Вера ДОРОШИНА
г. Пенза

Родилась в 1979 году в Пензе. Там же закончила отделение журналистики филологического факультета государственного педагогического университета им. В. Г. Белинского. Автор нескольких книг стихов («Начало дня», «Двери метафор», «В поисках лада», «Слова на ветру» и др.). Печаталась в местных и региональных СМИ, в литературных журналах и альманахах «Сура», «Перископ», «ЛИФФТ», «Симбирскъ», «EDITA» (Германия). Является одним их соредакторов альманаха «Рой». Работает коммерческим писателем, редактором. 

В СКЛАДКАХ ГЛУБИННОЙ ТЕНИ

ПАСХАЛЬНОЕ
Мой ветхий человек угрюм и насторожен,
пересыпает дней опавшую листву.
Но тот, совсем другой, уже горит под кожей
и полыхнёт, когда его я назову

по имени, когда вчерашнее молчанье
проклюнется на свет как первородный крик,
он встанет в полный рост, и прост, и беспечален,
мой новый человек во мне заговорит.

*   *   *
        Время вспахано плугом, и роза землею была. 
                                                    О. Мандельштам

Всё то, на что не надышаться
и от чего не убежать,
черёмух этих и акаций
сомнительная благодать
ложится в тёплые ладони —
неловкий пепел, лепестки.
Заложники какой погони,
мы отдыхаем у реки
времён, пускающих по кругу
густой бульон летейских вод?
И роза, вспаханная плугом,
к утру, должно быть, оживёт.
В раю цветущем, краткосрочном
дыханье всласть переведи
и не смотри за край полночный,
что распускается в груди.

*   *   *
Я не о травмах, а снова о травах,
в полынную горечь нырнув с головой.
Сквозь репешка и кипрея заставу
дышит в лицо, обжигая, покой.

Что за повестка у облачной тверди?
Верно, не хватит затверженных слов.
Колют колени аз-буки-веди,
брызжет строкой земляничная кровь.

Сыплет за ворот половой и остью
Морок в муку перемолотых лет.
Как их забыть и за плечи забросить —
донник, бессмертник, шалфей, бересклет?

*   *   *
О мельницах, о банках, о стрекозах
ведём неторопливый разговор,
покуда лето пряно и пастозно
и липовой пыльцой засыпан двор,

ладони погружаем в разнотравье,
в ликующую ягодную плоть,
а смысл искать — забытая забава,
важнее просто грядки прополоть,

потом бродить тропинками лесными,
ручей ли, речку ль выменяв на речь
и на воде вычитывая имя
всему тому, чего не уберечь.

*   *   *
Проживаем друг друга
из года в год,
каждый сустав позвоночный
перебирая как чётки,
стёртые в жерновах
дня и ночи.

Посыпаемся по звонку,
просыпаемся радостью,
болью, скукой,
словами солёными,
минералами
в почву,
в холодный мох.

В мочку уха как ни целуй —
несбыточно возвращение
в ракушку смешного тела.

И смотри —
в никуда из ниоткуда
приходят растения —
самые честные
вестники перемен,
быстротечные изумруды.

ПОГРАНИЧНОЕ
Мы пойманы бреднем слепого дождя
на пыльной жаровне асфальта.
И влажное солнце, волнуясь, дрожа,
вливается радужной смальтой

в воронки жарой иссушённых зрачков,
в предсердья и полые вены.
Колышется, дышит цветистый покров.
Мы — в центре вертящейся сцены.

Мы пойманы бредом желаний слепых
в клокочущем жерле иллюзий.
Ты чувствуешь — время стучится под дых?
Вдохни — и откроются шлюзы

сознанья, пронзённого летним дождём,
предчувствием непостоянства
(что было, что есть, что случится потом?).
Размыты границы пространства,

границы того, что казалось судьбой,
что сутью и смыслом казалось.
Мы стали свободны — самими собой —
на каплю, на самую малость.
                                          
*   *   *
Между вещью и именем я лежу,
ни орёл, ни решка,
ни звезда, ни навозный жук,
перевёртыш и пересмешник,

сам себя запятнавший свет,
слава богу, не ставший сталью,
я живу, сам собой не спет,
между кухней, работой, спальней,

сумма вывернутых вовне
скальпов, снятых случайно смыслов,
на параде чужих планет
я лежу, сам собою стиснут,

камень-камушек, бел-горюч,
перелатанный голь-алатырь,
между вещью и именем я сгорю,
на скрещенье дорог распятый.

АЛИСА
Таишься в складках глубинной тени
в попытках нащупать имя, 
но там только пыльные местоименья,
оставленные другими,

выходишь из сумрака, мхов портьеры,
сломав алгоритм узора,
на чёрно-белый перрон Люмьеров,
розой в лапу Азора

падаешь, падаешь сквозь века
в бездонный пустой колодец,
и видишь, как собственная рука
тасует эту колоду,

и каждый причудливый новый мир
ссыпается горсткой пепла
под кожу — в пульсацию чёрных дыр
чьего — неизвестно — тела.

*   *   *
кто выкроил меня
из болотной ряски, 
камней-дольменов,
полынной горькой пыльцы,
лихого степного огня,
жадного света полночных фар,
кто из резной шкатулки вынул
Штрауса вальсы, смешал
с дыханием тростниковой флейты,
пением горловым,
барабанным боем,
на тонкой вые петли его созвездий,
а в глаза не смотрит,
говорит, у меня выходные,
наверное, отдыхает

©    Вера Дорошина