Сказка для взрослых

Дмитрий АНИКИН
г. Москва

ВАСИЛИСА ПРЕКРАСНАЯ

1

Отставший от охоты, царь идёт
и проклинает свиту. Как старались
дичь не поранить, вывести на царский —
не промахнуться — выстрел! Где теперь,
кого они гоняют? Красный зверь
всё понял! Неопасную ловитву
задорным, громким оглашает рыком!

Как мучит жажда!

2

Посреди степи широкой,
от жилья, жнивья далекой,
есть колодец, обойти
никакого нет пути!

Там студёная водица,
но к колодцу приклониться
и не думай! Водяной
захлестнёт тугой волной!

Свяжет ноги, свяжет руки,
нет для тела худшей муки,
чем текучая вода,
её путы, невода…

Влажной тяжестью могучей,
долгой жаждою горючей
ты измучишься, пока
не вскипит издалека

бездна водная — глубоко
в тьме-колодце видит око;
царь великий, царь морской
движется на суд людской:

исходили человеки
море, исчерпали реки —
ты ответишь перед ним
царством всем своим земным!

3

    Водяной
Отдай мне, царь, земную власть,
безумие своё.
    Царь
Мне легче бы совсем пропасть,
чем годы без неё!

    Водяной
Отдай богатство, человек,
мне, золото своё!
    Путник
На что мне нищий долгий век —
почти небытиё!

    Водяной
Отдай, отец, чего сейчас
не знаешь своего!
    Отец
Ну, по рукам! Так жизнь я спас
ценой недорогой.

4

Подъезжает царь к дому, к своему дворцу,
а там суета большая. Ждут ли его, пропавшего? —
И мысли-то о нём нет, иная пирует радость:
родила царица ребёночка, наследника, цесаревича!

Есть теперь кому после пропавшего отца власть принять,
есть законный, священный, о котором сомнений нет.
Крепко устроилось государство на новопоставленном столпе,
старый царь — уже история, живыми позабываемая!

5

    Хор
Царь вернулся — мы опять
государя прославлять,
будто не было свободных
дней для вольностей народных!

6

И жизнь пошла, как не было колодца
и глупой клятвы. Царь и не подумал,
что это о ребёнке они так
уговорились. Мало ли чего
в хозяйстве, в государстве ускользает
от царского призора? Полказны
расхищено.
                        Но есть чему напомнить
нам наши клятвы. Такова стихия,
что от неё не деться никуда!

7

Льётся летними дождями,
липнет снегом под ногами
непременная вода —
не избегнуть никуда!

Тянем долгими глотками,
умываемся горстями;
в бане пар да кипяток;
крутит вир, шумит поток!

И в клепсидре роковое
истекает, как живое,
время, каплет тик да так,
виден ход и явен знак!

В каждом плеске слышно то же,
с каждым плеском только строже:
«Непременный договор
не исполнен до сих пор!»

8

Пусть власть глуха, но суеверна власть:
чего-чего, а всякие стихии
прекрасно ощущает, понимает.
Вот взять народ: приливы и отливы
отчаянья и ненависти чует
любой владыка.
                                И наш старый царь
сперва грешил на чернь, потом, когда
все казни бесполезны были, понял…

9

Делать нечего, придётся
отправляться в путь к колодцу,
да со всем двором идти,
размышляя по пути:

«Скинем этого, другого —
обмануть царя морского
ведь не трудно!» Свита вся,
плача, пятясь, голося,

приближается к колодцу.
И кому из них придётся
лишним грузом соскользнуть
к водяному в добрый путь?

«Ты сын царский?» — «Я, конечно!»
Дело правды скоротечно:
забурлит глубь, мать-вода,
не оставит ни следа!

10

Как затрясся колодец, так и ходуном заходила
вся земля в основаньях своих, накренились великие горы!
И стал ужас великий! И понятно царю, что за ужас:
брата морского не кинуть подлянкой, фальшивой монетой!

И значит, придётся иметь неприятные объяснения
с наследником, растолковывать парню, что договоры
не всегда ведь можно побоку, что, кроме понятной политики,
есть в государственных делах и настоящие обязательства.

11

    Царь
А когда я клялся царю морскому,
ты был-плавал в водах! А как-то выжил,
выбрался на свет, чтобы стать предметом
нашего торга!

Ты, сынок, попробуй сначала в ванной:
задержи дыханье, авось привыкнешь,
ты, как та рыбёшка по вольным водам
хвостиком, — ходу!

Я же в государстве издам законы,
чтоб никая сволочь тенёта, мрежи
не кидала в воду! Ты без опаски
плавай, плескайся.

А придёт пора — так чего? Другому
как отдать корону? К тебе отправлю
весь народ, всю землю, открою шлюзы —
примешь наследство.

12

Что стоять, ждать на пороге,
размышляя о дороге?
Пропадать так пропадать!
Постоишь — начнут толкать

в спину люди, а чего им? —
и погонят под конвоем;
царский сын, не царский сын,
а на всё ответ один:

бух в колодец! Так народу,
чем добыть себе свободу,
легче сильного казнить,
власти кукиш предъявить!

13

Как ни крути дороги, а выходишь
прямёхонько к колодцу. Никого.
Взял камень, кинул, несколько минут
прислушивался, но вода молчит.
И что ты будешь делать? Раздевайся.
И крест сымай. Не та теперь пора,
чтобы креститься перед в глубь полётом…

14

Голубка взлетела
из колодца на белый свет.
В руки тебе хотела,
дрожащая, угодить.

Почувствуй её биенье,
и не со страху, а
от любовной истомы
птичьего бытия.

Трепетна чудо-птица,
с человечьей душой,
как будто это твоё сердце
бьётся ещё и ещё.

Лучше бы сразу, с ходу
в колодец — ну, полезай! —
чем глядеть в её мутные,
немигающие глаза.

15

    Голубка
Разгляди мои приметы:
лёгким пухом грудь одета,
коготь крепок, клюв остёр,
неподвижен мутный взор!

И во всяких переменах:
в смерти, как вода, мгновенной,
в жизни долгой, как вода, —
не исчезнут без следа!

Станет задавать загадки
царь морской. В сужденьях шаткий
укреплю твой юный ум —
станешь ты суров, угрюм,

воды вещие пронзая,
ту сквозь виды узнавая,
кто суждённая тебе
на двоих в одной судьбе.

16

Он запоминает приметы человекоподобной птицы
и что её зовут Василиса, он теперь в воду уже сам торопится:
что ему на свежем воздухе, где такая жуть, нежить носится,
летает, непотребная, голосит! И по-русски ведь…

Он подходит к колодцу. Узко ему, плечистому,
летит в бездну бездн солдатиком, боится пошевелиться,
стенки задеть, он, словно некая иная птица
камнем на свою добычу, — на верную смерть, наверное.

Он понимает, что не так ему везёт, как утопленнику,
что быстрого дела не будет, что вода водою,
а надо идти к тому отцовскому заимодавцу,
объявляться царю морскому: «Вот он я весь! Явился — долг!»

17

Ну и не так страшна вода —
чего в ней не дышать?
не пить, не есть? Одна беда,
что станет холодать —

и на полгода строгий плен,
ледяный, стылый ад,
не шевельнуть чтобы колен,
не почесать чтоб зад,

дурные мысли не прогнать,
прядь не смахнуть с чела.
Чего задаром пропадать?
Уж осень начала.

И значит, надо до зимы
наверх, на воздух, на
свободу. Не годимся мы
для голубого сна

глубинного…

18

Вся тварь морская собралась. Вверху
волнение от стольких плавников
туда-сюда, на одном месте. Эка
ведь невидаль: бродяга сухопутный
к нам в глушь морскую…
                                                  Слышен окрик царский —
и мелочь кто куда. Остались только
подводные глубокие бояре —
киты и скаты.
                            Вся вода, вода
солёная и пресная, любая,
перетекает, так что нет границ…

19

Всё, как птица и сказала;
припугнули для начала,
после начали считать,
рода-племени искать:

точно ли плод ветви царской,
сын-надёжа государский? —
Точно! — Ну тогда за стол!
Кубок полон, мёд тяжол!

Тосты важно говорятся,
и царевич рад стараться:
заливает под водой
горе жизни молодой.

***

Царь морской — большой политик,
для того и к свету вытек,
чтоб попался царь земной,
откупился не казной…

Надо царствам породниться,
надо детям пожениться!
Трое царских дочерей:
кто — пригожей, кто — бойчей,

кто — премудрая такая,
что у ней тоска людская,
вот и лётает она
в небе, еле что видна.

20

Даются нам на выбор всегда три возможности:
две неизвестно о чём, а одна — вот она, очевидная!
Тут и прикидывай себе смыслы. Вечной твоей осторожности
всё равно не хватит. Будет ошибка, и весьма обидная.

А ты ведь и сам уже знаешь, заранее понимаешь,
что попытка отвертеться совсем ничего не стоит, —
но против рожна предстоящего дурью, силою напираешь,
но все твои прыти цель нежеланная себе присвоит.

Истинная свобода — это когда можно безо всякого выбора
повернуться и уйти, ничего с собою не забирая.

21

Три плотвички проплывали,
три жемчужинки сверкали,
три гульливых ветерка
веяли издалека!

Трижды парню загадали,
трижды три минуты дали,
чтоб подумать, трижды он
явным смыслом поражён —

как тут можно обмануться?
«Ах, голубка, обернуться
ты, как надо, не смогла —
видно, что белым-бела,

что когтиста, что крылата,
что ума твоя палата,
что с тобою ни за грош
в дольнем мире пропадёшь:

заклюешь ты, захлопочешь,
всяким видом заморочишь,
душу вытащишь на свет
за любовь давать ответ!»

***

Трижды парень на другую —
тут уж всё равно какую —
указательным перстом:
«Пусть она войдёт в мой дом!»

А руками не владеет,
храбрым сердцем холодеет,
трижды ткнул — и каждый раз
на неё одну указ:

Василису выбирает;
Василиса обмирает,
не от счастья — от тоски.
Её мысли далеки…

22

Ей видится дело земное,
она проницает умом
всё будущее: всё больное,
всё смертное, ставшее в нём

понятным и необходимым,
не скрыться уже под водой!
И сердцу не быть невредимым,
и крови стать горькой, рудой.

23

    Хор
Это вода камень точит, воде ничего наше время —
делает. Просто ли так эти муки немыслимой жажды,
этот колодец на путаном, долгом пути неприметном?

Царь водяной дальнозорким умом, что ль, придумал условье?
Где ему! Это она, Василиса, умелица смыслов
дальних, сумела сплести свои сети, да в них и попалась!

Мудрая женщина власти великой хотела, сумела
всё обернуть, чтоб на пользу себе. И судьба подчинилась,
грузно пошла, повлеклась, как не надо, как эта велела!

Ей, что ли, лучше? Из отчего дома под голое небо
деве пора отправляться, там всякая смерть обитает,
рыщет, проклятая, где все четыре смесились стихии.

24

И обвенчали нас. Ну если мерзкий
обряд, как по утопленнику, можно
назвать венчаньем. Так или иначе,
теперь мы плоть единая, в обеих
законная и властная стихиях!

25

    Царевич
Мы вышли на воздух, явились
в отцовский великий дворец.
Уж то-то они удивились,
уж думали, что не жилец,

а вот я, ещё и с невестой,
продлить на века царский род,
какому законное место
на суше и в омуте вод.

26

Когда на четырёх, а два столба
друг к другу смещены, то, покосившись,
колеблется строение, кряхтит.

А взявши две стихии — что стесняться
о третьей, о четвёртой. Прибирает
Премудрая к рукам огонь и воздух!

27

    Народ
Свобода была! Хоть такая,
чтоб в воду! А нынешних вод
не хватит, чтоб смерть, протекая,
спасла, прибрала в свой испод, —
не тонем!

Свобода была! Хоть на склизкой
верёвке в неё кувырнись!
Теперь петля горло не стиснет,
стал воздух безвредная высь —
не весим!

Свобода была! В ней сгорали,
года холодела зола,
а нынче где русские пали?
В огне только малость тепла —
не вспыхнем!

28

Земной мы отродясь свободы не знали,
а теперь совсем никакой не стало:
всюду порядок,
распорядок!
Устанавливается великая гармония!

Скудные, себялюбивые
желания правителя
мы не кряхтя бы вынесли,
но этот величественный замысел,
законы природы
заменяющий, отменяющий, —
нет,
не сможем!

Но и скрыться нам,
деться некуда!

29

    Народ
Будет мудрая над нами,
ей плыть тихими водами,
мять ногами чернозём,
править ветром и огнём.

Все четыре роковые,
все великие стихии —
в голубиные крыла
мать-природу прибрала,

где и мы, смурное племя.
Подчинилось даже время —
делать нечего ему,
просто так течёт во тьму,

ничего не изменяя;
в снах ноябрьских, в чарах мая
никаких давно примет
нет сезонных. Жизни нет!

30

Вот такая вечность нам настала!

©    Дмитрий Аникин