Сергей СМИРНОВ
г. Москва

НЕОБИТАЕМЫЙ ОСТРОВ

    Наш нефтеналивной танкер принял груз и готовился выйти в обычный рейс. Надо развезти топочный мазут для котельных приморских городков, что раскинулись по всему черноморскому побережью, от Керчи до Херсона.
    — Стоп машина! Правый носовой якорь к отдаче приготовить! — прозвучала команда из ходовой рубки.
  — Якорь к отдаче приготовлен, — отрапортовал штурман на мостик.
    — Отдать якорь, — снова донеслось по громкой связи из рубки.
   — Есть, отдать якорь, — откликнулся боцман Зосима Романов и с командой матросов отдал ленточный якорный стопор.
    Брашпиль размотал якорную цепь, и она загрохотала вниз. 
   — Ну все, — боцман вытер испарину на загорелой лысине, — пока стоим, можно катранов подергать, — и вытащил из карманов линь с крючками.
    Боцман и радист на пару устроились на баке с рыболовными снастями. 
    Моя вахта в машинном закончилась. Я вышел на палубу полюбоваться Керчью и заодно узнать, сколько простоим на рейде. Крымское августовское солнце било наповал. В машинном хотя бы нет такого прямого попадания острыми лучами. Подошел к нашим рыбакам. Возле борта в прозрачной воде барражировали акулы. Боцман насаживал куриные потрошка на крючки. Затем, плюнув на последнюю наживку, бросил закидушку за борт, привязав морским узлом конец за планширь. Все-то у боцмана в руках спорится!
    — Боцман, а почему у тебя такое имя — Зосима? — от нечего делать спросил у него.
    — Из сибирских казаков буду, — буркнул боцман, — да чего пристаешь с глупыми вопросами? Ты лучше за фильтрами следи. До Херсона идти — дизеля на все сто двадцать должны тянуть, — и отошел к радисту, который тоже наблюдал за своей снастью. 
   Он вообще занятно рассказывал, если попасть под его настроение. Но, видимо, не сегодня. Я пошел в кают-компанию чего-нибудь перекусить. Наш кок Гриша из Ленинграда раньше кормил рабочих «Красного треугольника». 
  — ...кругом одна сажа проклятая, представляешь! — жаловался. — На этом резиновом заводе работают в три смены. Даже ночью приходят в столовую из цеха. Каждое утро приходилось после них отмывать... 
    А на танкере ему нравилось. Правда, сначала мутило от качки, но потом обвыкся. Сегодня приготовил ботвинью, пирог с рисом и рыбой, охлажденный компот. 
    После обеда не хотелось идти в душную каюту. Снова поднялся на верхнюю палубу. А там матросы из швартовой команды, свободные от вахты, облепили нашего боцмана. Значит, он все же достал очередную байку из закромов своей морской биографии. У него большой жизненный опыт. Побывал чуть ли не на всех флотах СССР от Прибалтики до Курильских островов. Ходил на промыслы в Баренцевом море. На Камчатке крабов ловил. Он любил, когда его слушали с разинутыми ртами и верили каждому слову. 
    — ...занесло меня как-то на реку Свирь в один из поселков, затерянных среди северных лесов. Сначала механиком на лесозаготовках работал. Потом на почтовый катер пересел. Ни каюты, ни кубрика. Только тент брезентовый от полубака до юта натянули. Движок бензиновый навесной. Какой-то предыдущий умелец приладил к нему тяги на бак по борту, смастерил рулевое управление. Штурвал то ли от «Победы», то ли «Волги»... Якорек имелся, лапками за речной грунт цеплялся.
       — И что ж ты там делал?
  — С почтальоншей Настей развозили пенсии, — отвечал боцман, поглядывая за борт, за которым небольшой катран заглатывал наживку, нанизывая себя на острый крючок, — копался я как-то возле своего почтового крейсера в конце недели. Думал, какие-то ходовые огни поставить, фонари на штанги приладить, чтоб кто-нибудь в темноте не ткнулся форштевнем и не подмял. Все хорошо, да только туман плотно стоял... Вдруг прибежала Настя, с плеча бросила тяжелую сумку ⁠в ⁠катер и сама
   
  

через борт лезет.

    — Давай, мореход, — говорит, — трогай! Надо телеграммы срочные развезти. 
    — Да какой «трогай», — говорю, — туман вон какой, хоть ложкой, как кисель, ешь. Тем более пятница. По пятницам ни одни моряк в рейс не выходит. 
    Не знает она ничего ни про какой туман и глупые морские суеверия. Надо развезти и все тут. Служебное задание. Край — сегодня. Ничего не поделаешь, запустил движок... 
    Боцман ловко выдернул из воды закидушку с двумя катранами, оглушив их огрызком балясины от шторм-трапа, и старым боцманским ножом осторожно вырезал из акульих глоток стальные крючки.
  — А что же было дальше? — торопили матросы. 
   — А дальше слушай и не спеши, — осадил боцман, — вышли на фарватер Ивинского разлива. Так ведь ни дьявола ни видно! Тишина мертвая. Ни одна чайка не пролетит. Только мы идем. Да еще против течения. В небе белой шайбой солнце едва светило. Ругаю эту почтальоншу с ее деловой начальницей на чем свет стоит! А она притихла, только уши прижала. Знает кошка чье мясо съела... Но вроде идем правильно. Я ориентируюсь по своим часам, они никогда не подводили, — показал на свои старые серебряные «Петровские», — потом вижу, вода потемнела, и рябь на ней. Погода стала меняться. Если ветер задует, то волну принесет. Еще и дождь пойдет. Тогда шарахнет нас о берег и по гальке прокатимся, будто теркой перетрут. Я в этой жизни сколько живу – одно понял: никогда не играйся с природой, особенно в догонялки. Пока не поздно, решил к берегу гнать. Думал пришвартоваться, зацепиться якорьком за какое-нибудь дерево. Как раз по курсу что-то чернело. Вроде бережок поселковый. Но только выключил двигатель, как тут же верно на банку наскочили. Движок на корме аж внутрь катера въехал... Вытащил напуганную почтальоншу с тяжелой сумкой на берег, прислонилась она напуганная к березе и дрожащим голосом выговаривает:
  — Зосима, куда ты нас затащил? Сегодня пятница, нас же никто не хватится.
    Такая меня злость взяла! Ведь предупреждал, уговаривал ее. Теперь еще и я виноват! 
   — Молись, — говорю, — Николаю Угоднику, чтобы вытащил нас, упрямая ты женщина.
    А сам пошел обследовать место. Выяснил, что мы на острове, причем, необитаемом. Есть такие места на Ивинском разливе. Иногда только местные рыбаки причаливают передохнуть под костерок с ушицей... И ведь Настя права. Никто нас не хватится до понедельника... Так, еда имелась. У меня в катере всегда с собой НЗ — пара банок тушенки, сгущенка, сухари, пакет концентрированного супа, фляга с водкой, чайник, алюминиевая солдатская кружка... И воды кругом полно. Тент с катера поставил на стойки, расстелил бушлатик. Воду согрели, перекусили и спать. Настя во сне ворочалась, бормотала... А я завернулся в плащ-палатку и как отрубило, никаких снов. Наутро снова обследовали остров. То же самое, ни души, и вода в тумане. Правда, туман чуть посветлел. И звук судовой сирены. Значит, где-то судно стоит. Не вам объяснять, в туман всякое движение прекращается. Стоп машина и якорь на грунт. Только огни и гудки. 
    — И что, двое суток вот так робинзонили? — удивлялись слушатели.
 — Да, только утром в понедельник распогодилось. Нацепил на палку свою красную футболку и стал размахивать. Нас заметили и спустили шлюпку... 
    — Боцман, — зарычали посудовому каштану с мостика, — кончай байки травить. Сниматься будем, добро получили. Готовь якорь к подъему. Выходим.
  Боцман побежал выполнять команду капитана. Но прежде палубные матросы убедились в отсутствие людей в якорном ящике.
       — Вира якорь!
  С отдачей ленточного стопора, заревел брашпиль, и цепь, натянувшись, медленно потащила якорь. Якорная цепь пошла свободно — матрос у рынды дал две склянки. Наконец якорь втянулся в клюз — прозвучали три склянки.
     — Якорь на месте! 
    — Ну все, пошли, — облегченно вытер лысину боцман. 

В ПРИБРЕЖНЫХ ВОДАХ 

    — ...да, я во многих морях побывал, — рассказывал Олег, — даже океан на вкус пробовал, когда экватор на эсминце проходил. 
    — А доводилось ли тебе, главстаршина, выходить на рыбацкой байде в Черное море? — сощурил глаз дядя Егор, скребя по реденькой седой бороденке. — Зарплата приличная, плюс премия, харчи артельные... Мы все тут работаем себе не в убыток.
   Олег посмотрел в даль, где воедино слились две стихии, небо и море, и трудно их было различить. Сюда бы Айвазовского, он передал бы это состояние природы... 
    Олег давно искал работу, но подходящей не находилось. Но почему бы и не поработать в местной рыбацкой артели.
  — Давай, дядя Егор, попробуем, — согласился Олег.
   — Вот и чудно, — дядя Егор обнажил крепкие желтые зубы, — завтра на рассвете выходим к Балаклаве ставить перемет. Захвати теплый свитер, а рыбацкую штормовку я тебе выдам... Глядишь, еще понравится. Я тогда тебя лично бригадиром поставлю. А то уж я староват стал, от сырости кости болят. Давно, видно, пора на мертвые якоря вставать...
  Байда оказалась небольшой лодкой, потемневшей от времени и соленой воды, с подвесными моторами на корме. Нос, корма и шпангоуты из дуба за время плавания приобрели особую прочность. Деревянную обшивку обновили недавно, хорошо просмолили. Грузоподъемность под три тонны, а этого вполне достаточно, чтобы выходить в море впятером. Личный состав в ожидании опаздывающего Олега облокотился о борт и негромко разговаривал меж собой, прикрывая от ветра тлеющие огоньки папирос и делая последние затяжки перед морем. Наконец Олег прибежал.
   — Семеро одного не ждут, — сурово напомнил дядя Егор, бросил окурок и занес ногу за борт байды. 
    Остальные рыбаки в полном молчании сделали то же самое. 
   Когда все устроились, оказалось, под настилом перекатывается и хлюпает вода. Все сидели на свернутых в бухты веревках из крученого капрона. Крючки сложены отдельно. 
    На месте лова пристегнули карабины к поводкам с крючками и, постепенно потравливая веревку, опустили ее со снастью над косяком тарани. Лодка на волне то поднимала нос, то задирала корму, а к волне бортом — почти переваливалась. Олега, привыкшего к морской болтанке на больших судах, такая качка утомляла. 
   — Это еще ничего, — заметил его состояние дядя Егор, — волнение сегодня небольшое, всего пара баллов. Притрешься еще, дело наживное. Море по-настоящему только на 
   

⁠байде чувствуешь. Вот оно, живое и дышит, только руку за борт опусти.

   И то правда. В ходовой рубке танкера на высоте в несколько этажей, в машинном отделении среди механизмов и шума дизелей море не видишь и не слышишь. Только во время шторма, когда волна, словно тяжелый молот, двинет в борт, и языки шипящей пенной воды оближут иллюминаторы, ощущаешь стихию...
      Полдела сделано. Вернутся за уловом ночью. 
     Рыбаки, пришвартовавшись за грядой, сошли на берег. Перекусить и отдохнуть отправились в ближний поселок. В пивной шумно и накурено, пахнет неразбавленным пивом и раками. Сюда приходят рыбаки прямо с моря. На их куртки налипла свежая чешуя, которая в сумерках и табачном дыму отливает серебром. 
   Принесли пиво в тяжелых запотевших кружках и целое блюдо горячих креветок. Дядя Егор в один глоток сразу опустошает половину кружки и с удовольствием вытирает намоченные в пене усы: 
    — Ты не смотри так высокомерно на нас, — сказал он, хотя Олег и не думал на них так глядеть, — я ведь тоже не всегда на лайбе по мелководью в прибрежных водах ходил. Мичманил по молодости на военном флоте. Тоже довелось горькую океанскую водичку из плафона испить, — и кивнул на сидящего напротив рыжего рыбака, — Сема Соленый — тоже военмор с Камчатки. 
    — Так что, оставайся, мальчик, с нами, будешь нашим королем, — со смехом поддержал Сема Соленый, — ребята у нас хорошие, плохих не держим. 
    Олегу пока нечего ответить. В отличие от дяди Егора или Семы Соленого у него еще оставалась тяга к большим морям и океанам. Рановато швартоваться к одному причалу. 
         Олег перевел разговор на другую тему:
     — А вы думаете, я рыбацкого счастья не видел? Вы когда-нибудь ловили ночью? 
          Рыбаки заинтересовались.
    — Вернулись мы как-то из рейса, — продолжил Олег, — перекачали топливный мазут для ялтинских котельных в береговые хранилища. Встали на рейде. Ждем своей очереди, когда разрешат встать к причальной стенке... День к закату, а лоцбота все нет. Вот нам и разрешили рыбачить. Но к тому времени уже потемнело. Взяли у кока разной сверкающей мишуры, нацепили на линьки с крючками, покидали снасти за борт и включили прожектор. Что тут началось! Только и успевали линьки на палубу выдергивать. Почти все пространство на полубаке завалили кефалью и хамсой. Вот это была рыбалка...
    — Ну что ж, надеемся, рука у тебя легкая. Давайте еще по кружечке и на бережок, — дядя Егор забрал с подноса последнюю кружку, — чую, хороший сегодня улов выйдет.

©    Сергей Смирнов