовеки ничего,
Перевернулось кверху днищем солнышко
Внутри кувшина счастья, бечевой
крест-на-крест, пусто-пусто донышко.

Так, видимо, ухаб в стране Фортун
Перевернул мечту и счастье выплеснул,
Подальше финиш перевел, — черту,
Наставил пятен там, где лучик выблеснул.

И даже розу обратил в сорняк. 
А пианино — в стену. Где там клавиши?
Не доберешься. Где удар — там есть синяк.
И место боя называется ристалище.

*   *   *
Я — крепость! Я — любовь!
Страдаю непрестанно.
Я принимаю боль, я капли жизни пью.
Я — в море крепость, и волнуя кровь,
Душе найду приют во мгле овеществленной
Среди кипящих волн — о как они поют!
Как плавят берег, не в меня влюбленный…
И чувство плавником коснется и умчит
вскользь по теченью, умиротворенный.
Гигантской рыбой чешуя блистает, 
А сердце — обагренный динамит,
Сквозь сказку мчит и шевелит листами.
И день, и ночь со мною говорит.
                                                               
*   *   *
Мой оракул
устал мне говорить, что все изгажено
людьми,
кричащими об экологии, морали, таурине,
чистопитании,
и нравственно и нет
засунутой подальше (чтоб не испачкаться)
чистейшей чистоте.
Что лишь шиповник прав
в колючих доморощенных кастетах
и в рыло целящийся сборщикам с бидоном,
пакетами и ведрами хапуг
в аптекарски шикарных раскорячках, 
сбирающих сбирателей лжецов
и правдолюбов с тонким бумерангом
счетов по вкладам с выкладками Маркса
и Лениным слегка поднакачавшись,
Хайдеггера осматривая в кресле,
кишку и жилу пролетариату
чрез банкомат довольно промывая
с подставленной корзинкой для яиц
и невостребованной глупенькой резинкой,
в лапту проигранной за Мерседес
из попустительства вломивших бревен
в апрельский день, до мая за неделю,
когда весь мир батрачит на него.
                                                            
*   *   *
Это колесо вращается, как обол,
Заработанный у духов: прыжок, полет, —
Будет, чем глаза прикрыть, 
и в рот
положить, 
и не широк Ахерон.

 Здесь не ждут, и там не особо ждут,
Разве что за выволочкой, ведь трёп
созерцателей 
дороже, чем летом дождь,
в алое полымя жара — свежести колючий еж.

Слушаю дождя вдумчивый язык, —
Шепелявый гул жизни откликается.
Стебельки дождя крошатся, — в пазы
Попадая мельнице. Мелет, словно кается.

Я нашла ее, мельницу ветров,
Бесноватых колосков укротительницу.
И стою, как жердь, слушая основ
будто бы отчет соблазнительницы:

Сколько съела, выпила, чтобы записать
Яркой акварелью мечтателей
Образов России грани, словно мать,
Защищая мир от предателей.

*   *   *
Растворимые люди растворяются в кофе сумерек,
там кипят их страсти, тасуются карты банков,
гребутся проценты.
Там Россия растаскана на акценты
и баристо не Сашка, Андрей, а Ульрих.

Шоколадные дети сумерек в горячую пору жизни
постигают  великую правду мира,
и гогочут забывшие эту правду в квартире,
вспоминая по сводкам ТВ о фашизме.

*   *   *
Ищу и не найду провидицу ветров:
Куда идти, и где скрывается любовь?
Где шествует отрада снова знать
Сиреневый сквозняк, черемухову гать.

Венчальный мой наряд — черемуховый цвет,
Но я в растерянности молвлю снова «нет»,
И слово ловит внутрь коробки бересклет.
Еще немного — и утихнет свет,
Взойдет игра цветов, и призрачный рассвет
Внутри людей гармонизирует цвета
И фишками идей задвинет облака.
Я вижу целостность судьбы сквозь щедрый сад 
мечтаний в голубых и розовых цветах.
Там горы, и морей шептанье при луне,
Кораблики любви на сладкой стороне.

*   *   *
Воздух собирает звуки, 
как плотная губка,
а затем будто режет парус фелуки,
и дрожит кислородная трубка —
от поэзии, сердца и рта,
словно бы золотые рога.

Звук скворчит, будто рвёт кота,
проталкивает изнутри наружу,
но это нота не та,
и не выключишь. Скоро ужин.

То сирена орёт из окна… 
То поёт морякам…
Разбивают кувалды виг-вам —
Домовой покидает бедлам.

И ремонтные матюги
крошат в щебень балконы —
будто скачут гигантские кони
по дворам
и творят тара-рам
вместо стекол и рам.

Новый стеклопакет
открывает и новый свет.

*   *   *
Свежесть воздуха и мысли, вдаль ведя,
Ветряную мельницу дождя
Разворачивают на сто пятьдесят.
Слушаю, как лопасти свистят,
Проникаюсь лепетом дождя.
Выговор знакомый — по листве
барабанит, утоляя и меня,
Сообщая натяжение блесне.
Попадаю в сети, но лететь, плывя
в поперечно—долевой воде…
Крылья отрастают, и любя,
Ухожу к броне своей, листве.

2025 г.

©    Елена Сомова