* * *
Я ничего не помню об отце.
Но мне о нём рассказывала мама.
Вернулся с фронта не сказать, что цел,
Хромым вернулся, но держался прямо.
А что ему стесняться! На войне
Ранение укоротило ногу.
Война пришла не по его вине,
Не по его вине упёрлась в Волгу.
Но по его вине она ушла
В Германию, туда, откуда родом.
И закружили мирные дела,
И радовался он со всем народом.
И появилась новая семья,
Поскольку старой инвалид не нужен.
И как он радовался, что родился я!
И вскоре мама вновь теряет мужа.
Один погиб под бомбами, другой
Всё перенёс, но с поезда бандиты
Столкнули под откос. С больной ногой
Что мог он сделать в этой подлой битве?
Он после дня рожденья моего
Прожить успел всего один лишь месяц.
Всё без войны иначе быть могло:
Не промахнулась, в будущее метясь.
КИНОМЕХАНИК
Никто, я был уверен, не заманит
Меня в деревню даже калачом.
Но — вот я здесь, причём — киномеханик,
И калачи здесь вовсе ни при чём.
Три клуба, три деревни, трижды счастлив
Для них трудиться, жить среди селян.
Быть к их труду, хоть косвенно, причастным,
К полям, лесам и даже — к небесам.
Жил у родни. Со временем родными
Все три деревни стали для меня.
Я обнимался, целовался с ними
Без всякого стесненья среди дня.
А вечерами зазывал любимый
Фильм посмотреть, иначе — план горел.
Индийские в почёте были фильмы,
Ну и — «Чапаев», «Ленин в Октябре».
Киножурнал один — про Хиросиму —
Я, кажется, крутил сто раз подряд.
Никто про то, что подвергал насилью,
Не говорил, хотя и не был рад.
Никто не говорил, смотрели молча
И, вероятно, думали всегда,
Что мир, отцами добытый, непрочен,
А вдруг и к нам — такая же беда.
Снимал я стресс крутым «Танцором диско»,
Но выходили женщины в слезах
И на киномеханика-садиста
Косились... с чертовщинкою в глазах.
ЮНОМУ САМБИСТУ
Сколько раз ты падал и вставал!
Ты бросал, но и тебя бросали.
И катился этот грозный вал,
В мышцах развивая крепость стали.
Развивая в теле и уме
Гибкость, а в душе — стальную волю,
Чтобы твой соперник не сумел
Одержать победу над тобою.
Надо схватки те, что ты провёл,
Оценить дотошнее и строже,
Чтоб однажды, выйдя на ковёр,
Понял ты, что проиграть не сможешь.
* * *
Снова оттепель, песня синицы
Долетает ко мне сквозь фрамугу,
Что открыта, как эта страница
Или сердце надёжному другу.
Что-то в песенке этой знакомо,
Что-то в тёмной душе всколыхнулось.
За окном возле нашего дома
То ли детство моё, то ли юность.
Вот и стихла отрадная песня,
Видно, птаха, допев, улетела.
День за окнами пасмурный, пресный,
Серой мглою набит до предела.
Помню, в детстве в такую погоду
Мне никак не сиделось на месте.
Со стола прихватив бутерброды,
Убегал я на улицу есть их.
Бутерброд — чёрный хлеб с постным маслом
И, конечно же, сдобренный солью.
Как он вкусен! Конечно же, счастлив
Я бывал в те минуты, — не скрою.
И сейчас, вспоминая с улыбкой
Те далёкие, ранние годы,
Я хотел бы сбежать за калитку
В мир, где нет нежеланной погоды.
Убежал бы, да нет той калитки,
И погода желанья не будит
Тротуаром заснежено-хлипким
Поспешить, как тогда, в многолюдье.
ВИДИТ ВИЙ
Каковы у нас паны, таковы и панночки.
Вий — подручный сатаны дарит им подарочки.
Посмотрите, он каков — такова и свита:
Из копыт, хвостов, рогов эта масса свита.
Дарит панночкам любовь, преданность и верность.
Им, глядящим из гробов в чёрную безмерность.
Там они, туда и нас за собою тащат.
Вий открыть не может глаз, Вий глаза таращит.
Не глядите на него, вглубь телеэкрана,
Он давно уже слугой стал у дочки пана.
И ничем другим занять он себя не может,
И глумится наша знать — наши кости гложет.
Панночкам не мы нужны — наша плоть и сила.
Сколько ж их сейчас кружит над святой Россией?!
Сколько их уже внутри, сколько ещё будет?
Как грохочет, как горит ящик словоблудий!..
Видит, видит подлый Вий — любящих державу.
Господи, благослови бить его ораву.
Жизни нет, из дальних стран нам и днём и ночью
Поставляет злобный пан и сынков и дочек.
* * *
Я.А. Храброву
Ветераны войны до конца остаются в строю.
Вот и снова идут по дорогам великой Победы.
И не слякоть окопную, злость на судьбину свою —
Помнят шутки друзей,
матерей и подружек приветы.
Нынче их, ветеранов, по пальцам легко сосчитать.
Вот идут — на груди
яркий блеск орденов и медалей.
Их походка сегодня гораздо скромнее, чем та,
Что была в сорок пятом, —
до Берлина промаршировали.
Не забыть даже нам те победные их марш-броски,
Потому что до нас отголоски войны долетели.
В наших генах и ярость атак,
и в угрюмых полях колоски,
И крапивные щи, и рыданья свинцовых метелей.
Ветераны идут, и у каждого больше наград,
Чем самих в этой горстке
победной дорогой идущих.
Ветераны идут, и я слышу тревожный набат,
Пулемётную дробь
и — как плачут бессмертные души.
В честь Победы — салют, по щеке ветерана слеза
Побежала: и радость и горечь — его непоседы
Всякий раз, когда взгляд устремится всецело назад
И пред ним снова те же дороги великой Победы.
ОТРАЖАТЕЛЬ ВРЕМЁН
Высоко-высоко — нам не видно отсюда —
Над Землёй расположен отражатель времён.
Там и войны и страсти всемирного люда,
Там и Пушкин, и мой пра-пра-правнук рождён.
Высоко над Землёй и народы и страны,
О которых у нас представления нет.
Там они в той же жизни, в трудах постоянных,
Без каких-либо новых забот и примет.
Вот и мы будем там повторять всё сначала,
Век за веком топтаться всё в той же грязи.
Ничего не случится в том мире случайно,
Ничего не изменится с этим в связи.
Вот вам рай, вот вам ад — в общем, что заслужили,
Тем и будем там вечно наслаждаться в веках.
Хорошо ли, не знаю, тем, кто рвал свои жилы,
Тем, кто праведно жил, тем, кто не жил никак.
© Николай Родионов
Авторизуйтесь, чтобы оставить свой комментарий: