Лёля ЭММ
г. Санкт-Петербург

 


«В/о, жила в разных странах, бывший госслужащий, риэлтор, преподаватель, мастер смены и т. д., в настоящий момент живёт в СПб и работает ресторанным поваром.» 


РАССКАЗЫ


САМЫЙ УДИВИТЕЛЬНЫЙ ПОВАР


    Я знала разных поваров: холодных, горячих, этнических, самоучек и профессионалов, русских и не очень.
    И только одного  самого жизнерадостного: Свету.
    Света подрабатывала подменным поваром (заменяла запивших, заболевших и запивших-заболевших основных поваров) в свой единственный выходной.
    По первому звонку на Авито.
    В «ресторан элитной сербской кухни» (где я служила мойщицей 2/2 за тысячу сто ежедневного расчёта) Света пришла заменить Славку-повара, который никак не мог выйти из празднования тридцатилетия.
    Повара обычно не опускались до бесед с мойщицами, но ― не Света. Потому что на основной работе (кафе при автосалоне) она трудилась поваром и мойщицей одновременно. И ещё поваром раздачи, корневщицей и грузчиком. За две тысячи триста в смену.
    Найти такой клад (за столь не большие деньги) хозяйке бизнеса помогло Светино молдавское гражданство.
    Наплыва клиентов в сербском ресторане не было совсем и мы мило беседовали об о всём: о ценах, о работах, о погоде, о Питере. И к концу смены дошли до сокровенного: дети. Мои дети ― Алиса, тосковали и видели мать либо спящей, либо уходящей на мойки. И, как следствие, находилась в глубокой декабрьской депрессии.
    (В свободное от сербского ресторана время я мыла подвальчик―кулинарию за девятьсот рублей смена с местами общего пользования и ежесменным расчётом.)
    ― Знаешь, Свет, она совсем одна. Учится и читает что-то. Ей так тоскливо! ― сказала я.
    ― Госсссподи! ― сказала жизнерадостная Света, ― нашла проблему. Заведи ей кота. И сама порадуешься. Ты любишь котиков?
    Я очень любила котиков, всю жизнь.
    И Света рассказала про своего Ваську. Толстый, полосатый, весёлый ― радость на лапках. А Юрик как любит! И они вдвоём ждут Свету из кафе.
    ― А взяли мы Ваську на помойке ― страшнющего! Его собаки порвали, больной был всем чем можно, ― эмоционально рассказывала Света, ― хозяйка квартирная была против, но я сказала буду за Ваську две тысячи доплачивать, ничего ― согласилась. Подлечили, кастрировали ― красавец теперь. Не озлобился: Юрика любит как, рисуют вместе.
    ― А сколько Юрику Света? ― спросила я.
    ― Семнадцать, ― ответила Света и на минуту помрачнела. Но, потом, опять вернулась в обычное восторженно―радостное состояние.
    Юрик родился с одной лишней хромосомой, там, в молдавском райцентре. Муж и отец устранился от всего ещё до года, и родил новых, здоровых детей с другой женщиной.
    Света разрывалась между работой (поваром и мойщицей) в единственном городском ресторане и Юриком, которого не брали ни в школу, ни в сад. Мать Светы и бабушка Юрика, пока была жива, водила его гулять и говорила:
    ― Не слушай их, Юрик, не слушай. Ты ― не даун, они злые дураки. Ты просто особенный! И мы тебя очень любим.
    Бабушка умерла и некому стало говорить Юрику, что он особенный и водить гулять. Один Юрик гулять не мог, его обижали.
    Он сидел в пустой квартире и рисовал.
    ― Мама, сделай так, чтобы я больше не проснулся, пожалуйста! ― однажды попросил Свету Юрик.
    И Света ― сделала.
    Собрала Юрика, вещи и уехала в Питер. Здесь они нашли центр с ежедневным пребыванием для особенных детей и ― всё стало хорошо.
    Съемная квартира рядом, кафе при автосалоне и Васька.
    ― Он у меня умница, уже читает и считает! А как рисует ― Елена Григорьевна из центра его каждый день хвалит! И кушать сам себе греет и Ваську кормит! ― радостно-радостно говорила Света.
    Все мои беды: нарывающие от моющих руки, безденежье, неоплаченные коммунальные в съемной квартире, заброшенная Алиса ― померкли.
    И мне стало страшно стыдно.
    ― Не кисни: всё наладится, ― сказала мне на прощание Света ― самый жизнерадостный повар в Питере, с доходом за смену в две триста и расходами на центр для особенных деток, съемную квартиру, патент и Юрика.
И две тысячи в месяц за Ваську ― отдельно.


    
ПРО БАБУ МАНЮ


    Баба Маня была крайне организованной старушкой ― всё планировала.
    И ― на всякий случай писала.
    Потому что была грамотной (три класса церковно-приходской школы), а память ― уже не та. Совсем девичья стала, хранила только молодость «до шешнадцати».
    Планы-списки баба Маня составляла на год, потом на месяц, а потом разбивала по дням. Удобно ведь!
    Девятого сентября годичный план закончился досрочно: пятилетку в три года.
    Пенсия была получена, картошка скопана, Витька-зять закодирован, за внучаток в институте заплачено ― всё хорошо, только делать нечего.
    Оставался последний пункт: «помереть красиво», но он был назначен на Покров ― чтобы торжественнее и все запомнили.
    После Покрова помирать не красиво, да и трудности окружающим ― земля на кладбище замёрзнет, долбать надо. И вообще, неизвестно, как Витька-зять Покров переживёт, вдруг раскодируется как в прошлом году. Одни хлопоты!Организованная баба Маня села за стол, согнав со стула Рыжика и стала набрасывать подпункты к «помереть красиво».
    На последний месяц получилось удивительно много дел!
    С курами было ясно ― на тушёнку и выслать её внучаткам в общежитие.
    Завещание на хату готово; всё Свете-бедолажке, живёт с Витькой ― мучается.
    А вот что, например, делать с Рыжиком? Хороший, молодой кот, мышей ловит, муркает. Внучаткам в общежитие не отдашь, Свете в однокомнатной Витьки хватает, кому?
    И ещё ― со смертным узлом трудности: тапки клетчатые моль съела, платье синтетическое, правда, не тронула ― но не лезет оно на бабу Маню. Теснит в груди и ниже. Как она в тесном платье лежать будет? Что люди то скажут?
    С поминальным обедом ― не пойми что.
    Если в ресторане делать, на гроб самый простенький останется, если дома ― дешевле, хороший гроб выйдет. Но ― Свету жалко, убьётся готовивши, да и водку при Витьке хранить боязно!
    Написав план (1. Кури, 2. Рыжык, 3. Вузел, 4. Абет) баба Маня приступила к его немедленной реализации ― пошла в универмаг.
    За тапками и расшить платье.
    По дороге назад, пешком всё-таки, утомилась и села на лавку в начале своей улицы, у бывшего дома Матвеевны, учительницы.
    Матвеевна померла ещё весной, до Пасхи, дом достался племянникам.
    Села, опёрлась на палочку и стала горестно думать «Что ж делать с Рыжиком? Пропадёт ведь в сараях при закрытой хате».
    В палисаде Матвеевниной хаты копалась молодая женщина, а во дворе мыл машину мужчина.
    «Купили хату-то, задарма наверное. Хата никудышняя, не в пример моей, мою Света хорошо продаст», подумала баба Маня.
    ― Бабушка, вам плохо? ― на не местном языке, чисто по-русски, из палисада спросила женщина.
    Баба Маня перешедшая от жалостливых мыслей о Рыжике к подсчёту наличной водки на поминальный обед очнулась, и спросила:
    ― Мне? Мне ― хорошо. А вы хату эту купили? Новые хазяева будете?
    Женщина подошла к забору из ветхого штафетника, ближе к бабе Мане, и радостно сказала:
    ― Да! Мы купили этот чудесный дом! Я ― Таня, а там мой муж Лёша. Вы наша соседка? Как вас зовут?
    ― Баба Маня, ― сказала баба Маня.
    А про себя подумала «Городские, облапошили Матвеенины племянники, гнилушку продали».
    И тут же спросила городскую Таню:
    ― А вас кот есть? В хате без кота никак ― мыши по головам пойдуть.
    Таня оживлённо стала говорить:
    ― Пока нету, но хотим. И собачку Лёша бы взял, небольшую такую. А что у кого-то есть котёнок?
    Баба Маня поджала губы и поднялась с лавки опираясь на палочку.
    ― Я вам готового кота отдам. Рыжика. Хорошего. Щас принесу.
    ― Ой, бабушка Маня, не надо! А сами то вы как без кота? ― стала радостно щебетать городская Таня.
    Поправляя пакет с новыми тапками баба Маня весело сказала:
    ― Так помирать я буду на Покров. Куда мне кот? Пусть Рыжик вам будет.
    И через полчаса принесла Рыжика в подоле новым, городским владельцам.
    На Покров всё было по бабыманиному плану.
    Кур в тушёнке приехали забрать внучатки.
    Света не убилась готовивши, потому что новорыжикавая хозяйка Таня помогала, водки было в аккурат. А раскодировавшийся Витька пел за столом под баян для Светы «Эти глаза напротив», а для покойной бабы Мани ― «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались».
    Счастливая девяностолетняя баба Маня в новых тапках и не тесном платье лежала в хорошем гробу на самом лучшем месте городского кладбища (благоразумно застолбив его лет двадцать назад).
    И ― радовалась.
    Наверное.

 

СМЕРТЬ КАК ПРАЗДНИК


    Смерть, неважно чья, это ― трагедия.
    Но, иногда ― праздник.
    Большой-большой и очень вкусный праздник.
    И имя ему ― свежина. (Хотя, это даже не смерть хрюшки, я спланированное убийство с особой жестокостью.)
    Предумышленное убийство хрюшки начинается с выбора даты, трогательных прощаний и приглашений.
    Дату выбирают тщательно, исходя из лунной фазы, примет, несъеденной мелкой картошки и переростков-кабачков.
    Хозяин кабанчика, Анатолий Николаевич, накануне завтрашнего забоя уже с полудня не находит себе места. И ― развивает бурную деятельность: точит ножи и топор, застилает веранду газетами, сносит из дома в сарай вёдра и тазы. Переделав все дела ― мечется.
Ужином Анатолий Николаевич кабана уже не кормит, но приходит прощаться и приносит сахарный сироп (по поверью улучшается качество сала и внутренних органов кабанчика).
    Зайдя в сарай с ведёрком сиропа он испытывает крайнюю неловкость и вину; вылив в корыто сироп долго и задумчиво смотрит на пьющего его поросёнка. И, наконец, говорит:
    ― Ну, ты это… Хрюндель, не обижайся!
    Вечером, вырастивший ста пятидесятикилограммового хрюнделя из месячного поросёнка, Анатолий Николаевич впадает в предсвежинную депрессию: без аппетита поужинав он молча читает газеты. Причём старательно обходит статьи о животных и еде. Его в этот вечер особенно интересует политика и международное положение стран, в которые он никогда не поедет. Например, отделение Каталонии, революция в Армении. И всё в мельчайших деталях.
    Никто его от чтения не отвлекает ― не связывается.
    У супруги Анатолия Николаевича наступает пригласительный марафон.
    На свежину зовут всех.
    И очень радуются не званным.
    Супруга сидит у телефона и обзванивает-напоминает родственников (всех степеней родства), коллег (бывших и совсем бывших), друзей и друзей друзей, знакомых и друзей знакомых.
    Соседи приглашаются отдельно ― с недостающими к празднику столами и табуретками в придачу.
    Утро убийства начинается рано.
    Это единственный день в году, когда хозяева будят петуха.
    В начале пятого по двору уже мечется Анатолий Николаевич в национальной одежде белорусского партизана: фуфайка, кепка и кирзовые сапоги.
    И ― нервно ждёт бойца.
    (Боец ― самый важный атрибут свежины, важнее поросёнка. Ремесло это семейное и малораспространённое. Кроме этого, он, правда, больше ничего не умеет делать.)
    Боец непременно запаздывает (чтобы подчеркнуть значимость и вообще ― набить себе цену), но ― приходит. С верёвкой, длинным шилом и особенным ножом. Тоже ― переодетый в партизана.
    Молча пожав друг другу руки они идут в сарай, к будущему покойному.
Там происходит десятиминутная возня сопровождающаяся визгом и хрипом (кабана) и отборным матом (обоих).
    После, из сарая выскакивают боец и Анатолий Николаевич, он быстро, трясущимися руками, срывают пробку у спрятанной бутылки.
    Отпив из горла половинку они уже ведут тематический разговор:
    ― Как ты его! ― говорит успокоившийся Анатолий Николаевич и нюхает корку из кармана фуфайки.
    ― Да что я, вот ты, Николаич, молодец ― за ногу его раз, и всё! ― говорит боец, закуривая.
    ― Да… ― Анатолий Николаевич чувствует себя героем и говорит бойцу ― Вытащить бы его, здоровяку!
    ― Щас, докурю и рванём ― отвечает боец, чувствующий себя ещё большим героем.
    Вытащив огромного кабана из сарая во двор они с чистой совестью приканчивают бутылку, хваля друг друга за подвиг.
    После боец уходит домой ― рассказывать жене какой он молодец и завтракать с самогоном. Когда он, наконец, уснёт, гонец от Николаевича принесёт килограмма три-четыре мяса, завёрнутого в районную газету и бутылку ― и будет благодарить. И клясться недовольной жене, что её муж совсем не алкоголик, а кормилец.
    На смену бойцу приходят зятья: смолить, скрести и мыть покойного.
    Супруга Николаевича (и прочие бабы в доме) всласть посплетничав, сдвигают столы и чистят вёдрами картошку.
    К двенадцати часам кабан превращён в запасные части: лего из внутренностей лежит в тазах и вёдрах, голова заботливо накрыта газетой. Мясо с салом рубится на «дельни» ― гостинец каждому пришедшему с собой. Качество и вес «дельни» зависит от степени родства или дружбы с гостем.
    Когда на Г-образный или П-образный сборный стол выставлены все виды мяса, сала и кровяных блинов, закатки и квашения ― начинают собираться гости. С глазами жителя блокадного Ленинграда и бутылкой водки на пару (с пустыми руками как-то не ловко). Самые совестливые приносят ещё кетчуп―горчицу или зефир―печенье. На худой конец ― газировку.
    Пока хозяйка посыпает отварную картошку укропчиком и режет хлеб, гости, сглатывая слюну, изо всех сил стараются вести светскую беседу. Например, о погоде или урожае картошки. Но, вид и запах жаренного/тушёного мяса, хрустящая корочка на шкварках, печенка в сметане и кровяные блины ― парализуют речевой аппарат.
    Перевоплотившийся из партизана в обычного пенсионера Анатолий Николаевич, наконец, приглашает за стол:
    ― Садимся, гости, садимся! У меня с утра маковой росины во рту не было! ― про выпитую водку он благоразумно забыл ― Валя, Сергей ― вам особое приглашение надо?
    Гости, сталкиваясь и наступая на хвост кошке, рассаживаются по схеме «кто успел ― тот и съел».
    Без приглашения к действию гости-мужчины хватают запотевшие бутылки с водкой и наливают первую. Всем.
    Сегодня пьют все.
    Худеющие, беременные, кодированные, больные.
    И очень-очень хорошо закусывают: избегая хлеба любой свежести и прекрасного гарнира.
    Самый подготовленный из гостей (не ужинал и не обедал накануне) после нескольких кусков вкуснейшей свежины, со слезами на глазах (от ядрёной горчицы) вскоре кричит:
    ― Товарищи! Предлагаю выпить вторую, с тостом: за виновника торжества! Наливайте же!
    (Виновник торжества совсем не покойный кабан, а Николаевич, его вырастивший).
    ― Да, да ― вторят жующие гости ― за Николаевича! Молодец, дай Бог не последний раз собираемся, ― и разливают.
    Чествование растроганного Анатолия Николаевича повторяется ещё несколько раз ― пока сытые и пьяные гости не забудут кто и зачем их сюда позвал.
    После этого гости перестают пить водку синхронно, а разбиваются на группы по интересам. И ведут беседы:
    ― И тут Наташа Королёва и говорит Тарзану… (светская группа);
    ― А Лукашенко сказал: я лично приеду и разберусь….. (политическая группа);
    ― Но, если крем взбивать медленно и капнуть коньяка….(кулинары);
    ― Так вот, Веркина Наташа видела ― к Марице-вдовице ходил Семён, ночами. От него она и родила третьего…. (бытовая группа).
    Тайна отцовства третьего ребёнка Марицы-вдовицы интересна всем присутствующим, и дама, только что рассказывавшая диалог Королёвой и Тарзана с позиции живого свидетеля включается:
    ― Какой Семён? Наш, с третьего этажа? Что ты несёшь, Валя, он алкаш и жене не надо! А Марица ― молодая…
    ― А я с ним пил ― он за сына проставлялся, ― тоже включается местный политик и поклонник Лукашенко, ― раз проставлялся: значит от него.
    ― А тебе лишь бы выпить!
    (Беседа принимает интересный оборот и почти всегда кого-то вызывают: милицию, скорую, пожарных. На худой конец ― газовиков. Если свежина проходит без вызова экстренных служб ― испытывается разочарование, коллективное. Не будет чего вспомнить и рассказать на работе/соседям.)
    Хозяин и хозяйка застолья весь праздник купаются во внимании гостей.
    Хозяйка водит курящих во двор ― смотреть посадки и клумбы, собачку, до которой раньше самой не было дела и даже показывает вязание.
    Хозяин, восхвалённый донельзя и омрачённый быстро допиваемой водкой, вносит из погреба домашние настойки и наливки. Гости восхищённо дегустируют «рябиновку», «смородиновку» и самогонку из забродившего варенья ― до дна.
    К девяти-десяти вечера наступает расставание.
    Каждому уходящему вручается «дельня» (именная, и подписанная на обёрнутой газете ещё по―трезвому) и силой наливается «посошковая».
    Прощаются гости с хозяевами в пороге трогательно.
    Как навсегда.
    А завтрашним утром, выспавшийся и опохмелившийся Анатолий Николаевич, начинает мечтать о новом, маленьком поросёнке.

 

©    Лёля ЭММ
 

Авторизуйтесь, чтобы оставить свой комментарий:

Комментариев:

                                                         Причал

Литературный интернет-альманах 

Ярославского областного отделения СП России

⁠«Надо любить жизнь больше, чем смысл жизни.»  Фёдор Достоевский
Яндекс.Метрика