Галина ТАЛАНОВА
г. Нижний Новгород

ГАЛИНА ТАЛАНОВА (Бочкова Галина Борисовна) – биофизик, кандидат технических наук, автор девяти книг стихов и семи прозы. Член Союза писателей России. Лауреат премий «Болдинская осень» (2012), журнала «Север» (2012), им. М. Горького (2016), Нижнего Новгорода (2018), золотой лауреат международного конкурса «Её Величество книга!»  (2016) и других. Публиковалась  в журналах «Нева», «Юность», «Роман-журнал XXI век», «Север», «Москва, «Аргамак», «Дон», «Волга. XXI век», «Наш современник», «Работница», и др.; в газетах «Литературная Россия», «День литературы», «Новая газета», «Общеписательская литературная газета», «Российский писатель» и др.

А ВРЕМЯ КОСИТ, КОСИТ… 

*   *   *
Равнодушный рассвет заскользил по закрытым глазам,
По ресницам махнул меховой рукавицей.
Но остался закрытым волшебный сезам,
Хоть в замке ковыряем блестящею спицей…
Мишура и огни занавеской из звёзд
Затянули окошко в потёках капели.
А казалось, любовь постучалась всерьёз,
Только сплю, как в берлоге, в уютной постели.
Всё куда-то ушло…
За ковидом, войной…
Жизнь утратила вовсе все яркие краски,
Хоть грохочет вновь джаз за картонной стеной,
И так хочется всё же заботы и ласки.
…Не оборваны струны:
С чужого двора
Всё гитара стенает о юности давней.
Будто  в детские прятки вернулась игра,
Но боюсь не найти за наряженной ставней
Тех сокровищ,
Приснившихся в радужном сне,
Когда годы текли  звонкой струйкой сквозь пальцы 
И хотелось напиться ручьём по весне,
Натянуть ситец неба на гладкие пяльцы —
И ударить, как в бубен, с шаманской слезой,
И поверить в любовь, что стоит на пороге 
И мигает Рождественской первой звездой,
Освещая потерянный след на дороге.

*   *   *
Опять колодца чёрная дыра
Ведёт к звезде, мигающей, как бакен.
И сразу вдруг упала с плеч гора,
Что жечь не надо  вовсе яркий  факел,
Чтоб освещать дорогу к чудесам,
К плетенью строк и бабочек порханью.
Хотя б неделю жить не по часам,
Прислушиваясь к сбитому дыханью!
Но волчьи  вновь почудятся огни
В   плеяде Гончих Псов,
Что мчат по следу.
И жёсткий скрип накатанной лыжни.
И тёмный лес,  что празднует победу.
И по-пластунски тащится трамвай,
К земле прижавшись праздничной и белой.
И лунный диск похож на каравай,
Обкусанный по краю и не целый.
Он дышит ледяной слепящей мглой,
Что беспилотник оттенила птицей,
Чьи крылья небо взрезали пилой,
Что  протыкает город  носом-спицей.
И взрыв петард взлетает, вразнобой. —
Ведь Рождество, и чудо, и свеченье.
И белый снег, как лист, что стал судьбой.
И колокол  выносит к небу пенье…

*   *   *
Песок остывает,
Что тёк между пальцев,
И воздух темнеет, как будто вино.
И снова похожи мы все на скитальцев,
Что ищут своё золотое руно…
Волшебная нить,
Что свивалась из света,
И вязью ложилась на  серый листок,
И как паутинка тянулась из лета,
Запутав в сомненье о таинстве строк.
Ведь всё облетает:
И листья, и годы.
От рыжего солнца порхает зола.
На чёрных носилках небесные своды
Несёт за собою с одышкою  мгла.
Декабрь подступает.
И щёлкают счёты.
И белое с чёрным мешает слеза.
Но мёдом наполнены все ещё соты,
Как камушки в море, промыты глаза.
Их гнойный фонарь на ветру освещает…
И сердце сожмётся: и это пройдёт.
Кукушка замолкла.
Бот спит на причале,
Но ждёшь всё от жизни, как снега, щедрот.

*   *   *
Как бесприютен дней тугих уклад,
Что катят с горки, чтобы кануть в Лету.
И пальцем в небо  — снова невпопад.
Лишь хвост мелькнул от солнечной кометы,
Чуть озарив  предпраздничный мой дом.
И тишина кладёт на плечи руки.
И в горле вырастает снежный ком
О той  последней встрече и разлуке,
Когда уже ничто не изменить…
И снег следы любви засыпал к дому.
И тянется гирлянды звёздной нить,
Всё освещая светом незнакомым.
Иллюзия на счастье так хрупка,
Как шарик с ёлки
Из стекла и блёсток,
Как на доске той школьной
След мелка,
Когда хотелось стать скорее взрослой.
Я выросла.
И снег на пряди сел.
А чуда жду,
Как в детстве том далёком,
Хоть знаю: небо взяло под прицел,
Но всё моргает воспалённым оком.
Слеза бежит:
То изморось, то снег,
Набухшей земляникою тумана.              
Как шарик с ёлки, хрупок человек.
И небо смотрит холодом нагана.

*   *   *
Я всё тянусь к той ниточке из света,
Что прорезает всю ночную мглу.
Как будто хвост от  рухнувшей кометы,
Что превратится через миг в золу.
Я всё тянусь…
Лицо ночами вижу,
Как будто бы склонённое ко мне…
И никого-то не было мне ближе.
Качались тени веток на стене,
Заламывали руки,
Будто в танце…
Звенел трамвай волшебный за окном.
И жизнь блестела, словно в глянце.
Светилась так, как ветки подо льдом.
Закованная в панцирь льда рябина,
Что стала недоступной для синиц…
А журавли все улетели клином,
И в памяти остался след  зарниц,
Когда на запад медленно тянулись,
Курлыкая печально о зиме.
И ветки подо льдом ещё не гнулись,
Вдруг оказавшись в ледяной тюрьме…
Как этот лёд оттаять между нами,
Что клонит  к долу,
Горестно звеня?
Лишь церковь ночь  подсветит куполами.
Качаю свет, как в речке полынья.
    
*   *   *
Печаль летучей мышью
Проскользнёт в тиши,
Крылом заденет плечи,
Сгорбит их устало.
Почудится:
Живёшь в такой глуши,
Что тишина скользит, как опахало.
Мороз лютует жгучий за окном.
Эффект-галó,
Как обруч крутит солнце.
Но праздничен в дожде блестящем дом,
В котором разрисовано оконце.
Мне хорошо среди открытых книг,
Мерцанья голубого монитора.
А жизнь прошла,
Как тот на ряби блик,
И ждёшь другой в конце у коридора.
Но нет, не надо…
Пусть тусклей здесь свет.
И, как осколки, серебрятся льдинки.
Подсвеченных деревьев силуэт
Качается на сказочной картинке, —
Хотя все спят,
И долго, до весны…
Любовь прошла.
В метельных нитях чёлка.
И властен запах срубленной сосны,
Хоть сыплются с неё уже иголки.

*   *   *
Такой сентябрь,
Как чистая слеза.
Пронзительно прощание с рекою.
И на ладонь  садится стрекоза,
Что задержалась,  сердце беспокоя.
Её-то время точно истекло…
Из света дни,  сплетённые, как в сказке.
Щемящее прощальное тепло…
Но знаешь, дело движется к развязке.
И завтра побежит по веткам дождь,
И дни дождём стекают между пальцев.
Порыва ветра вызывают дрожь.
Острее чувство:  здесь мы постояльцы.
Но бабье лето ворожит обман.
И веришь, что любовь не за горами.
Но осень в туче открывает кран,
Что не закрыть озябшими руками.
Но не сегодня.
Это завтра всё.
Так отчего печаль на сердце камнем?
Молчит кукушка.
Не продолжить счёт,
Что растревожил в августе недавнем.

*   *   *
Бабье лето.
Последнее солнце.
День прозрачен, как будто стекло.
И дрожит на ветру волоконце
Одуванчика, чуя тепло.
Так и я вот дрожала,
Вдыхая
Влажный ветер последней любви.
И казалось, не видела края
И что ноги все сбила:  в крови.
Шла и шла по скале, как слепая,
Как лунатик,
Что чувствует свет,
Тот, что осень несёт золотая
Перед тем, как оставить скелет
Стройной липы, склонившейся к клёну,
Шелестящей о нежном, своём,
Не ко времени поздно влюблённой
И поверившей: лучше вдвоём
Уходить в белоснежную зиму,
Где палата и белый халат,
Где пушинкой уносишься мимо
В райским светом пропитанный сад.

*   *   *
А лето всё длится и длится,
Хоть выжжена солнцем трава
И льдом обжигает водица.
Вся  в охряных брызгах листва.
Обманчива, ветрена ласка
Забредшего в гости тепла.
Звенит смех ключами из связки 
И плеском осколков  стекла.
Как  рыба,  что  бьётся на леске, 
Ступаешь по кромке воды.
И  сбита  слезинкою  резкость,
Как  смотришь  сквозь листик слюды.
И парусник, белый, как лебедь,
Скользит по студёной реке.
А сердце взметнётся на гребень —
И рухнет, как птица в пике.

*   *   *
И время, опустевшее давно,
Скрипело, как рассохшиеся доски.
И становилось пусто и темно,
Как будто разошлись, напившись, гости.
Усталость накатила и тоска.
И даже стены холод излучали.
Текли минуты струйкой у виска.
Перевернуть  —  и снова жизнь в начале.
Но так тяжёл в часах песочек был,
Что опрокинуть не хватало силы...
Промозглый ветер продувает тыл.
И я уже, наверно, отлюбила.
Теперь одной стоять на сквозняке.
Смотреть, как птицы улетают клином.
И вслед кричать на птичьем языке,
Что ничего уже непоправимо.
Баюкать в горле, запирая плач.
И уходить в себя с прямой спиною.
И знать, что время кончилось удач,
Но трели соловьиные со мною.

*   *   *
В чёрный шёлк облеклась стрекоза
И зависла над сизой полынью.
И качается, будто слеза,
На ресницах, подкрашенных синью.
Это неба  плеснул лазурит.
Только знаешь, что время прощаться.
И уже под лопаткой болит.
Срок   для птиц  в страны тёплые  мчаться.
Отшумела любовь.
Отцвела.
День последний,
По-летнему щедрый.
От костра вьётся пухом зола,
Будто писем клочки гонит ветром.
Вот и осень…
Щемяще тепло…
Что кружить, стрекоза, над рекою?
День скрипит,
Как под губкой стекло,
И прозрачен, свободного кроя.
От свеченья обуглился куст.
И полощется листьев кострище.
Солнце, красное, словно арбуз,
Расколовшийся над пепелищем.
Сладкий сок,
Что течёт по губам…
Время кровью стекает с ладони.
Жизнь проходит,
Как  весь птичий гам,
Словно удаль солдатской гармони.

*   *   *
Лиловых флоксов пена оседает.
А лилии — как лебеди в реке.
И журавли уже собрались в стаю
И улетают молча, налегке,
Как будто в путь последний провожают
Того, кто чёрной точкой впереди.
И ничего день тёплый не решает,
Когда уже торопишься уйти.
А я застыла, задержав дыханье.
У осени на краешке стою
И всё молю о призрачном свиданье,
Где к берегу прибиться кораблю…
Погас маяк
И больше не мигает…
И знаешь, скоро грянет ледостав.
День стрекозой прозрачной зависает,
Что невзначай садится на рукав…
Спугнуть боюсь.
Хоть знаю: задержалась
Та стрекоза.
И в этом есть печаль…
Пронзительна к денькам ушедшим жалость.
И в ласку солнца кутаюсь, как в шаль.
Уже сентябрь,
Что кличут бабьем летом.
В погоде всё имеет краткий срок.
Последним согреваюсь   мягким светом,
Что молоком стекает между строк,
Чтобы зимой под лампой  проявиться,
Вернуть туда,
Где облетает цвет,
Хоть кормишь с рук постылую синицу
И в рыхлый снег впечатываешь след.

*   *   *
Всё вернулось к началу.
Напрасно мотался клубок.
В наготе ты пришёл,
В наготе ты сплетёшься с корнями.
И взбирается вверх по забору вьюнок.
И сливаются тени с чужими тенями.
День последний у речки  —
И снова цейтнот.
И сбивается в ком покрывало заката,
Розовеет, как будто налившийся плод.
Только знаешь: за всё предназначена плата.
Этот ветер в лицо по-осеннему крут.
Сушит слёзы шершавой и твёрдой рукою,
Промокает глаза,
Словно  мятый лоскут,
Что надушен ментоловым, мятным настоем.
Полной грудью вдохнуть,
Чтобы долго дышать,
Так свободно,
Как в юности только бывает.
И как будто в конце:
Никуда не бежать
И тянуться к фламинго из облачной стаи.

*   *   *
Будто Ледовитый Океан
Расплескал ледовые торосы,
Точно за окном гулял буран
И оставил снежные заносы.
И сугробы сбились над крылом
В мягкие пуховые перины.
На земле остался где-то дом,
Где живу давно без половины.
Отчего же сердце вновь щемит,
Что опять из дома улетаю?
И осадок, будто от обид,
Словно провожаю птичью стаю,
Что уже выстраивалась в клин
И сгущала сумерки печали…
Облако, как белый равелин,
Словно сон, где  всё ещё  в начале.
...Жизнь моя ажурная, как вязь,
Превратилась в ветошь сплошь в прорехах.
И паришь, с землёй теряя связь.
Жизнь летит в погоне за успехом.

*   *   *
И ветер уносит тебя по песчинке.
Любви не осталось,
Лишь горечь разлуки.
И к юности глупой  прощальная жалость.
И в треморе скачут по клавишам руки.
Все звуки с фальшивою нотой веселья,
Что всё впереди и ещё поправимо.
Но раз соловьиной заслушавшись трелью,
Всю жизнь пропустила беззвучную мимо.
Смычки и валторны,
И звуки органа,
Что нотой тревожили грустной и сладкой.
И солнца янтарь без чужого ограна
Манил, зачаровывал странной загадкой.
Как всё пролетело?
И море клокочет,
Рычит и плюётся, взбесившись вдруг пеной.
И только смотреть на него остаётся,
И, кажется, молча смириться с изменой.
Да, жизнь изменяет
С другими, кто краше,
Кто слышит ещё соловьиные трели
В ночи, что черней, беспросветнее сажи.
И жду, что однажды  вернутся  капели.

*   *   *
Дымится звуков пряжа золотая.
Я нить пряду, кручу  веретено.
Спасают песни  от тоски и края,                 
Как будто бы волшебное руно.
Чуток огня, хотя б от сигареты.
А после ветер учудит пожар.
Я снова заплуталась в позднем лете,
Хоть берегу сошедший с неба дар.
На пляже красный флаг с полоской охры.
Рокочет море, гальку теребя.
И пахнет йодом, солью, ветром мокрым.
И вновь грущу, что рядом нет тебя.
И жизнь прошла,
Как камень брошен в омут.
И в шторм не видно на воде кругов.
Лишь гребень пены в  теплую погоду.
И нет вдали привычных берегов.
Круги, круги, как кольца годовые,
Но на воде не сохранить следы.
Любимые, лишь в памяти живые,
Теперь  растят чужие мне сады.
А я всё здесь.
Опять грущу у моря.
И собираю золотой песок.
И не спешу увидеть в коридоре 
Чудесный  свет, как дождь наискосок,
Почти грибной,
Когда сквозь слёзы солнце.
И зарастут могилы все травой.
И наша жизнь  — как нитки волоконце.
И голос в нас всех тех, кто неживой.

*   *   *
Под потолком метался шмель, 
Как будто дух печали,
Дорога — от дождей кисель.
И осень — не в начале.
Но шмель всё жил
И ждал тепла,
Что будет бабье лето,
Что не накроет скоро мгла…
И в доме много света,
И в вазе срезанный цветок
Стоит и пахнет дивно,
Хотя и  веет  ветерок
Из форточки противный.
Молол  шмель в доме тишину
И сердце рвал на части,
Напоминая про весну, 
Когда бурлили страсти.
Жужжал, кружил у батарей
И скорбно бился в стёкла.
И снег, как пух от тополей,
Притягивали вётлы.
Снег таял прямо на окне
И был похож на слёзы.
И тень скользила по стене,
Как шапочка мимозы.
И шмель боялся вдруг уснуть
И не очнуться в зиму.
И сердце съёжилось, как ртуть,
Что всё непоправимо.

*   *   *
Лицо вверх к небу поднимал
Луны кружок из чрева мрака,
Голубоватый, как опал,
Стоял над теменью барака.
Летучей мышью висла ночь,
Крылом мохнатым щекотала,
И липла к пальцам, словно скотч,
Стирала слёзы опахалом,
Ещё по-летнему тепла.
И от свеченья шла тревога:
Как лабиринт, где зеркала
Скрывали к выходу дорогу.
Старуха мёрзла на крыльце,
Как лес, застывший чёрной глыбой.
Блик на морщинистом лице 
Скользил и бился в сетке рыбой.

*   *   *
Зачем живёшь ты в памяти ладоней?
И почему с тобою говорю
Я в тихий вечер,
Когда сердце стонет,
И лунный свет подобен янтарю,
Что море ночи  вышвырнуло в окна
С волной холодной 
И шлифует свет...
Любовь прошла...
Из речки полноводной
Стал ручеёк —
Вот-вот сойдёт на нет.
Зачем тревожить сон,
Цветной и рваный,
На бред похожий, 
Где с тобой вдвоём?
И в голове плывёт всё от дурмана.
Огни слезятся, глядя в окоём.
Лицо твоё рябит, как отраженье,
Что робкий ветер прогоняет прочь.
И это незаметное движенье  —
Как будто двери раздвигает ночь,
Чтоб свет впустить,
Пусть лунный, серебристый,
Блестящий, словно рыбы чешуя…
На этой ряби вспыхивают искры
Короткого  земного  бытия.

*   *   *
Блеснула рыба в глубине,
Как зеркало, и ослепила,
Как озаренье, что во сне,
От света,  что горит вполсилы.
Хвостом вильнула, ускользнув
Меж стеблей лилий и кувшинок.
И сердце-камень,
Мягкий туф,      
Как на батуте из пружинок:
Подскачет вверх  — и снова вниз...
Любовь  казалась неземною.
Жизнь осветила, как  карниз  —
Вдруг для прогулок под луною.
Бреду лунатиком на свет,
Слепящий  зыбкой  амальгамой.
Любимый вижу силуэт.
И пахнет илом, топью, драмой.

*   *   *
Разве стану тебя упрекать,
Что моё всё исколото сердце?
Всем казался мне, милый, под стать,
Но захлопнута в прошлое дверца.
Постучусь —
Но замрут за стеной.
И в глазок поглядят тёмным оком.
И накроет тяжёлой волной,
И ударит до судорог током.
Звякнешь цепью,
Не снимешь крючок, 
Что на душу накинул в смятенье.
…И пиликает   время,  наивный сверчок,
И готовит от  боли забвенье.
Смолкла скрипка.
Что проку скорбеть?
Плеск воды, омывающей ноги.
Певчий дрозд,
Что на жёрдочке клеть
Обживает,
Забыв про дороги.
Льётся лучик из прорванных туч.
Душен день, облепляет, как тина.
И скрипичный к душе твоей  ключ
Подберёт  ли твоя половина?
А душа не смирилась,
Хоть плач,
Всё скользит по волшебному свету.
И кидаю о стенку 
Я мяч,
И ловлю как удар от ответа.

*   *   *
Так и жизнь пролетит на потребу
Этой дудке трухлявой, родной.
Смотрит холодно синее небо…
Тёмный лес  протянулся стеной.
Только где-то в глубинах чащобы
Вторит дудке моей соловей.
Жму на дырочки…
Что за хвороба? —
Свет ловить сквозь сплетенье ветвей.
Что за дар мне достался в наследство?
Что за яд в моей крови течёт?
Помидоры растят по соседству
И годам не ведут скорбный  счёт.   
Это мне лишь забава стучаться
К той беде,
Что стоит на борту.
И на воду глядеть,
И прощаться,
Птичьи трели ловя на лету…
Потянусь,
Покачнусь —
Накренится
Эта лодка  — и хлынет вода.
Морщит время счастливые лица.
И гудят на ветру провода. —
Словно пальцы коснулись органа,
И погладили, пробуя звук.
Жизнь – мираж, что блестит из тумана,
И стихи— как спасательный круг.

*   *   *
Теперь всё реже говорю с тобой,
Хоть освещаешь  путь в ночи по краю.
И дни летят опавшею листвой.
Так много их,
Что сбились ветром в стаю.
Совета, мама, больше не прошу.
И только постоянно сожалею.
Я собираю, будто анашу, 
Слова в стихи.
Твоей тоской болею…
Свой странный дар зачем передала?
Оставила одну с дурманом сладким.
По ком звонят  в тиши колокола,
Когда сижу и плачу над тетрадкой?
Такой густой и мелодичный звон. —
Так, помнишь, камень бросив в Херсонесе,
Там колокол звучал,
Как будто гонг. 
О скалы билось море в пьяной спеси.
Летела пена, розовел закат,
Как персик, наливаясь райским соком.
Там плечи были темный шоколад,
Но думала о вечном, о высоком.
Теперь другие стали времена.
Не чайки, беспилотники летают.
Дрейфуют мины.
И не видно дна.
И взгляды – как медузы обжигают.              
Их вышвырнет волною  — исчезать.
А я грущу, смотрю в  речную воду,
Что снова начинает прибывать.
И неизбежен холод небосвода.

*   *   *
Дождь идёт и не споткнётся.
Топчет  травы, к долу гнёт.
Ветру буйному неймётся:
Зелень яблок с веток рвёт. —
И стучат по старой крыше
Канонадой в тьме ночи.
И притихли в страхе мыши,
Пряча нос за кирпичи.
Пляшет дождь  на платье груши,
Что шуршало среди тьмы 
И разбрызгивало лужи,
И стекает  с бахромы.
И смешно немеют пальцы.
Жизнь почти уже прошла.
И глядит на постояльцев
Та, с косой, из-за угла.
Всё проходит…
Дождь, и ветер,
И июльский душный зной…
Вот и милый не ответил,
Что грозился стать стеной…
Звякнет ржавая калитка.
Я  как  столбик пыли в дождь…
Рожки высунет улитка —
Ей лафа, сплошной балдёж.
Жизнь прошла —
А я улиткой
Душу в панцирь вновь втяну.
По стеклу течёт дождь ниткой
И спешит к веретену.

*   *   *
Отчего нынче дождик так звонок?
Будто бабочка бьётся в окно.
Заливается чей-то ребёнок.
На стене потемнело пятно.
И вдали громовые раскаты
Приближаются, будто война.
И пронзительней чувство утраты. —
Захлестнуло, как в море волна.
Ветер воздух стрижёт между вишен.
И ерошит вихры у травы.
И скребутся нахальные мыши,
Хитрым глазом кося из дыры: 
Не оставили ль вкусной наживы?
В такт шагам  половицы скрипят.
Мне всё кажется:
Близкие живы 
И в соседней здесь комнате спят.
Скоро выйдут к вечернему чаю… —
И тогда расскажу обо всём,
Прокричу, что души в них не чаю,
Что сечёт  дождь шальной окоём.                
…Но опять лишь пригрезилось чудо,
Хоть  до встречи остался пустяк.
…Робко звякнула в кухне посуда.
Или это  обычный сквозняк?
Или бог, стерегущий здесь душу
И готовящий лёгкий отлёт?
И уже почему-то не трушу,
А гляжу, как деревья он гнёт.

*   *   *
Пчелиный день гудит в июльском зное.
И бабочки порхают на ветру.
Я сердце всё  своё не  успокою,
По мшистому гуляя здесь ковру.
…Стучат весь день.—
Таджики строят терем,
Там, где стояла дача на бугре.
Ревёт пила в капкан зажатым зверем.
И дерево свалили на горе,
Что помнило и бабушку, и деда,
И маму с папой. —
Будто ухнул взрыв,
На миг обжёг глаза каскадом света,
Волной ударной с головой накрыв.
Здесь все следы  безмолвно потерялись
В траве густой,
Что встала в полный рост.
А в детстве, помню, тишины боялись.
И наведён был через речку мост,
Что так качался над пролётом с лодкой…
Я так идти страшилась над рекой…
Теперь по кочкам и камням – походкой,
Как по мосту,
Держась одной рукой
За те кусты,
Что берег заселили,
Там, где  была песчаная коса.
И ноги утопают в вязком иле…
Но всё звучат родные голоса. —
Как будто эхо по реке разносит
Через года, где девочкой была.
А время косит, косит, косит…
В траве блеснёт, кольнув, тех дней игла.

*   *   *
Снова день прозрачен, как  слеза,
Хоть и дует с севера ветрило.
Тучи разогнал на три часа.
Стало всё по-прежнему мне мило.
Истончилось лето,
Словно нить
С  бусами, пронизанными светом.
На груди любила теребить
Камушки, задумавшись с ответом…
Раскатились бусины в траве…
Не собрать…
Держу остаток нитки —
Три денька…
И мысли в голове,
Что блеснут, как золотые слитки.
Хоть ищу,
Но знаю: не собрать.
Лишь хранить три бусины в стакане.
Я б хотела этот свет вобрать,
Чтобы трогать бережно все грани.

*   *   *
В чёрном бархате горбится шмель
Над ромашкой, что треплется ветром.
Этот яблочный цвет, что метель.
Облетают деньки незаметно.
Облетают душистым кустом, 
Промотав столько зим, столько вёсен.
Я как  птица,
Что в небе крестом,
Всё к отлёту готовится в осень.
Вислоухая скорбная тень
Залегла серым мхом на дороге.
Этот солнечный, призрачный день
Омывает, как море, мне ноги.
По ковру серой тенью иду.
Знойным солнцем любовь за плечами.
Твоё имя как будто в бреду
Повторяю все дни и ночами…
Отшумела любовь, как жасмин…
И дрожит майский цвет на дороге.
И всё больше метельных седин.
Вот и старость скрипит на пороге. —
Не пущу, убегу по ковру
Своей тени, безвольной и сирой…
Не пришлась к твоему я двору,
Но питаюсь волшебною силой
Той воды,
Что уже утекла.
Этот свет — как в затылок осколок.—
От него расступается мгла,
Хоть похож  он на блеск от иголок.

©    Галина Таланова